— Вон, видишь, парень тащит? А норвежцы бы уже кран подогнали и бригаду грузчиков, — боцман Сергей иронически комментирует российский быт в европейском порту. Дескать, русский матрос и тяжести без посторонней помощи таскает, и кашу из топора сварит. По счастью, в последние годы ее варить почти не приходится: времена, когда брошенные судовладельцами мурманские рыбаки месяцами стояли в Норвегии без зарплаты и денег, чтобы заплатить за портовое обслуживание, — вроде бы ушли в прошлое.

По палубе действительно с грузом железяк проходит матрос. На судне идет ремонт — своими силами. Вот-вот начнется сезон, он у краболовов короткий, до ноября, а потом 30 человек экипажа разбредутся по разным кораблям других компаний до следующей осени.

Киркенес давно стал фактическим «портом приписки» для десятков кораблей под российским флагом, официально, на бумаге, приписанных к Мурманску. Около синего узнаваемого здания судоверфи «Кимек» в несколько рядов стоят корабли с синими бортами — почти все принадлежат крупной российской компании «СЗРК». На пирсе рядом многоэтажные стеллажи с краболовками. Сушатся. Чуть дальше, у разгрузочного терминала, выстроились собственно «рыбаки» — суда, что специализируются на донных породах: треске, пикше, зубатке, палтусе.

Русские моряки появились в Киркенесе в 90‑е. Сейчас их можно встретить едва ли не в каждом автобусе из Мурманска. У родного пирса в последние лет 20 они не швартовались ни разу, да и не предвидится, суда — «незаходные», то есть построены за границей. По приходе в Россию судовладельцу пришлось бы заплатить чудовищные налоги — почти четверть от контрактной стоимости судна, из которых 5% — таможенная пошлина и 18% — НДС. По разным данным, в Мурманске числится от 20 до 120 таких бортов.

Переделанный под краболов траулер «Салацгрива» построен в 89‑м году в СССР, но и он незаходной. Потому что любую запчасть, поставленную на борт за границей, нужно в России растаможить.

— Вот мы поставили американский кран, заплатили за него. А по приходе домой еще раз за него заплатим. Зачем? — интересуется Сергей.

Проблема в том, что за границей ремонтироваться дешевле и быстрее, чем дома. Но после такой починки в родную гавань путь заказан.

— Всё с 90‑х годов идет, когда судоверфи наши перестали работать, — утверждает Сергей.

В крошечном приграничном Киркенесе работает основная рембаза — судоверфь «Кимек», которую, как утверждают рыбаки, строили в том числе на русские деньги. Бизнес рационально вложился в современный норвежский проект, а не в подыхавший отечественный судоремонт. Правда, работают здесь русские слесари, тоже из Мурманска. Норвежцев вызывают только на «иномарки» — новые суда иностранной постройки, где нужно иметь дело с компьютеризированными системами управления.

Судно «Проект‑1», тоже мурманской компании, — как раз такое. Построено на норвежской верфи в 2000 году. Новенький, чистый и сверкающий «Проект‑1» на фоне потертых краболовов выглядит, как городской гость среди деревенских аборигенов.

— Так он еще года под российским флагом не отходил, только купили, — с хохотом объясняет капитан, почему у траулера столь «гламурный» вид.

Андрей Робертович, как церемонно представляют мне капитана, наотрез отказывается называть фамилию — как и предыдущий собеседник. Русские моряки в Норвегии все так же осторожны, что и 20 лет назад. Коллега недавно вспоминал, как в 90‑е тщетно пытался написать о русском флоте у киркенесского пирса. Соотечественники шарахались от него как от огня, опасаясь, что излишняя откровенность может стоить работы.

За работу держатся все так же, хотя былой престиж она потеряла. Средняя зарплата в море — 60 тысяч рублей, что по меркам рабочих профессий в Мурманской области немного. Плюс работа сезонная, и моряк постоянно находится в поиске, на какой борт и в какую компанию завербоваться, меняя шило на мыло.

«Проект‑1» — корабль вроде наших «мартышек» (так называют МРТК — «малый рыболовный траулер с кормовым тралением»). Улов на берег он не тащит, отгружает прямо в море на транспорты. В Киркенесе же только бункеруется и проходит ремонт. Здесь это не хлопотно:

— У них все суда на сервисе, как машина на гарантии. Я когда принимал судно, спросил у прежнего старшего механика, какие могут быть проблемы? Он ответил: «Никаких!» — и вынул три пачки визитных карточек сервис-центров, — делится капитан. — С обслуживанием все просто. Если нужна вода, звоним агенту, приезжает рабочий и заправляет. На такой маленький город два бункеровочных причала. Топливо здесь однозначно лучше. А когда нас российским бункеруют, механики плюются. На него даже в паспортах лепятся такие данные, которые просто несовместимы друг с другом. И — ничего, сертифицировано.

Моряки говорят: норвежское судно по сравнению с русским в обслуживании дороже. Но по удобству и продуманности — не сравнить.

— Вот стоит пароход «Капитан Рогозин» российской постройки. Там на 30 человек три гальюна и три душа. А у нас в каждой каюте. Мелочь, но… — разводит руками Андрей.

В Норвегии, впрочем, своя специфика работы. Если в России рейс «мартышки» длится от 70 суток до 4 месяцев, то здесь больше 20 дней держать людей в море не разрешают профсоюзы. Казалось бы, лишние затраты для судовладельца, но работать на норвежской территории все равно считается выгодным бизнесом. Хотя бы потому, что приход в порт не оборачивается многочисленными «заносами» контролирующим структурам.

— У нас в Мурманске до 15 человек заходят на пароход и чуть ли не друг друга проверяют, — говорит капитан «Проекта». — Здесь тоже проверки, вчера береговая охрана приходила. Осмотрели судно, глянули документы. У них система другая: они должны помогать нам, следить за безопасностью, предупреждать. А наши — штрафовать и наказывать. Плюс дома воды взять — проблема, на причал подключиться — проблема, причальные линии все разбиты. И дорого: сутки стоянки там (в России. — Т. Б.) обойдутся как неделя — здесь.

— Нас разгружают в Киркенесе со скоростью 20 тонн в час, — вторят мужики с краболова. — Дома тоже вроде быстро, но до этого приходят пожарники, ветеринары, портнадзор, пятое-десятое. У норгов тоже санитары, но не такие, как наши. Они температуру рыбы померили, чистоту фабрики проверили — и всё. И вечером нас уже разгрузили. А в Мурманске двое суток нужно ждать. Вот такая разница.

По словам рыбаков, их улов идет, несмотря на санкции, в Россию. Те, кто разгружается на берег, не растаможивают рыбу, а сдают ее в терминал на хранение. Затем фуры везут ее через границу, но не как импорт, а как выловленную в российской экономической зоне. «Мартышкам» проще: они разгружаются в море. В течение года растягивают квоту трески и пикши, чтобы взять побольше неквотируемого прилова. Иначе квота обловится за полгода, и еще 6 месяцев борт просто будет стоять в порту. Так что приходится изворачиваться.

Ловят по обе стороны «линии Путина» — так называют рыбаки линии, определенные недавними изменениями в нормативной базе, хотя договор с норвежцами о разграничении спорных территорий Баренцева моря в 2010‑м подписал бывший тогда президентом Дмитрий Медведев. Эти условные границы идут от мыса Нордкап до юга Медвежьего острова и от севера Медвежки до юга Шпицбергена. Все, что ловится восточнее этих линий, идет в Россию. Всем, что западнее, судовладельцы вправе распоряжаться по своему усмотрению.

По скромным подсчетам, на «незаходных» судах экономика Мурманской области ежегодно теряет до 5 миллиардов рублей. По многочисленным просьбам судовладельцев Росрыболовство разработало законопроект, освобождающий от налогообложения российские рыбацкие суда, построенные, отремонтированные и модернизированные за границей до 1 сентября 2018 года. Амнистию обещают не навсегда, а до 2020‑го. Видимо, к тому времени чиновники полагают наладить судоремонт и судостроение, во что моряки верят с трудом.

Законопроект еще не принят, но этот «подарок» уже оказался сомнительным. Параллельно то же ведомство разработало законопроект, запрещающий нерастаможенным судам промысел в российской экономической зоне. По замыслу два нормативных акта должны вступить в силу одновременно, что относительно логично. Хочешь ловить — легализуйся по амнистии. Но руководитель Росрыболовства Илья Шестаков уже допускает, что налоговая льгота для «незаходных» правительственный фильтр не пройдет. И тогда второй закон будет принят, а вот амнистии не будет. То есть «незаходными» суда станут вдвойне, а выловленная ими рыба, доселе фурами отправлявшаяся в Россию, попадет под санкции, получив статус импорта. Что на фоне предбанкротного состояния мурманских рыбообработчиков совсем грустно.