Этот август пока на удивление тихий. Не то чтобы все хорошо, скорее наоборот. Вот и курс рубля к доллару и евро достиг уровня паники прошлого года. Но никто уже не волнуется. То ли госпропаганда окончательно отбила у людей способность рационально оценивать происходящее. То ли сил на панику не осталось. А может, все просто понимают, что происходящее, конечно же, далеко еще не дно, и дальше будет только хуже. Пожалуй, впервые настолько отчетливо ясно: через год будет еще меньше денег, меньше свободы, зато станет еще больше бюрократического идиотизма. Война тоже, видимо, не прекратится. Война теперь выгодна всем. На ее счет можно списать экономические трудности. Патриотизм — последнее прибежище негодяя. Смысл этой старой истины теперь понятен сполна.

Развязав конфликт едва ли не в географическом центре Европы, выбрав себе в противники самые развитые, богатые и сильные страны мира, Россия поставила себя перед неизбежной необходимостью платить по счетам. Проблемы, на ровном месте созданные за последние полтора года, наслаиваются на старые ошибки, и все вместе это уже запустило катастрофические процессы, по итогам которых не факт, что и на коленях удастся устоять. Беспрецедентное везение, связанное с правлением Владимира Путина, сменяется все более черной полосой. Скорее всего, довольно длинной.

«Да ладно, проживем как-нибудь, — говорят оптимисты из большинства, обычно добавляя: — Пережили же 90-е». Разговоры о возвращении 90-х становятся все более популярными. Особенно в контексте навязанного официозом представления, что якобы это было такое ужасное время, когда все чуть ли не голодали. Что тут сказать? Во-первых, глядя на то, как усатый человечек с походкой милиционера из Баку, одетый в сталинский френч и фуражку, настойчиво предлагает паре испуганных китайцев сфотографироваться с ним «всего за 100 рублей» в 100 шагах от Кремля, становится ясно, что кое-где 90-е никуда и не девались.

Во-вторых, при всех известных сложностях в 90-е существовала масса возможностей, практически недоступных в наши дни. Да, пенсии и зарплаты бюджетников были маленькими и платили их с задержкой. Но зато существовала свобода предпринимательства, и чиновники не издевались над бизнесом так сильно. Инициативные и предприимчивые люди открывали свое дело, ехали челноками за границу, перегоняли машины. Менее рисковые переучивались и шли работать из никому не нужного советского НИИ в фирму или банк. Преподаватели вузов и учителя давали частные уроки, брали гранты у фондов, которые теперь запрещены. Все это приносило небольшой, но достойный доход в валюте. Свобода слова давала работу многим творческим людям: журналистам, писателям, аналитикам, редакторам, дизайнерам. Свободные выборы, многообразие партий и кандидатов, не управляемых из одного кабинета, обеспечивали сезонный заработок не менее многочисленным пиарщикам и политтехнологам. Все это было смело, креативно, весело. И даже такие удары, как августовский дефолт 1998 года, переживались с чувством надежды на лучшее. Сейчас не так.

Свертывание свободы слова, ограничение политической конкуренции, продолжающееся наступление на бизнес, тотальный административный контроль и монополизация, закрытие и изгнание из страны некоммерческих организаций и фондов, объявленных «иностранными агентами», — все это, мягко говоря, не расширяет возможности для дополнительного заработка в условиях нарастающего кризиса. Формой выживания последних лет для многих стало возвращение под государственную крышу, поближе к бюджетным деньгам. Однако по мере падения цен на нефть бюджета будет все меньше, а других вариантов все равно больше уже нет. Едва ли не единственным «теплым» местом остается служба. В 90-е наименее образованные и просто тупые шли работать охранниками — сидишь в каптерке, читаешь дешевую фэнтези про «космическую Русь» и на водку хватает. Хорошо еще погоны иметь и «корочку», тут уже и кормиться можно. Только с кого кормиться, когда бизнес раздавлен, о том у писателей Русского мира не сказано.

Пока что у происходящего наблюдается, пожалуй, только один плюс. Впервые с момента начала нефтяного бума власти всерьез заинтересовались собственным населением. Чем меньше доходов приносят нефтегазовые монополии, тем больше потребности, выражаясь языком Московии XVII века, стричь тяглеца. Налоги на недвижимость и коммунальные платежи выросли повсеместно и по большей части произвольно (от слова «произвол»). Но, по крайней мере, это должно давать рациональный повод начать беречь собственных граждан и пытаться с ними разговаривать не только посредством телезомбирования. Впрочем, вряд ли. Когда это что-либо у нас было продиктовано рациональными мотивами? К тому же до тех пор, пока народ наш остается «великим немым», именно что «народом», а не гражданской нацией, разговаривать с нами на равных вряд ли кто-нибудь станет. Не приходится рассчитывать и на новый полюбовный общественный договор. Хотя политическая наука подсказывает: шанс есть, конечно.