Когда-то Достоевский, глядя на «Мертвого Христа» Гольбейна Младшего, сказал, что это полотно испытывает веру. Потому что крестные муки, чудовищные страдания распятого воплощены художником без всякой пощады зрителя.
Что ж, сегодня Гольбейн, перед которым трепетал русский гений, заодно с Микеланджело, чью великую «Пьету» уже разбивали, был бы беззащитен перед «религиозными чувствами» стад цорионовых.
Главными действующими лицами реальности, ее креаторами в ХХI веке, как в Средневековье, становятся фанатики. Якобы православные. Якобы церковные. Те, кто решает, чему быть, а что подлежит уничтожению. Те, кто берет на себя право говорить от лица добра с исступленной яростью и злобой. В истории погромов произведений искусства — длинный список имен, теологических, политических и прочих, от Савонаролы до Гитлера, больших злодеев и клонов, — и этот список пополнился в субботу.
Пауза — вот то, что хочется обсудить в связи с событиями в Манеже. В этой паузе поместилось все устройство нынешней действительности. Она продолжалась почти двое с половиной суток. Молчал департамент культуры Москвы, которому подведомствен Манеж. Молчало Министерство культуры. Ни одного звука от высоких бюрократов, культурных чиновников, которым надлежало комментировать акт вандализма, уничтожения музейных ценностей, находящихся в собственности государства, до города и мира не дошло ни в воскресенье, когда вокруг Манежа еще бесновался пикет «последователей Энтео», ни в понедельник.
Чего ждал Кибовский, осторожный собиратель оловянных солдатиков? Чего ждало Министерство культуры, обычно не скупящееся на комменты?
Политической воли.
Ее дуновение проходило исподволь — между безликим депутатом Ниловым, решительным сенатором Добрыниным, чемпионом компрометации РПЦ Чаплиным, ведомствами и персонами, — чтобы, как водяной смерч, поднимающийся с поверхности, закрутиться в воронку, полностью поглощающую здравый смысл. Следственный комитет по итогам обращения депутата от ЛДПР принял симметричное решение. Проверить обе стороны.
То есть и ничтожного Цорионова, и прославленного Сидура, жизнь посвятившего художественному противостоянию насилию. Ну и до кучи — руководство Манежа, устраивающее выставки, столь удачно отвлекающие внимание всех и вся от подлинных скорбей повседневности. Кто назначил Бастрыкина царем Соломоном?
Казалось бы, общественный гной, выползающий то на сцену МХТ, то в Манеж, сам себя определивший в обличители богохульства, узурпирует церковные права. Но и церковь безмолвствовала. Чаплин не в счет.
Прописи. Образ Христа живет в литературе, живописи, скульптуре так же, как в Евангелии. Светская культура и религия существуют отдельно. Дух дышит, где хочет, и важна лишь мера таланта. Воспринимать творческий акт как религиозный способен сумасшедший или специально натравленный. Вопрос, что допустимо в искусстве, а что запретно, не может решаться погромами.
Фронтовику Сидуру, прошедшему войну и гонения советского времени, как и его другу, академику Гинзбургу, чья статья «Скульптуры, которых мы не видим» дала название выставке, в страшном сне не привиделось бы происходящее в Манеже. И академику Пиотровскому, который хорошо помнит судьбу облитой серной кислотой эрмитажной «Данаи», естественно, далась формула — «…очередная атака маргинальных сил на права культуры». Атака, которая, по мнению Союза музеев России (единственного, высказавшегося в понедельник), есть «подлинное проявление кощунства, богохульства и оскорбления веры».
Страшный сон, штатный кошмар любого хранителя государственных ценностей теперь — толпы оскорбленных, крушащих экспозиции в столицах и провинции. В качестве лозунгов дня — «Наденем штаны на Давида!», «Закрасим святого Себастьяна!», «Закутаем Богородицу!».
Плебею, вандалу власть — государственная и церковная — дает волю. Делегирует полномочия. Многолетняя безнаказанность субстанции энтео пачкает всех, кто медлит, выжидает, присматривается. Колеблется, как реагировать на происходящее.
Российские музейщики, от которых с ноября по инициативе МВД так своевременно отказывается российская же полиция (музеи должны будут гарантировать охрану произведений искусства своими силами и за серьезные деньги), «удивлены стилем общественной реакции на события — нечеткостью информации, неадекватностью ухмылки, нервозностью тона». Нежные они, музейщики…
А теперь главные вопросы. Откуда погромщик мог знать, что изображено на линогравюрах Сидура, прежде не выставлявшихся? От кого ему, как управляемому роботу, своевременно поступил сигнал?
Qui prodest? Кто врубает ток между одиозной «Божьей волей» и пресловутой политической? И к каким целям направлена эта воля?
Один из самых уважаемых спикеров РПЦ, протоиерей Алексей Уминский, считает, что «…разворачивается вполне продуманная политика, направленная на то, чтоб церковь была не самостоятельной, сплоченной силой, живущей единым пониманием добра и зла. Политика, которая сохраняет внутренний раскол в самой церкви».
Не цорионовы и им подобные решают дело. А те, кто медлит, — в паузе. Мы скоро узнаем, перед чем
