СюжетыПолитика

Сжигание еды стало важнее борьбы с коррупцией

Главный элемент внутриполитической повестки ушел на периферию общественного сознания

Этот материал вышел в номере № 88 от 17 августа 2015
Читать
Главный элемент внутриполитической повестки ушел на периферию общественного сознания

— Недавно «Известия» со ссылкой на МВД написали, что средний размер взятки за последний год увеличился почти в два раза. Они это связали с падением курса рубля. Чему из этого стоит верить?

— Стараюсь, конечно, не комментировать «Известия»… Но, во-первых, недавно вышло постановление Верховного суда, в соответствии с которым в МВД утвердили, что, собственно говоря, следует считать взяткой. И теперь врачи и учителя не попадают под статью о взятке, потому что они не должностные лица. Соответственно, в статистику будут попадать взятки не преподавателям за хорошие оценки, а губернаторам. Понятно, что средняя сумма должна вырасти. Во-вторых, в феврале судебный департамент давал статистику применения статей 290 и 291 УК — о даче и получении взятки. Так вот, у нас получают взяток в два раза меньше, чем дают. Я бы объяснил это так: хватают предпринимателей при передаче денег, а чиновников при этом не трогают.

— Политический фон последних полутора лет как-то повлиял на коррупцию в стране?

— Он совершенно точно не повлиял на ту коррупцию, которую фиксирует МВД. Я прямой связи не вижу между тем, что заявили Путин, Лавров, Песков, и тем, как полицейский берет взятки. Может быть, он как-то повлиял на решения наверху, но мы так мало знаем о них

— А как политические события повлияли на борьбу с коррупцией?

— До начала 2014 года тема противодействия коррупции была топовой в политической повестке. Наверное, самые активные, кто занимается это темой, — это министр Абызов и Открытое правительство. В конце 2013 года создали управление по противодействию коррупции в структуре администрации президента, которое возглавил Олег Плохой. Надо сказать, этому уделялось внимание в государственных медиа. Считалось, что коррупция — наш враг номер один. Но в связи с политическими трендами последних полутора лет эта тема стала третьей. Сначала эмбарго и курс рубля, потом Украина, потом уже вопросы противодействия коррупции.

Рано или поздно антикоррупционная деятельность должна была подвести Россию к применению такой главы Конвенции ООН, как международное сотрудничество. Коррупционеры же используют разные юрисдикции: украли здесь, а там тратят, инвестируют. И чтобы таких деятелей ловить, необходима взаимопомощь между правоохранительными органами. Но понятно, что, если у тебя кругом враги, подход к такому сотрудничеству сильно меняется.

Например, после присоединения Крыма к нам приехала полиция из страны Зимбабве. Их делегация учила русских жить в условиях санкций. Не знаю, чем они там обмениваются, как из дубинки стрелять, наверное. Мы же, читая Конвенцию ООН, представляли в свое время это так: наш полицейский написал своему американскому коллеге: «Мы тут ведем расследование против министра. Есть ли у вас какие-нибудь сведения о нем?» А теперь как-то по-другому международное сотрудничество выглядит…

— Национальный план противодействия коррупции вышел в 2014 году уже в четвертый раз. Он как-нибудь выполняется?

— Тут могу долго рассказывать, потому что вхожу в рабочую группу Открытого правительства, но попробую краткую версию придумать. Национальный план составлен таким образом, что у каждого ведомства есть несколько задач, которые они должны решить. Но, к сожалению, для них никаких численных показателей нет. Это первое. Второе — это то, что коррупция воспринимается самими главами ведомств как какая-то периферийная вещь, которая мешает работе. Есть ведомства, которые к этому серьезно относятся, потому что вовлечены по своей профильной деятельности. Это Минтруда, Минэкономразвития и Министерство по связям с открытым правительством. А все остальные в большей или меньшей степени как-то отчитываются, но в основном мы видим имитацию.

— А сам план — хороший?

— У меня к нему несколько замечаний. Во-первых, он фрагментарный, там нет диагностики существующих проблем. Кому что удалось вставить, тот то и вставил. Второе — гражданское общество упоминается только в одном направлении, а именно в создании атмосферы нетерпимости к коррупции. Общественный контроль полностью исключен. Третье — там написано, что должны сделать, но нет системы мотивации к этому.

— Мы привыкли приводить в пример западный опыт, но зачем странам типа Великобритании планы по противодействию коррупции?

— Для них это очень серьезная проблема. В современном мире, когда компания из твоей страны попадается на подкупе иностранных должностных лиц, то она очень сильно теряет в своей конкурентоспособности, репутация серьезно страдает. Был крупный скандал с British Aerospace по поводу того, как они оружие поставляли. Для тех правительств, которые пытаются сделать национальный бизнес конкурентоспособным, в силу того, что в демократических странах того требуют избиратели, это важно. Уличный полицейский там взяток не берет, а какой-нибудь лорд или парламентарий за изменения в законодательстве вполне может получить пожертвования на ведение избирательной кампании.

— Реформа полиции, пожалуй, самая нашумевшая антикоррупционная мера за последнее время. У нее есть какие-нибудь результаты, оправдала ли она ожидания?

— Там есть элементы, которые в долгосрочной перспективе сыграют позитивную роль. Я сам получал когда-то рассылку: мол, приглашаем вступить в ряды московского ОМОНа. И написано: зарплата 12 тысяч рублей плюс резиновая дубинка. Очевидно, какой контингент на такие условия соглашается. Говорим: давайте поднимем полицейским зарплаты, да и этого недостаточно — нужно вообще изменять подход к службе. Перегруженность полицейских никому ненужной бумажной работой, на каждое действие тебе нужно 33 документа, та самая статистика и палочная система — все это как было, так, увы, и осталось.

— Алексей Навальный выступает за ратификацию 20-й статьи Конвенции ООН. Почему ее так и не принимают?

— Есть формальная причина — потому что говорят, что это противоречит принципу презумпции невиновности. И есть реальная причина: тогда у нас полстраны надо сажать. Сейчас как: если ты в момент передачи взятки не попался, то все, не пойман — не вор. А согласно статье ООН так: даже если тебя не поймали, но потом вдруг у тебя оказались часы, усы, которые ты не можешь объяснить, то тебя можно уголовно преследовать.

Противники ратификации говорят: мы не можем это криминализовать, можем оштрафовать, конфисковать имущество в пользу государства, но признать уголовником не можем. Хорошо, предположим, что это так. Я считаю, что это тоже неплохо. Минтруда месяц назад выпустило инструкцию о том, как применять нормы законодательства, в соответствии с которыми прокуратура, если установит несоответствие доходов и расходов, может изъять то, что как раз им не соответствует. На прошлой неделе эта инструкция впервые была применена. У чиновницы с Дальнего Востока изъяли машину Nissan Qashqai, которую она купила за миллион сто тысяч. Посчитали: ты за три года, подруга, не могла заработать миллион сто тысяч рублей, и поэтому мы машину у тебя отбираем в пользу государства. Такой тестовый выстрел.

— Поговорим немного про «Трансперенси». В апреле вас внесли в список «иностранных агентов». Как живется в новом статусе?

— Мы не признаем, что мы агенты, что мы занимаемся политической деятельностью. Ничего особо не поменялось, кроме того, что теперь еще по судам ходим, по всяким Роскомнадзорам. Бухгалтер, конечно, стонет, потому что отчетности стало больше. Раньше была ежегодная отчетность, сейчас ежеквартальная.

— Что страшного в этой метке? Вам, по сути, нужно просто везде писать, что вы «иностранный агент», и все?

— «Левада-центр» проводил исследование, в котором говорится, что мы в восприятии сограждан — те, кто работает в интересах чужих правительств. Мы считаем, что мы не работаем в интересах чужих правительств, мы и не знаем чужих правительств. У нас приемные есть, в том числе в регионах. В регионах вообще народ более настороженно относится ко всем организациям, тем более к таким, как наша, да еще с иностранным названием. В регионах есть еще органы власти, которых мы то долбим, то, наоборот, обращаемся с какими-то предложениями. Метка «иностранного агента» не помогает где-нибудь в Алтайском крае заниматься раскрытием структуры собственности лесных активов.

Не буду называть контору, но есть в России фонд, который раньше поддерживал наши проекты. После того как нас признали «агентом», они позвонили и говорят, что не могут дать деньги, потому что опасаются сотрудничать с «иноагентом».

В этом и прошлом годах мы хотели вместе с ассоциацией «Голос» попросить избиркомы и кандидатов на выборах, которые будут в сентябре, раскрыть информацию о доходах и имуществе. А теперь не будем этого делать просто по причине того, что это может быть расценено как вмешательство в выборный процесс. Избиратель останется без информации о своих кандидатах.

Яша КАПИТОНОВ —
специально для «Новой»

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow