Мой брат — военный преступник

В основном конкурсе — «Брат Дэян», снятый Бакуром Бакурадзе на сербском языке. Психоделическое экзистенциальное эссе в духе радикального арт-кино от автора «Шультеса» и «Охотника». Подобные высказывания, не заигрывающие со зрителем, именуют нонконформистскими. Но прирожденный философ и меланхолик Бакурадзе, как мне кажется, вообще не склонен к каким-то специальным усилиям, снимает как «слышит».

Рабочее название «Генерал» автор поменял на «Брат Дэян», убрав скандальную политическую подоплеку в подполье фильма. Это повествование о последнем годе жизни бывшего боевого генерала гражданской войны Дэяна Станича (его прототип — генерал Младич, обвиненный в военных преступлениях, на протяжении 15 лет скрывавшийся от гаагского суда и арестованный в селе Лазорево). Впрочем, все параллели с судьбой реального генерала проступают сквозь степенное, подчеркнуто мирное шествие картины далеко не сразу.

Крепкий старик общается с друзьями, в окружении товарищей переезжает с места на место, пока, наконец, не оседает в доме у деда Славко на краю крошечной горной деревеньки… Вроде родственник… Или чей-то давний товарищ. Принимает ванну, обсуждает с бывшими соратниками гипотетическую возможность возвращения в большую политику… Рассматривает свои руки… Временами по телику сообщают о том, что преступный генерал, может, и жив, хотя семья официально сообщила о его смерти, у него и могила есть. Тем не менее розыск решено не прекращать.

Бакурадзе показывает «затаенную», конспиративную жизнь бывшего генерала. Безоценочно. Его опекают, о нем заботятся. Но его удаленность — отдельность от мира, от семьи, от жизни — и есть приговор, приведенный в исполнение. Ссылка в одиночество. Не в уединение, но безнадежную экзистенциальную изоляцию. Исчерченное морщинами значительное лицо актера Марко Николича, в которое внимательно вглядывается камера, «договаривает» то, о чем режиссер умалчивает в начале фильма. В какой-то момент генерал вырывается из-под опеки, заявляясь в столицу, и в людном месте с удовольствием пожирает сэндвич. Рискуя всем, попадая на первые полосы газет и телепрограмм. Он не просто прикасается к живому пульсу жизни — доказывает себе, что он есть. Или долго стоит под окнами своей квартиры, наблюдая за движущейся тенью жены. Долго всматривается в ее лицо. Доказывает себе, что не один. Как тут не вспомнить Достоевского, написавшего о своем страдающем герое: «Он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего».

Бакурадзе пытается влезть в кожу своего отшельника. В начале фильма сам режиссер в убогой комнате в малогабаритке со стареньким теликом и пожухлой мебелью репетирует сцену, вместо генерала тянется к пистолету, потом неловко валится, почти умирает от апокалипсического удара.

Напряжение нагнетается из ничего, из воздуха, история, рассыпанная, как ртуть из градусника, сплавляется из мельчайших крупиц. Словно случайный герой новостной программы постепенно выступает из телевизора — ну да, мы все что-то про него слышали. Но вот он приближается, и в «ньюсмейкере» ты начинаешь обнаруживать человека с чудовищным прошлым, невыносимым настоящим, со своими тупиковыми вопросами, с ощущением отсутствия воздуха.

Сюжет размыт, Дэян практически бездействует. Его лицо, движение, жест — и есть сюжет изменчивости внутреннего состояния, а не иллюстрация неких событий. Бакур Бакурадзе — исследователь новой реальности в кино, во всех своих фильмах более или менее успешно занимается лабораторной работой, пытается очистить изображение от фальши, натужности, искусственности. И в своем новом фильме с помощью камеры погружается в безвоздушное пространство одиночества. Предлагает то же самое сделать зрителю. Непростая задача.

«Брат Дэян» — российско-сербская копродукция. Фильм произведен без государственной поддержки с российской стороны, на деньги частных компаний.

Леопарды настоящего и будущего

Фестиваль Локарно из года в год подтверждает приверженность авторскому кино, отслеживая, как новации превращаются в традиции, а пионеры-первопроходцы становятся учителями для новых искателей, исследователей киноязыка. Бакур Бакурадзе — выпускник мастерской Марлена Хуциева, которого чествует нынешний фестиваль и награждает почетным «Леопардом» за карьеру. В ретроспективном показе его «Бесконечность» (диалог героя со своими воспоминаниями), но центр хуциевской программы — «Застава Ильича», замученный цензурой фильм демонстрируется с вырезанными материалами, черновыми эпизодами. Кинематографу последнего классика шестидесятых, осмысляющего современность как звено непрерывной истории, посвящен круглый стол. А документальный фильм Петра Шепотинника «Марлен Хуциев. Мотор идет!» рассказывает о картине, над которой Хуциев работает с 2003‑го года. В основе его «Невечерней» — разговор Чехова и Толстого, их встречи в больнице в Ялте и Москве. Но, по сути, Хуциев остается верен себе, ставит перед собой ту же задачу, что и полвека назад в «Июльском дожде» и «Заставе Ильича», ту же цель, к которой стремятся современные режиссеры авторского кино: максимально приблизиться к правде среды, характеров, быта. Хуциев давно уже не боится выглядеть старомодным: «Жизнь меня научила, что картины, в которых во главу угла ставится самодовлеющая форма, быстро устаревают и выглядят архаичными. Если опираешься на сущностные вещи, то фильм живет долго».

Говоря о преемственности, не могу не заметить, что в конкурсе студентов киношкол «Леопарды завтрашнего дня» отобрана короткометражка «Восточный рабочий» дебютантов Рината Бекчинтаева и Егора Шевченко. Оба учатся в «Московской школе нового кино», в которой преподает ученик Хуциева Бакур Бакурадзе.

Как и их мастера Дмитрий Мамулия и Бакур Бакурадзе, начинающие режиссеры экспериментируют с манерой повествования. Их двадцатиминутное киноэссе — попытка диалога со зрителем не сюжетными способами, а формальными. Черно-белая графика, много почти статичных крупных планов. Француженка рассказывает человеку за кадром (видимо, следователю) о том, что не улетела в Париж, поменяла билет, гуляла по городу, делала фотографии. Потом фото мужчин в метро. Некоторые — с азиатским разрезом глаз. Потом сцены в общежитии (скорее всего, в общежитии). Француженка и гастарбайтеры. Вроде бы за фотосессию она им хорошо заплатила. Потом избиение одного из них в подземном переходе. Потом тело. И еще долгий крупный план гастарбайтера, видимо, так и не нашедшего счастья и благополучия в столице… А может, все совсем иначе. Подобное пунктир­ное, точнее пуантилистическое, кино зритель сам складывает как пазл из кадров. У каждого на сетчатке сложится своя сюжетная картина. Впрочем, сюжет здесь, как и в фильме Бакурадзе, на десятом месте. Опус Бекчинтаева и Шевченко можно сравнить с инвенцией — маленькой музыкальной пьеской полифонического склада, сложенной в виде незамысловатого контрапункта.

В жюри конкурса «Леопарды завтрашнего дня» работает ученик Марины Разбежкиной документалист Денис Клеблеев, чей удивительный фильм «Странные частицы» покажут во внеконкурсной программе. В фильме, по сущест­ву близком эстетике Бакурадзе, портрет ученого Константина Анатольевича воссоздан, как в его любимой квантовой физике: во взаимодействии микрочастиц, составляющих личность, и мирового пространства. Одно растворяется в другом, а смещение с орбиты привычного заданного движения и есть квантовый скачок. Как на микро, так и на макроуровне это не всегда объяснишь законами ньютоновской физики. Денис Клеблеев просто наблюдает за своим героем, физиком-теоретиком, который едет в летний лагерь следить за порядком и преподавать восемнадцатилетним квантовую механику. Но весь внешний мир с его суетой, с трудностями взросления восемнадцатилетних, которым нудный теоретик мешает веселиться… Все эти узоры как перипетии личной жизни взаимодейст­вуют с его научными размышлениями — так элементарные частицы материи взаимодействуют с потоком энергии. Но для Константина если и существует музыка сфер — то это квантовая механика. Просто не каждый способен ее расслышать.