СюжетыКультура

Большой театр Роберта Конквеста

Умер легендарный исследователь истории Советского Союза

Этот материал вышел в номере № 84 от 7 августа 2015
Читать
Умер легендарный исследователь истории Советского Союза

Роберт Конквест прожил почти столетие, он успел не только написать самую популярную книгу о Большом терроре (каковое понятие введено в обиход им же), но и увидеть доказательства своей правоты. Было два художественных исследования, как Солженицын с присущей ему точностью обозначил жанр, — которые перевернули западное представление о России и в особенности о большевизме. Не случайно «детьми Солженицына» называли себя французские философы, в том числе Глюксманн, избавившиеся от социалистических иллюзий и преодолевшие моду на все левое. Солженицын заставил пересмотреть романтическое отношение к Ленину и сдержанно-доброжелательное — к Сталину, которого уважал сам Черчилль — вы подумайте! — и который все-таки спас мир от фашизма.

Но — сейчас я скажу вещь достаточно рискованную — книга Конквеста представляется мне более принципиальной, в каком-то смысле более значимой, чем «Архипелаг ГУЛАГ».

И влияние ее было глубже, что стало видно только сейчас. Притом что у Конквеста — англо-американского Радзинского, сказал бы я, — было много произвольных цифр, весьма ограниченный доступ к источникам (он пользовался в основном открытыми свидетельствами оттепельной поры да советской прессой тридцатых), эффектные, но не всегда достоверные версии (скажем, он рисовал Николаева — убийцу Кирова — мрачным фанатиком, убежденным антикоммунистом и не сомневался, что Сталин лично готовил убийство). Многое с годами прояснилось, кое-что опровергли, другое уточнили, — но заслуга Конквеста не в том. В отличие от Солженицына — считавшего в конце шестидесятых, что все дело в коммунизме, в людоедской его природе, — Конквест справедливо полагал, что никаким коммунистом Сталин не был, и вообще для нас, большевиков, идеи не фетиш. Величайшее историческое свершение Конквеста заключается в том, что он убедительно доказал: книга о терроре может быть международным бестселлером с многолетним запасом прочности.

Террор — это очень интересно, прямо-таки увлекательно.

Уже при жизни Солженицына стало понятно, что дело не в коммунизме, что одни и те же идеи, попадая на различную национальную почву, приводят к противоположным результатам; что шведское представление о социализме не имеет ничего общего с кампучийским, и в обоих случаях смешно обвинять — или благословлять — Маркса. Россия коммунистическая — или большевистская, или сталинская, назовите как хотите, — была органическим продолжением России царской, прошла тот же круг опричнины, почему и интересовалась так пристально Иваном Грозным и вкусными деталями его правления вроде публичных казней; все значительные государства, у которых вообще наличествовала политическая жизнь, хоть раз да прошли период террора, но одним хватило (как Франции в 1789–1793 гг.), а другим нет. Другие подсели на эту иглу, на эту игру, на Большой театр террора (перекличка «театр» — «террор» часто встречается в русской поэзии, у Пастернака, скажем) и повторяют это представление бесконечно. Оно повторяется и сейчас, потому что для террора ведь не важно, какие у него декорации. Бывают декорации подробные, реалистические, в духе старого МХАТа, чтобы реализмом со сцены так и перло, чтобы кровища настоящая и процессы масштабные; а бывает нынешний постмодерн, минимализм, когда дела рассыпаются на глазах, а декорации разваливаются;

когда отца Ходорковского, уж точно не имеющего никакого отношения к гибели нефтеюганского мэра, можно и нужно тягать на допросы, хотя повод откровенно смехотворен. Поводы-то смехотворны — однако Сенцов и Кольченко сидят по-настоящему. Однако Савченко судят.

Однако любой гражданин России, который не в то время не в том месте перешел улицу, может быть посажен как враг народа, и пришить ему русофобскую агитацию не составит труда. То есть сколь бы ни была смехотворна нынешняя Дума, каким бы зловещим юмором ни были окрашены действия СК по «Боингу» и по «болотному делу», какой бы откровенной ерундой ни были разговоры о киевских фашистах и распятых мальчиках — террор-то реален, карательная-то машина неизменна. Потому что террором называется состояние, когда репрессивная машина ни перед кем не отчитывается, ничем не ограничена и может уничтожить (раздавить, искалечить) любого. Бывает террор коммунистический, а бывает — какая неожиданность, Александр Исаевич, да? — террор при полной легальности «Архипелага», даже при попадании его в школьную программу. И вот это показал Конквест. Он с великолепной наглядностью рассказал именно о том, чем привлекателен террор.

По пунктам.

«Из тела жизнь — как женщина из дому: насильно отнята у одного, она милей становится другому». Невероятная острота бытия описана у Конквеста заразительно, сильно. Мы-то, жившие внутри, знаем, что террор — время духовной провинциальности, когда торжествует лысенковщина вместо науки и бубенновщина вместо искусства; но зачем искусства и наука, когда у тебя каждую ночь — триллер с напряженным прислушиванием к лифту, а каждое утро — счастье, что взяли не тебя? Вот он — театр в жизни, театр для себя! Потом, конечно, прискучивает и это, нужна разрядка в виде оттепели, а дальше можно опять назначать земщину, давать карт-бланш опричнине и брать кого попало. Ведь штука в том, что все эти «Наши», «Хрюши» и прочие няши — конечно, цирк; но чувства-то у них подлинные! Подлинный восторг травли, подлинное садическое наслаждение при виде жертвы! А предлогом для травмы может быть что угодно: идеология террору не нужна, и это тоже показал Конквест.

Конквест показал это с особенным блеском, продемонстрировав тотальную экономическую неэффективность всех сталинских начинаний. Из колхозов разбегаются, индустриализация так и не позволила достигнуть намеченных (и совершенно нереальных) объемов; но как крыса умирает от голода, сутками раздражая в собственном мозгу центр наслаждения, — так и государство в эпоху террора не нуждается ни в качественных продуктах, ни в стабильности, ни в доходе. «Не нужно золота ему», когда террор оно имеет. Потому что садомазохистское наслаждение затмевает нам все прочие, куда более осмысленные удовольствия. Люблю приводить один пример. Отважная «Комсомольская правда» семидесятых — о, какая была газета! Один «Алый парус» чего стоил! — рассказала о том, как «дети в подвале играли в гестапо».

У них был настоящий подвал, они там раздевали девушек (девушки были очень не против) и устраивали с ними игру в пытки. Автор искренне недоумевал: почему же они не записались в кружок? Например, в кружок мягкой игрушки, который работал же буквально напротив? Автору было невдомек, что делать друг из друга мягкую игрушку гораздо интереснее.

Садомазо способно заменить не только любое хобби, но и любую еду. Весь Советский Союз при Сталине играл в эти увлекательные игры, доходя до невероятных высот, например в культуре политического доноса (о, если бы я был историком, какую увлекательную книгу можно было бы написать только об этой культуре! Об анонимках! О наиболее расхожих обвинениях! Конквест ведь показал, что доносили — бескорыстно, что далеко не всегда доносчику доставалась дача оболганного соседа или его, допустим, должность. Наслаждение в ином — в сознательном, осознанном падении, в служении дьяволу, в черной мессе). Книга Конквеста была посвящена вовсе не идеологическим разоблачениям, что главное: в идеологии-то русского «социализма» было много полезного и здравого, прямо наследующего Просвещению, просто дела до этой идеологии не было никому. Конквест показал, как вся страна увлеченно играла в самую интересную игру: в ней были интриги (и сталинские интриги он описывал смачно, ярко, детально), подлость, восторг падения, непредсказуемость, жестокость, весь Светоний и весь Шекспир. Да, пожалуй, Конквест именно Светоний советской истории — как говорила Ахматова, жизнь двора лучше всех знают повара. «Большой террор» — это внеидеологическая история советского проекта, история греховных наслаждений; и величие книги вовсе не в том, что она всему миру открыла глаза на масштаб советских преступлений. Величие в том, что она объяснила их природу — и в том числе природу всего, что происходит в России сейчас.

Коммунисты, которые травят Чубайса, и Чубайс, который ходит по лезвию; единороссы, которые травят Машу Гайдар, и Маша Гайдар, которая принимает украинское гражданство; газета «Культура», доносящая на журфак, и журфак, отбивающийся от газеты «Культура», — все одинаково увлеченно играют в эту игру, потому что ничего другого давно не умеют!

Потому что эти постельные кувыркания с кровью, наручниками и эротической асфиксией избавляют нас всех от необходимости думать, развиваться и работать; и я не знаю, как можно соскочить с этой иглы. Рим, например, так с нее и не соскочил.

Разглядеть все это можно было только со стороны. Сработало то, что Конквест — поэт, прозаик, вообще художник; сработало и то, что Конквест смотрел из Англии и Штатов. Сейчас в Свердловской области запретили книгу Бивора «Вторая мировая война» и книги под редакцией Кигана: почему? Только потому, что они не транслируют единственно правильный, современный российский взгляд на войну? (Нынешняя РПЦ тоже демонстрирует все тот же садомазохистский подход, говоря о… пользе войн!) Нет: потому, что именно сторонний взгляд бесстрашно вычленяет главное. Книгу Конквеста самое время запретить снова. Потому что мораль этой книги ужасна: виновато — не советское.

Может быть, русское? Может, придется дойти и до такой русофобии? Но как тогда быть с тем, что людям во все времена интересней всего читать именно про террор, пытки и насилие?

Может, просто люди во всем мире научились отвлекаться на что-то другое — и только Россия никак не может придумать ничего интереснее Большого террора, и даже айфон не может отвлечь ее от клеветы, доносов, обысков, сладострастного рабского визга и лобзания сапога?

Но это ведь и в самом деле очень интересно, так что подите-ка вы со своим айфоном. Мы долго еще от этого не избавимся, потому что иначе придется работать. А какая же работа заменит пытку, особенно если пытают не тебя?

Вот что показал миру Конквест. И вот почему его книга не вызывает никакого интереса в России с перестроечных времен.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow