— Что вы увидели, вернувшись в страну через три месяца?

— Все грустно улыбаются, понимая: чтобы вернуться в то состояние дел до полудня 25 апреля, должно пройти лет 10–15. Все это принимают со смирением. Сейчас поступают массивные транши с разных сторон. Вот я вчера летел Swiss Air, открываю карту бортового журнала, а на ней сноска: «Помогите жертвам землетрясения в Непале». Потоки помощи большие, но для непальцев важно осознавать, и они начинают это делать, что в мире много других проблем. И им надо учиться выживать и восстанавливаться собственными силами. Наша команда Гималайского клуба: Анк Дау, шерпа; водитель-спасатель-охранитель Бикаш Адикари и я совершили несколько интенсивных выездов, чтобы помочь людям, которым наметили помочь. Это были тяжелые выезды. В Непале начался муссон: ситуация усугубляется оползнями. До середины сентября все будет хуже и хуже. И придется разгребать еще и последствия муссонов — все, что разрушено, сейчас еще и смывает. Серьезные работы откладываются. Стоит изнуряющая жара, дороги размыты. Джип наш без конца застревал, ночевали на обочинах. Но духи добра, как говорится, были к нам благосклонны. Мы достигали самых пострадавших районов: Горкха, Лангтанг, Синдхупалчок, помогли восстанавливать разрушенные дома друзей. Школе для глухонемых детей оказали посильную помощь. И сиротскому приюту у подножия монастыря Копан тоже. Ведь самые незащищенные — старики и дети.

— Дети не учатся?

— Проблема с нарушением режима вторична по сравнению с тем, чтобы детей уберечь от холеры и обломков. Ну пропустят какое-то время. Это же форс-мажор!

— До муссонов непальцы успели много сделать?

— Разгрести обломки успели. Жара ведь началась. Запахи разложения ужасные, не всех людей, а тем более животных удалось извлечь. А это может вызвать и холеру, и любую эпидемию.

— Где живут те, у кого дома разрушены?

— Во временных приютах из пленки и брезента. Кого могут, родственники привечают.

— Что все-таки привело к этому страшному землетрясению?

— Год назад, 16 апреля, произошла очередная катастрофа на Эвересте, и два десятка человек в одночасье покинули этот мир. Я находился рядом с этим местом, а потом смотрел на костры по берегам реки Дуд Коши, когда шла кремация. Некоторых из погибших я знал, они работали с нами в экспедициях. Я обращался к альпинистскому сообществу: «Подержите гору под паром!» Помните, у Владимира Семеновича: «Кто сказал, что земля умерла? Нет, она затаилась на время» — но гору закрыли всего на полсезона. А потом, наоборот, чтобы привлечь людей, понизили ставки, понимая, что небогатому Непалу Эверест и другие восьмитысячники дают значительную финансовую подпитку. Но какой ценой! На вершине Эвереста происходят немыслимые соревнования — кто быстрее, кто дольше всего выдержит на вершине без кислорода, самый юный восходящий, самый пожилой. Ну это еще ладно, вроде как приключенческий спорт.

Но ведь дело дошло до стриптиза! А с непальского языка Сагармата переводится, как «мать, богиня гор». Уместно ли здесь стриптиз устраивать? Недавно был случай на четырехтысячнике Кинабалу. Это высшая точка Борнео. Группа европейцев вела себя там без всякого уважения к духу гор, а в довершение еще и разделись догола. На обратном пути — землетрясение. Их внизу приняли малайзийские власти и сказали: «Ребята, вы рассердили гору, у нас жертвы». Я не эзотерик, не склонен к мистификациям, но представители и индуизма, и буддизма, и религии бон говорили мне, что мы гневим духов гор.

— Но возможно ли землетрясение связывать со столь эфемерным убеждением?

— Сложно, тем не менее оно очень прочно в сознании непальцев.

— Как вы оказались в Непале во время землетрясения?

— Меня с Непалом связывает почти 20 лет сотрудничества, дружбы и братства. И немудрено, что в разгар весеннего сезона я оказался там. У меня была короткая пересменка между экспедициями, ровно сутки перевести дух. Что лучше всего сделать? Конечно, спуститься на массаж в цокольный этаж гостиницы. Минут через двадцать, как я лег на массажный стол, что-то произошло. Сначала вырубился свет. Потом я почувствовал какие-то глухие удары, как будто в живот упирающиеся, и все начало ходить ходуном. И массажист закричал: «Букампа!» А я помнил, что «букампа» — по-непальски землетрясение. Я голый соскакиваю со стола, бежим в темноте. Хорошо, что мы знали эти закоулки. Увидели наконец «свет в конце тоннеля», и уже на свету вижу, как ходят ходуном мощные каменные стены отеля. Амплитуда под метр. Страшно. Выбежали на лужайку между отелем и кортом, и первое, что я почувствовал, — плотный запах серы. И сотни людей, испуганных, подавленных на этом открытом пространстве.

Все сидели на корточках, в ужасе ожидая новых толчков. Первый оценили в 7,9 балла. А я знаю, что при 8,4 уже разверзается мать-земля. Разверзается и — можно упасть в тартарары! Потом вспомнил — перед первым толчком птицы кричали, собаки брехали, из гусей просто горловое тувинское пение исходило. Они почувствовали.

Пока связи не было, было легче. А когда ее включили, я увидел, как по лицам растерянных людей потекли слезы, потому что стали поступать новости. Погибли родственники, близкие, дома разрушены…

— Как люди себя вели?

— Все как-то сплотились в горе, помогали друг другу. Местные разделились на два типа. Одни выражали страх, горе и подавленность, другие скрывали. Хотя и тем и другим досталось по полной. Я потом сравнивал самые хреновые ситуации в своей жизни. Сомалийская тюрьма, например. Плохо. Но ты можешь говорить с начальником тюрьмы, пытаться искать пути выхода. Или малярия. Ты в агонии, но тобой занимаются, ты понимаешь, что нужно делать. А здесь ты зажат в радиусе 200 метров, где нет ни раненых, ни убитых, а творится ужас. Ощущение беспомощности и животного страха — вот что в первую очередь убивает. Ты ничего не можешь сделать. Никто ничего не знает, только местные твердят: «Шива недоволен! Шива недоволен!»

— Если они считают землетрясение карой Господней, то значит, они ощущают, что что-то не так в их королевстве…

— Конечно. Это был Шангрила — труднодоступный, девственный уголок земли, где горы, природа были неким фетишем. Но нашествие псевдоцивилизации привело к коммерциализации общества, что сильно затронуло его ценности.

Помню, года три назад мы договорились с товарищами встретиться в центре Тапела. Я опаздывал минут на двадцать. Потом мне ребята рассказывали, предложили все: семь видов наркотиков, школьниц, мальчиков, поездку к Эвересту, медитацию в отдаленном монастыре — чего хочешь, главное, заплати!

— Есть ли у них такая мотивация: если нас постигла кара, надо что-то изменить в своей жизни?

— Боюсь, что нет. Каждый для себя может только измениться. Они очень выносливы, очень неприхотливы. Им не на кого злиться. А злиться на Шиву смешно: он тебя растопчет. Злиться на богов нельзя.

Лабрадоры, которых привезли спасгруппы из Турции, Канады, Америки, вытащили из-под обломков шестимесячного младенца, четыре дня там пролежавшего. Его родители погибли сразу, они же живут в трущобах из дерьма и песка, которые все рухнули. А его из-под обломков извлекли. Значит, зачем-то он нужен. Это промысел Господень.

— Кто эффективнее организовывал спасение: государство или сами люди?

— Я не слышал ни одного лестного отзыва о мерах, которые государство предпринимало. Начнем с того, что бюрократия в Непале в пропорции с коррупцией. Коррупция в Непале на нашем уровне, то есть жуткая коррупция. Спроси непальца из любых социальных и культурных слоев: «Есть же честные люди?» Он скажет: «Конечно, есть: они берут «борзыми щенками». На первых порах мегакоррумпированное правительство Непала все замыкало на себя и говорило: «Мы лучше знаем, как распределить». Потом пошла довольно мощная тенденция: «Только не правительству!» И в какой-то момент правительство, видимо, заподозрив, что над ними тучи сгущаются, заявило в МИДе — везите напрямую в такую-то школу, такую-то больницу, чтобы нас лишний раз не обвиняли. Уже наелись, решили, что пора и пар выпускать.

— То есть свою власть непальцы не жалуют?

— Нет, ее никто не любит. Конечно, власти сразу объявили, что у кого разрушен дом, будет кредит льготный или безвозмездный, но насколько это работает, трудно судить. Вот поэтому я сейчас и летал, потому что веером приходят письма и звонки. Я понимаю, что пострадали все, и каждый будет тянуть одеяло на себя: если у меня семь голодных ртов, я буду о них думать в первую очередь. Альтруизм присущ единицам.

— Мародерство было?

— До меня таких слухов не доходило. Все-таки в стране силен буддизм, индуизм. Духовный стержень не позволяет людям дойти до безумных степеней античеловечности.

— Значит, они сильно отличаются от европейцев. Какое у них отношение к смерти?

— Тут два момента. С одной стороны, если прийти на место кремации или место небесного погребения, когда стервятникам скармливают то, что осталось от тела после дробления, то видишь, как люди плачут, горюют о потере близкого. Другое дело, что буддисты уверены в реинкарнации, а индуисты абсолютно верят в загробную жизнь. Содержание примерно одно и то же, по форме есть различия.

Впрочем, истинно верующий христианин тоже не боится смерти. Однако смирения там я вижу на порядок больше, чем у нас. Принятие и смирение.

— Нацию сплотило это несчастье?

— Думаю, да. Но преодолеть этот ужасный хаос трудно. Мой брат названый, доктор Сунил, который у нас учился, один из ведущих урологов страны. У него по 10–15 операций в день. Он мне говорит: «Серьга, я не хочу здесь жить! Я сплю на сырой земле с пятилетним ребенком в обнимку. Никакой системы. Государство только: бла-бла-бла. Я хочу уехать или в Дели, или в Москву». Он будет востребован где угодно.

— Непальцы работоспособны?

— Да, если есть мотивация, будут пахать 24 часа в сутки. Если мотивации нет, будут сибаритствовать 24 часа в сутки.

— Что служит мотивацией?

— Накормить семью. Это первое.

— Они ориентируются, условно говоря, на Запад, на Москву, на Китай, на Дели?

— На Индию, конечно. Языки хинди и непали ближе, чем русский и белорусский. В Непале процентов 70–80 — хинду. Непал и Индия — это нечто общее, там есть границы, но не нужна виза, даже паспорт не нужен.

— Культурные разрушения большие?

— Конечно. Центр Катманду вокруг Старой Дворцовой площади, где потрясающие памятники, и Бхактапур, город святош, город гончаров, он под защитой ЮНЕСКО, невосполнимо разрушены. Мы на Суоямбунат поднялись буквально через трое суток после первого толчка. Ступа Будды, самая древняя в мире, почти ровесница Будды, стоит, а вокруг много разных построек и монастырей, буддистские домовые храмы, все рухнуло, разломалось, перекорежилось. Обезьяны-бандерлоги, они там хозяева, прыгают по этим руинам, усугубляя разрушения.

— Участвовала ли бывшая королевская семья в помощи пострадавшим?

— Не знаю. Экс-король популярной особой не является. Его не стали «раскулачивать», однако большой власти он не имеет. У него даже есть некая партия, но голосов у них немного. То ли он недостаточно политизирован, то ли понимает, что не надо лезть: не убили, красного террора не было — ну и хорошо! Он большой бизнесмен, из самых богатых людей страны, в любой день может переехать хоть в Лондон, хоть в Австралию, куда угодно.

— Но богатые люди помогают?

— Да. И даже средний бизнес, мои партнеры говорят: «Даже если отбросить человеколюбие, мы должны помочь, иначе персонал не сможет работать, ведь им надо дом восстанавливать». Один из весьма успешных бизнесменов давно проживает в Москве. Упендра Махото. Хозяин «Горбушки». Он помогает, строя школы, госпитали.

— Наши буддисты участвуют в помощи?

— У нас на Никольской есть ресторан «Тибет Гималаи». У них менеджер — тибетец из Катманду. Он сказал, что буддисты скидывались и переводили деньги в тибетский квартал в Катманду. В каких масштабах скидывались, не могу сказать.

— Есть ли надежда восстановить туристический бизнес, ведь он один из главных источников существования непальцев?

— Сложно, ведь в одной России непальское направление сократилось примерно на 60%, об этом говорили и англичане, и датчане, да практически все, кто участвовал в конференции. Я предложил жителям как можно больше популяризировать безопасные районы и настроиться на более оптимистический лад, так как уже сейчас есть некоторые сдвиги, ведь многие страны заинтересованы наладить этот бизнес уже сейчас. По некоторым расчетам, его объем может быть восстановлен уже весной 2016 года.

— В Непале что можно развивать, кроме туризма?

— Гидроэлектростанции, потому что их гидропотенциал второй в мире после Бразилии. Представляете гималайские реки, которые текут с 9 тысяч метров в Бенгальский залив через джунгли. Какая скорость! Бутан за счет чего живет? Туризм там не главное. Они продают электроэнергию в Индию. А в Индии какие потребности, если даже Ганг, Инд и Брахмапутра, величайшие реки мира, их не удовлетворяют!

— Как московский Гималайский гуманитарный фонд помогает непальцам?

— Фонд, действующий под эгидой Гималайского клуба, начал благотворительную кампанию «Помоги Непалу». Уже откликнулся народ и организации, частные лица из разных городов. Некоторые оправдываются: «У нас сейчас у самих кризис, неплатежи…» А я говорю: «С миру по нитке». Девочка одна из Питера прислала перевод на 555 рублей. Сам жест, добрый посыл, вот что важно. Всем 30 миллионам не поможешь, и мы решили помочь хотя бы тем людям, семьям, школам, которых знаем. Поняв и оценив ущерб, распределить в справедливых долях ту помощь, которая пока пришла.

— Сколько пришло?

— Около миллиона рублей частных пожертвований. Деньги переводили огромные правительства всех развитых стран. Все желающие помочь непальцам могут связаться со мной по адресу: [email protected], и я дам реквизиты банка для перевода денег. Кроме человеколюбия в таком жесте есть попытка прорваться за железный занавес, который опускается между нами и большим миром.

Фото автора

Как помочь

Вертелов Сергей Евгеньевич
Банк получателя : Московский ПАО РОСБАНК
Адрес банка получателя :125445, Москва, ул. Смольная, д.22, стр.1
БИК :044583272
Кор.счет : 30101810000000000272 в Отделении №1 МГТУ Банка России
Р/с 40817810487070000442
ИНН :7730060164
КПП : 775002001