Приднестровская молдавская республика (ПМР) — это 400 тысяч человек, живущих на тоненькой, иногда всего 30 км шириной, полосе земли между Молдовой и Украиной.

«Наш куточек — как остров в океане», — ласково говорят местные. Год назад океан, до этого тихий, вдруг покрылся волнами: на восточных границах началась война, западная развернулась в сторону Евросоюза.

С середины мая крошечная, никем не признанная республика не исчезает с первых полос российских газет.

Сначала Украина запретила экспорт подакцизных товаров из Приднестровья через свою территорию и пригрозила ограничить свой импорт. Затем закрыла въезд для людей с российскими паспортами. Потом разорвала соглашения с Россией о транзите военных грузов и солдат и назначила на должность губернатора ближайшей Одесской области Михаила Саакашвили, которого российское ТВ объявило потенциальным захватчиком дружественной России территории.

Параллельно Молдова перестала пропускать на территорию ПМР российских военных. И когда уже приднестровские политики заявили о полной блокаде, а аналитики — о возможной войне, ополченцы Донбасса добавили жара, объявив, что пойдут в наступление на Украину, если она атакует маленькое непризнанное государство.

Корреспондент «Новой» отправилась в непримиримое сепаратистское Приднестровье узнать, может ли новый очаг войны вспыхнуть там, а в итоге нашла мирную русскую провинцию и обнаружила, что приднестровизация давно уже идет по России.

Под крылом у Путина

— Позавчора нас в клубе военние собрали, сказали, шо полпятого буде тревога — ну, учебная, — буде сирена, шоб дети не боятися. Мы усе ждали, ждали… А они аж на следующий день сирену включили! Я злилась как сумасшедшая. Еж твою мать, военние разве могут обманывать? Никакой дисциплины! Нема порядка нихде…

Пятидесятилетняя Лида, жительница приднестровского поселка Первомайский, стоит у забора своего дома на улице Ленина. Если пройти вниз по Ленина вдоль заросшего травой военного памятника, покрытых крупными, черными ягодами вишневых деревьев, мимо мужиков, впятером толкающих сломанный «Запорожец», упрешься в приднестровско-украинскую границу. Раньше, до войны на Украине, машины ждали очереди на погранпункте по несколько часов. Но уже год на границе пусто: жители Тирасполя, раньше все лето ездившие на пляж в Одессу, испуганно пересказывают истории о том, как украинские пограничники рвут русские паспорта и забирают в армию по украинским. Переходить границу не боятся только местные, первомайские.

— Светка, ты седня на Украину ходила? — окликает Лида соседку.

— Ходи-ила! — откликается издалека Светка. — Клубнику продала, крыжовника продала. Кабачка тоже продала. А Маруська не продала…

Почти все первомайские ходят в соседнее украинское село Кучурган на рынок: и работать, и покупать. Межнациональной розни не возникает: «Они там про ихнего Порошенко тоже говорят: «Шоб ты сдох». На все Кучурганы всего две дамы, учительницы, за тих (украинцев. — Е. Р.). Так им намалевывали на двери шо попало. Просто они западэнки. Западэнцы — они трошки врэдны. А вообще в Кучурганах люди люкс!»

Второго июня министр иностранных дел Приднестровья Нина Штански объявила, что на границе с Приднестровьем «строят палаточные городки, где размещают военнослужащих, вооружение. Представьте себе, какие волнения это вызывает у приднестровцев».

Я пересказываю слова министра жителям Первомайского, но волнения не вижу. Лида со Светкой только отмахиваются: «Как ехать на Одессу — там стоят военные в одном месте. Одно время було, что в Кучурганах стояли, а потом ушли, месяца три назад. Щас нема ничого. Позавчора на Украине в мешки набрали песок и на границе положили… От и вся война».

Впрочем, информационная кампания на границе оказывается взаимной:

— У нас вечором фонари горят на горке, один за друхым, — говорит Лида. — Так хохлы шо удумали? Взяли, засняли и по телевизору показали, что это у нас танки. От тупоры-ылы! Нету у нас танков, это вони свистять.

К российским военным Лида относится хорошо: «Нехай будют. А то хто их знает, шо им завтра в голову стукнет?»

«Им» — это и украинцам, и молдаванам, и румынам, и даже американцам. Последний месяц местные СМИ усиленно создают у приднестровцев ощущение со всех сторон осажденной крепости.

— Хохлы хотят на нас напасть, шоб Путина зацепить за что-то больное, шоб Россия нас защитила, и Амэрика попэрла на нас, — объясняет Лида геополитический расклад. — Но мы под крылом у Путина. Мы ему молимся, дай ему бог здоровья, — глаза Лиды вдруг наполняются слезами, и она начинает всхлипывать, утирает глаза рукой. — Все говорят: «Господи! Хоть бы вин дольше прожил!» Такого человека еще поискать…

Примерно то же самое повторяет мне большая часть встреченных приднестровцев. «Я даже письма Путину бросала в почтовый вагон, когда поезд кишиневский шел, — говорит Марина Яковлевна из села Карагаш. — Писала: почему Россия не берет нас себе под свое крыло, мы же всегда были с вами?»

Приднестровье вообще считает себя частью большой России, которая, кажется, лучше и краше, чем настоящая. В ней, рассказывают местные, идеальные дороги, высокие пенсии, честные власти и чистые выборы. «Мы — больше русские, чем вы, — говорит приднестровский политолог Сергей Широков. — Люди здесь не знают про ваших чиновников и коррупцию. Для них есть просто светлый образ».

Паспорта Республики Приднестровье недействительны нигде за ее пределами, поэтому большинство жителей оформляют российские, украинские, молдавские или болгарские документы. Пожилые хранят даже советские — на всякий случай. Граждан РФ здесь процентов 70, на заработки ездят только в Россию («С угла до угла в селе — все у вас», — говорит Марина Яковлевна), исправно голосуют на российских выборах.

— Усе сто дали голоса за Путина, — говорит Лида. — Не знаю, кака там партия у него, но мы усе за него.

В начале июня жителей Первомайского собрали в поселковой администрации. «Сказали: делайте российский паспорт. Чем больше россиян, тем больше Путин будэ за нас», — объясняет Лида. Параллельно по республике прошел слух, что получить русский паспорт могут даже те, у кого уже есть молдавский или украинский. У Выездного консульского пункта посольства России в Тирасполе выстроились очереди по 80—100 человек: люди приезжали из дальних деревень, их встречали мошенники, которые предлагали оформить русские паспорта за деньги, местный МИД выпустил возмущенный пресс-релиз, российские СМИ написали, что приднестровцы бегут из страны из-за угрозы войны…

Теперь ажиотаж уже спал, но очереди остались. В день в консульском пункте выдают около 50 российских паспортов, и я застаю у его дверей очередь в тридцать человек.

При этом Россия для Приднестровья — не только заступница и старшая сестра. Она дает 1/5 часть его бюджета, с 2008 года выплачивает надбавку к пенсиям всем приднестровским пенсионерам (примерно $10 каждому), строит 12 социальных объектов.

«Россия для Приднестровья — гарант безопасного сегодня и надежда на светлое завтра… — сообщает в посвященном Дню России сюжете Первый приднестровский канал. — Россия — наше все!»

Мяч брошен

Приднестровье связано с Россией крепкими нитями. Одна из них — батальон российских миротворческих сил (около 412 человек), который стоит со времен войны 1992 года. В Тирасполе военные находятся официально, их существование закреплено международными документами. Но здесь же расположена войсковая часть № 13962, или Объединенная группа российских войск (ОГРВ), — три батальона, или около 1300 человек. Военнослужащие ОГРВ подчиняются российскому Министерству обороны. Их не вводили в Приднестровье специально — просто не вывели после распада СССР. По международным документам их нет, большинство приднестровцев уверены, что ОГРВ и миротворцы — это одна и та же структура.

Все годы военные ездили в Приднестровье через дружественную Украину. Но в конце мая та денонсировала пять соглашений 1995 года о транзите через ее территорию российских военных. На самом деле их перестали пускать через границу Украины еще в марте прошлого года, и путь в Тирасполь остался один — через Кишинев. Теперь закрылся и он. В мае Молдова задержала в аэропорту и выслала назад двух российских военных. МИД России, Комитет Госдумы по обороне подняли шум, о военных написали все российские СМИ, аналитики предсказали скорую войну.

Я навожу справки про высланных военных в Кишиневе — и узнаю, что их далеко не двое: за последние полгода Молдова не пропустила уже 60—70 человек.

— Военные из ОГРВ начали ездить через нас еще с прошлой весны, — говорит источник «Новой» в правительственных структурах Молдовы, настоявший на своей анонимности. — До этого Россия пользовалась тем, что Украина — свободная транзитная зона и не создавала никаких правовых рамок для своих военных. И оказалось, у нас нет юридических оснований их принимать. Мы подождали до осени — и начали высылать.

По информации источников «Новой», еще осенью молдавские политики вызывали на разговор посла России в Кишиневе, по дипломатическим каналам передавали в Москву, что не будут пропускать российских военных и дальше. «Мы намекали россиянам: ну подумайте, ребята. Давайте находить механизм работы. Может, начнем выводить войска? Российские дипломаты или молчат, или говорят: ну вы же все понимаете… Официальной реакции пока не было, но мяч брошен на территорию России. Мы ждем».

Кроме проблем с ротацией военных (большинство из которых как раз жители Приднестровья с российскими паспортами) у России могут возникнуть сложности с доставкой военного оборудования. Продовольствие и обмундирование придется закупать на месте, оружия на бывших советских военных складах достаточно и, по словам правительственного чиновника, еще летом 2012 года Россия через территорию Украины провезла в Приднестровье 40 единиц новейшей военной техники. «Они чувствуют себя там как дома. Но у нас же миротворческая операция. Солдатам на посту ничего, кроме автомата, не надо», — возмущается чиновник.

В конце мая Россия объявила, что может возить своих военных и оборудование через аэропорт Тирасполя. Правда, для этого ей придется использовать воздушное пространство Молдовы или Украины — и те вряд ли дадут разрешение на это.

— Хотя, конечно, мы не будем эти самолеты сбивать, — уверенно говорит еще один пожелавший сохранить анонимность сотрудник правительства.

— Почему?

Чиновник задумывается.

— Во-первых, у Молдовы нет ПВО…

…Российская военная часть расположена на окраине Тирасполя. Вместо старых казарм я обнаруживаю новенький военный городок: восемь шестиэтажных кирпичных особняков под скошенной черепичной крышей, почти достроенных, но еще нежилых. По словам местных жителей, стройку начали год назад. Словно показывая: Россия останется здесь надолго.

Мода на Приднестровье

— У вас в Москве мода, что ли, на Приднестровье?

Депутат Олег Василатий встречает меня на ступенях Верховного совета ПМР. Советское парадное здание с квадратными арками, ступени из розового гранита, голубые ели, гигантский Ленин на высоченном постаменте и с развевающимся за плечами плаще — советский Большой стиль чувствуется сразу, словно не было последних 25 лет. Мы идем в кабинет со знакомыми с детства дверями из ДСП и начальственными столами, и депутат заговаривает именно про СССР:

— Советская идея — в целом добрая, хорошая. Вот мы все годы и шли по пути ее развития. Помните, какое преклонение было перед Западом в 90-е? А у нас нет. Мы были и остались одними из самых развитых уголков Советского Союза.

Василатий, глава Комитета Верховного совета по экономполитике, бюджету и финансам, — один из немногих оппозиционных политиков республики. Это не значит, что он против объединения с Россией (наоборот) или за объединение с Молдовой (таких здесь нет). Зато Василатий публично говорит об экономических проблемах, коррупции, давлении на депутатов и бизнес. На него даже завели несколько уголовных дел «за разглашение секретных сведений»: в ПМР экономическая информация засекречена.

Я спрашиваю про рост напряжения в отношениях с Молдовой, но Василатий отмахивается и говорит, что угроза войны висела над Приднестровьем все последние 23 года и сейчас он не видит предпосылок конфликта, «кроме, извините за непарламентское выражение, майданутого на всю голову политика» (Саакашвили. — Е. Р.), потому что, «несмотря на то, что мы маленькие, но можем натворить таких делов, что не покажется мало и большой Украине».

— Если у Молдовы есть проблемы с войсками ОГРВ, то надо было сначала решить, как они будут отсюда выходить, а потом уже применять к ним свое внутреннее законодательство. А сейчас мы видим недружественные действия, если не сказать больше. Это блокада, а блокада — один из методов войны. Просто мы пытаемся сами определять свое будущее. Россия теперь — тоже. И слава богу, что она больше ни под кого не подстраивается, не ждет указаний… Мы так никогда не делали. Сейчас начинаешь понимать Сталина, который боролся с преклонением перед Западом. Да, мы хотим торговать с ним и садиться за стол переговоров — но на равных. Не думать, что мы люди второго сорта, не ждать ни от кого указаний.

— А от России?

— С Россией нам бы хорошо объединиться. Мы можем быть российским форпостом и распространять российское влияние.

— И все-таки, почему, по-вашему, в России теперь мода на Приднестровье? — спрашиваю я.

— У России национальная идея есть? — весело откликается Василатий.

— Не очень.

— А у Приднестровья есть! Тот дух, тот смысл жизни, который вы пытаетесь обрести, мы обрели в 1992-м. У вас теперь ренессанс советской идеологии, — а у нас не было даже ее угасания… У вас возрождается патриотизм, который у нас и не умирал. Первый раз мода на Приднестровье появилась в политическом бомонде 3—4 года назад, когда Россия не то чтобы вошла в клинч, но начала отстаивать свое мнение перед миром. Тогда она и почувствовала, что за свое мнение могут и наказать, что ее идеологии появилась угроза. Мы знаем это давно, для нас это образ жизни.

— То есть сейчас Россия стала жить, как вы: в кольце врагов и отстаивая суверенитет?

— Да. И это нормально, России надо к этому привыкать. Вам легче, у вас армия. Но в остальном вы идете по нашим стопам. У вас идет приднестровизация России. И теперь вы тоже это заметили.

Кишинев—Тирасполь Фото автора

Читайте в следующем номере:

• как устроена экономика Приднестровья;
• почему жители платят своему президенту;
• как в ПМР борются с «оранжевой угрозой», «иностранными агентами» и «культом денег»;
• сильно ли подтасованы результаты референдума о присоединении к России;
• как оказываются на Донбассе приднестровские кризис-менеджеры.