СюжетыКультура

Через увеличительное стекло

Российские фильмы в конкурсе ММКФ

Этот материал вышел в номере № 66 от 26 июня 2015
Читать
Российские фильмы в конкурсе ММКФ
Фрагмент постера фильма «Орлеан»
Фрагмент постера фильма «Орлеан»

Так уж получается, что российские фильмы в конкурсе нашего местами международного, местами провинциального фестиваля — кульминационный момент. Именно они вызывают наибольшие споры. И часто удостаиваются наград не потому, что жюри ангажировано или хочет отблагодарить хозяев смотра, но прежде всего оттого, что отборщики могут выбирать российских участников конкурса из довольно большого числа картин. И если не вмешивается политика, выбирают пусть не безупречных, но действительно достойных. Работы Александра Миндадзе и Андрея Прошкина уже раскололи фестивальную аудиторию, надеюсь, и широкий зритель получит возможность составить собственное мнение об этих, вне всякого сомнения, нерядовых картинах.

«Милый Ханс, дорогой Петр». Kinopoisk.ru
«Милый Ханс, дорогой Петр». Kinopoisk.ru

Навеки дружба — фройндшафт!

«Милый Ханс, дорогой Петр»Александра Миндадзе — тот самый, продиравшийся сквозь цензуру (или ее симулякры) проект, который, как мне показалось, сохранил первоначальный замысел.

1941-й, май. Группа немецких инженеров, делегированная пактом Молотова-Риббентропа и «братской Германией», на стекольном заводе в маленьком провинциальном городке должна наладить производство высококачественной оптики. Всех героев — немцев и русских — видим, словно через прицел особой, сделанной советскими рабочими под управлением немецких инженеров «линзы Отто». Очень крупно. Вглядываемся в лица «лютых друзей», которые завтра будут убивать друг друга. Но кажется, уже сегодня градус их отношений, да и внутреннее состояние превышает максимальные значения. Булькает желтоватый жидкий «омлет» — расплавленное стекло. Доводятся до белого каления, плавятся нормальные человеческие чувства, тихие застольные беседы срываются в истерику. Влюбленность изничтожается подозрительностью, дружба — предательством, сотрудничество — доносами.

Кино Миндадзе последних лет всегда было связано с посткатастрофой (тонули корабли, рушились с небес самолеты, взрывалась АЭС). В «Милом Хансе…» все наоборот. Главное настроение фильма — предощущение беды, которая уже проникла в поры, разъедает мозг, примораживает сердце. Попытка мирной жизни (обед со скатертью и тонким стеклом выглядит театральной инсценировкой с плохими актерами). Невидимая война уже внутри людей, именно поэтому она и охватит весь мир. Впрочем, невидимая она лишь здесь, в провинциальной дыре. Немцы уже вторглись в Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Францию. СССР исключен из Лиги Наций за войну с Финляндией, присоединена Прибалтика.

Но более всего делает фильм актуальным — напряженное ожидание неотвратимых перемен, которые наползают со всех сторон. И ничего с этим не поделать. Как и сегодня, раскаленный предощущением войны мир, подобно хрупкому стеклу, трещит. И первый взрыв в плавильной печи приносит первые, почти сакральные жертвы. И хоронить их вместе со своими надеждами на мирный август с рыбалкой будут вместе: немцы и русские.

Это кино не следовало бы мерить мерками бытописательского реализма, в нем и тексты, и изображение словно запечатлены специальной увеличительной оптикой. Поэтому язык и бытовой, и вместе с тем условный. «Варим, а что варим, сами не знаем», — говорят «иностранные агенты», имея в виду то ли стекло, то ли надвигающуюся катастрофу. Да и сами диалоги походят не на живую речь, а на тексты фильмов конца 30-х.

Стекло капризничает — пузырится, крошится — словно пытается отложить начало глобальной беды, в которой у оптики — большое будущее. И чудесный голубоглазый Ханс, мечта местных девушек — скоро-скоро вернется в знакомые края на новеньком мотоцикле. В новенькой с иголочки офицерской форме он будет разглядывать «то березку, то рябину» с помощью высокоточной оптики.

«Орлеан». Kinopoisk.ru
«Орлеан». Kinopoisk.ru

Проповедь в шапито

«Орлеан»Андрея Прошкина («Игры мотыльков», «Орда», «Миннесота») — фильм-китч, трагифарсовый гиньоль, самая анархичная работа конкурса. Сценарий Юрий Арабов написал 7 лет назад по мотивам собственного романа.

В провинциальный городок Орлеан является престранный господин (Виктор Сухоруков), называется экзекутором Павлючиком и вытряхивает скелетов из пыльных многоуважаемых душ видных горожан. Выводит из мутной заводи на чистую воду местных чертей. Вульгарную парикмахершу Лидию Петровну Кареглазову (Елена Лядова), меняющую цвет волос, как перчатки, сбившуюся со счета абортов и запирающую непослушного сына в шкаф. Майора полиции Карлыча (Валерий Хаев), готового ради благополучия личного и общественного «кого следует» отправить в морозильник морга. Беспредельно циничного гинеколога (по профессии) и бабника (по призванию) Рудольфа (открытие фильма — Олег Ягодин из театра Коляды, впрочем, отдельной строкой отметим незабываемые бенефисы всех актеров, дорвавшихся до откровенной эксцентриады).

По пыльным орлеанским улицам ездит грузовичок со здоровенным надувным Слоном. Женщин во время циркового представления здесь разрезают пополам нещадным образом («Жизни вы не цените!» — кричит публике распильщик). А в магическом кресле Мессии в центре городской свалки оказывается цирковая обезьяна — привет из доисторического прошлого как надежда на многообещающее будущее. Потому что покровом всей правдоподобной небывальщине служит цирковое шапито. Вовсе не Сатана, а Иллюзион правит здесь свой бал.

И сам Экзекутор, менеджер по морально-этической части из компании «Немезида», — никакой не прокурор. Так… топор в чьих-то руках. Посторонний. Чужак, напоминающий «Продавца дождя» из пьесы Нэша (экзекутора тоже приносит нелегкая буря). Судебный пристав небесной канцелярии с изменчивым, как у Воланда, обликом. Ласковый и когтистый зверь, скребущий до донышка сердце, именно так, помнится, классик именовал совесть.

И сам товарищ-совесть, и авторы фильмы не загоняют своих героев в «кабалу святош», не приводят приговор в исполнение, не обрекают на безымянную смерть в выгребной яме в солнечном Анадыре. Всего-то оставляют грешника наедине с собой в зоне морально-нравственного роуминга. Эта зона грешным «сталкерам» не дает пощады. И все же героям подарено право на заблуждение и раскаяние как единственно возможный путь познания своей сущности.

Вся история необыкновенного, хотя и затхлого города Орлеана подсвечена разноцветными лампочками кэмпа. Поэтому и упрекают строгие ценители фильм за искусственность, вульгарность, чрезмерность, дурновкусие. А все этим, включая жестокий китч, фильм изобилует.

В макабрическом кабаре обмениваются масками сарказм и романтика, библейские мотивы погружаются в реалии больничных палат, полицейских участков и парикмахерских, поджигая провинциальное бытие гирляндами треша и абсурда. А сам потерявшийся во времени и пространстве Орлеан напоминает то разорившийся город Гюллен в «Визите старой дамы» Дюрренматта, то «Город Зеро» с «дубом власти Дмитрия Донского», то городок Топцы из рассказов Зощенко. Ну да, это не европейская готика, наша, вырвиглаз, рыночная, как наряды парикмахерши Кареглазовой. Но если и упрекать картину Прошкина, то скорее за чрезмерную литературность арабовских текстов и явное влияние лобановской стилистики («Шапито-шоу»). Но к чему искать недостатки в картине, созданной для радости.

Среди главных лиц этой фантасмагории греха — раздражающие и прекрасные треки The Tiger Lillies лондонского трио, играющего в трагифарсовом стиле театра Grand Guignol с вкраплениями брехтовского кабаре и черного юмора. Впрочем, последним титром картины авторы разумно предупреждают наших безвременно оскорбляющихся по любому поводу святош, что они никоим образом не разделяют морально-нравственной позиции отрицателей морали, тигровых богохульников из панк-кабаре…

И «Милый Ханс…», и «Орлеан» (как и новые фильмы Сигарева, Федорченко) свидетельствуют о стремлении современных авторов взглянуть на действительность сквозь специальную оптику. И это «увеличительное стекло» — лучший из инструментариев для познания сложного и, признаемся честно, фантасмагорического мира. Шкловский отстаивал превосходство художественного творчества перед старательной фиксацией прозы повседневности: «Целью искусства является дать ощущение вещи как видение, а не как узнавание». Но в этом сгущенном авторском видении порой больше правды, подключенности к току времени, чем в новостных выпусках с видео, произвольно выхваченным из мяса реальности.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow