12 июня — день рождения у Анны Франк. У девочки, которая для всего мира останется тринадцатилетней. Хотя, когда она умерла (а правильнее было бы сказать: ее убили), ей было уже 16 лет. Просто на тринадцатилетие ей подарили дневник. Маленькую книжечку в красно-белую клетку, где она в первый же день, обращаясь к своему дневнику, напишет: «Надеюсь, что я смогу все тебе доверить, как я еще никому не доверяла. И надеюсь на твою поддержку». А на листе слева наклеит свою фотографию. Любимую. Не случайно ее детской рукой там выведено: «Милое фото, да!!!!» Правда, поставит четыре восклицательных знака, хотя по идее это «да» (голландское he) предполагает вопросительную интонацию. Но когда тебе тринадцать…
Мало ли девочек в мире ведут свои дневники? Но этот — особенный. Потому что писала она, каждый день находясь под страхом смерти. Потому что уже через месяц после дня рождения ей, ее сестре и родителям пришлось уйти в убежище. Они прятались от нацистов в здании, где находилось предприятие, которое когда-то принадлежало отцу Анны — Отто Франку. Его бывшие сотрудники в течение двух лет спасали семью Франк и еще четырех человек. Не спасли. Погибли все. Выжил только папа Анны, который и сделал очень много, чтобы про его дочку, а значит, и про трагедию еврейского народа, а значит, и про трагедию, к которой приводят расизм и национальная нетерпимость, узнал весь мир.
Когда мне было тринадцать лет, мне подарили книжку «Дневник Анны Франк». Именно это издание теперь под стеклом в Музее Анны Франк в Амстердаме. Такая книжка, мне кажется, была у всех в нашем классе. Во всяком случае, моим друзьям не надо было объяснять, кто эта девочка. Современные российские дети — не знают…
Не знают (об этом рассказала случайно выжившая в лагере Роза де Винтер), как плакала Анна, когда увидела группу еврейских детей из Венгрии, ожидавших своей судьбы перед газовой камерой. Полдня это длилось, под дождем… «Посмотри, — сквозь слезы сказала она Розе. — Глаза…»
На днях я была в музее Анны Франк в Амстердаме. На улице Принсенграхт (Prinsengracht), в доме 263. Откуда Анну, ее семью и их друзей и увезли гестаповцы. Сначала в Вестерборк, а потом дальше по известным, очень страшным адресам. В Бухенвальд, Терезиенштадт, в Освенцим, в Маутхаузен, в Берген-Бельзен. В последнем концентрационном лагере в марте 1945 года умерла от тифа сначала старшая сестра Анны, Марго, а потом, через день после нее, и Анна… Сохранились воспоминания о том, как не стало сестренок. Они лежали напротив двери. Было очень холодно, и их бил ужасный озноб. И они просили все время закрывать дверь. Сил встать у них уже не было… Вместе с другими умершими они были брошены в огромную яму. Через несколько недель, 15 апреля 1945-го, английские солдаты были потрясены увиденным ими в освобожденном лагере. Тысячи мертвых. Непохороненных. И там — две девочки, девушки… Чуть-чуть недожившие.
Папа их в это время уже был на свободе. И так надеялся, что его близкие выжили…
На Принсенграхт, 263, — огромная очередь. Впрочем, там так всегда. Несмотря на то что музей, единственный в Амстердаме, летом работает до девяти часов вечера. Дождь моросит вполне терпимо, но кругом вода, каналы (Gracht — это ведь и есть канал), и, в общем, как-то не очень уютно. Да и зонтик я не взяла. А почти все — с зонтами. Одинаковыми. Черными зонтами, на которых надпись: «Дом Анны Франк». Сотрудники музея периодически выбегают и раздают. Знают, что люди будут стоять в любую погоду. Там, в этой тихой очереди в этот маленький печальный музей, было столько детей… Со всего мира. С мами и папами, с друзьями, с целым классом. Специально спрашивала: Англия, Голландия, Германия, Франция. США, Бразилия… Наших школьников только не нашла.
Может быть, просто мне не повезло. Или день был уж слишком дождливый. Или никогда об этом не слышали, ничего не знают. Не в Амстердаме живем. Где и музей, и улица ее имени, и остановка даже так называется… И фотографии Анны — веселой темноглазой девочки, мечтавшей стать писательницей. «Я так надеюсь на это. Когда я пишу, я могу выразить все: мои мысли, мои идеалы, мои фантазии…» И дата — 5 апреля 1944 года. Полиция пришла через четыре месяца.
Сама думаю: почему, когда учительницей работала, не рассказывала? Жалела, берегла, не хотела про плохое?
Да и свою книжку где-то потеряла. Не читала своим детям. Рассказывала совсем немного.
А ведь в дневнике папы Анны, который он тоже вел в лагере, самая главная строчка: «Русские…» 27 января 1945 года. Именно тогда Советская армия освободила Освенцим. С этого началось освобождение Отто Франка. Через Одессу он попал в Неаполь, потом вернулся в Амстердам и узнал, как погибли его жена, его старшая дочь Марго и любимица Анна…
Люди, прятавшие семью Франк, — работники офиса Виктор Кюглер, Мип Гис, Иоханнес Клейман и Беп Фоскейл. Вот специально называю эти имена… Потому что — праведники. Потому что преодолевали опасность и страх. А никто же не помнит, как им страшно было. Прекрасные, честные, смелые люди… Достававшие продукты, приносившие одежду и книги. Мип Гис сумела сохранить дневник Анны и передала его отцу, когда узнала, что девочки больше нет в живых.
Со словами: «Это завещание вашей дочери Анны».
Он никак не мог решиться открыть эту маленькую тетрадку. Только через несколько недель начал читать по «несколько страниц в день, больше было невозможно…».
Отто Франк прожил длинную жизнь. За год до своей смерти в 1980 году он скажет: «Мне почти 90, и силы покидают меня. Но поручение, которое у меня есть от Анны, дает мне все новые силы бороться за примирение людей, за права человека…»
Может быть, именно потому, что Отто Франк думал о других людях, он все-таки решился опубликовать дневник. Бессмертные строчки, которые помогали Анне выжить эти два года. «Если я пишу — обо всем забываю, мое горе исчезает, моя храбрость возрождается».
Анна писала сначала в своей клечатой тетрадочке, а когда она закончилась, стала переписывать свой текст на большие листы и писать дальше и дальше… Пока 4 августа 1944 года нацисты не увели ее, тогда казалось — в никуда. Теперь мы понимаем, что в бессмертие…
Почти в символ… Потому что там, в этом музее, есть книга, в которой перечислены имена голландских евреев, погибших в нацистских лагерях. 103 тысячи человек, депортированных из Нидерландов. И убитых только за то, что они были евреями. Там, в этой книжке, еще две Анны Франк. Погибшие в Собиборе. Одна даже ровесница нашей Анны. 29-го года рождения. Но это другая Анна Франк. Про которую мы не знаем. Другая девочка. Судьба одна…
Я смотрела на новеньких, красивых, самых разных детей, которые пришли в музей. Некоторые начинали плакать, как только заходили… Сначала на склад, где 70 лет назад работники перемалывали перец и гвоздику для изготовления приправ, потом в офис, потом в хранилище, где содержались приправы. Окна там по-прежнему закрашены: прямой солнечный свет не должен был попадать на приправы. И тогда думалось — это удача: не виден пристроенный к дому флигель (здесь называют «задний дом»), в котором прячутся несчастные и куда можно попасть через поворачивающийся шкаф.
И так мы шли вместе с этими детьми: смотрели хронику, фотографии, макеты комнат с обстановкой, где два года жили обреченные люди. В самих комнатах мебели нет. По приказу нацистов мебель и вещи изъяли. А когда в 1960 году убежище становится музеем, по просьбе Отто Франка было решено оставить комнаты пустыми. Потому что те, кто здесь жил, не вернутся сюда никогда… Как не вернутся миллионы убитых, замученных невинных людей. Но они были, были…
Вот и картинки на стене, которые наклеивала маленькая Анна.
«Папа к счастью заранее захватил всю мою коллекцию открыток и кинозвезд».
Все, как у всех девочек ее возраста… Поэтому — и горло перехватывает.
Отметочки на стене: такие были и в нашем детстве. Отто и Эдит Франк тоже отмечали рост своих девочек. За два года Марго выросла примерно на пять сантиметров, Анна — больше чем на тринадцать.
Такой возраст был. Когда растешь, когда влюбляешься… И Анна чуть-чуть влюбилась. В мальчика Петера, который вместе со своими родителями тоже прятался в убежище. «Мы оба смотрели на голубое небо, голый каштан, на ветках которого блестели маленькие капельки, на чаек и других птиц, которые в своем стремительном полете казались серебряными». Так может написать только человек, в сердце которого — мысли о счастье, надежда, первое чувство…
Только в окошко на чердаке и могут смотреть Анна и Петер… Только так они видят другую жизнь, где можно «кататься на велосипеде, танцевать, свистеть, смотреть в мир, чувствовать себя юной, сознавать себя свободной…».Ей так этого хотелось… Не пришлось.
Потом, через много лет, после того как уже будут неоднократно переизданы дневники Анны Франк, после того как убежище в 1960 году станет музеем, Отто Франк скажет: «То, что уже произошло, мы больше не сможем изменить. Единственное, что мы можем: выносить уроки из прошлого и осознавать, что значат дискриминация и преследования невинных людей». Сказал он это очень тихо. Но это прозвучало. На весь мир. И мы слышали! А теперь — все тише, все дальше…
P.S. Там, в этом скромном музее, лежит книга отзывов. Их море — на разных языках. Я тоже написала. По-русски, конечно. Чтобы знали — мы стараемся слышать…
И дочке привезла книжку — про девочку, которой всегда тринадцать…
