Открытие фестиваля в Зимнем театре, как обычно, срежиссированное Алексеем Аграновичем, было построено как микродиспут о судьбе современного российского кино, зависшего на полпути от авторского высказывания к развлекательному сюжету. «Вы должны быть готовы к тому, что ваше кино никому не нужно!» — строго вещал белокурый малыш с одного из четырех экранов. «На одном ли языке говорит наше кино со своим временем?» — задавали себе вопрос кинематографисты. Пытались шутить, говорили о достижениях года (множестве международных наград фильмам, впервые показанным в Сочи). Но со сцены веяло непреодолимой печалью. Дабы скрасить это настроение, вспоминали истории успеха. Как молодой режиссер Иван Твердовский приехал на «Кинотавр», победил с короткометражной лентой «Собачий кайф», потом вернулся с «Классом коррекции», получил приз, и теперь он — член жюри короткометражного конкурса. Сергей Мазаев рассказал, как еще в годы учебы ему повезло подработать на съемках. Снимали ночью в ресторане… Позже он узнал название фильма. Это было «Место встречи изменить нельзя». А теперь вот он, музыкант Мазаев, ведет церемонию «Кинотавра».

Приз за гражданскую и художественную бескомпромиссность президент фестиваля Александр Роднянский вручил классику Вадиму Абдрашитову. Выждав, пока стихнут аплодисменты, заклинатель «магнитных бурь» и «парада планет» произнес: «Не знаю насчет бескомпромиссности и принципиальности. Просто делал лишь то, что было интересно, что волновало меня самого. И потом старался сохранить картину, оградить от нападок цензуры. Я ведь и дружу с теми, кого уважаю и люблю».

«Кинотавр» по-прежнему отстаивает право художника на высказывание, на личную свободу. Игнорируя противостояние авторского кино и коммерческого, ищет золотую (где то золото?) середину, защищает самостоятельность творческого решения. Независимого кино — это уже всем понятно — будет становиться все меньше. Число дебютов катастрофически сокращено на следующий год. При этом желающих снимать становится все больше. На конкурс короткометражного кино в этом году было подано более 400 работ, из них выбрали 20. Но повезет ли победителям этого конкурса, как Твердовскому? Возможно, больше фильмов будет сниматься без госфинансирования, будут сочиняться экспериментальные опусы и делаться «на коленке». Тем не менее общая тревога висит в воздухе. И ее не развеяли ни «истории успеха», ни лучезарные приветствия фестивалю первых лиц страны. Есть ощущение, что мы стоим у порога очередных не слишком радужных перемен. Предрекают и малокартинье, как в позднесталинскую эпоху, и закручивание цензурных гаек, и формирование бесчисленных советов, комитетов, подкомитетов, присматривающих за творцами.

Резонировал с этим ощущением и фильм открытия со знаковым названием «Конец прекрасной эпохи» по мотивам довлатовского «Компромисса». Снял его Станислав Говорухин, знаменитый режиссер, знатный единоросс, глава предвыборного штаба Владимира Путина на президентских выборах. И вот внезапно крупный режиссер и политический деятель обратился к одной из самых откровенных, самоуничижительных довлатовских повестей — «Компромиссу». Мучительному разговору тет-а-тет с собственной совестью.

Под «прекрасной эпохой» автор фильма подразумевает десятилетие после смерти Сталина. Фильм начинается с заставки киножурнала «Новости дня». Встреча Гагарина, «будни великих строек», черная икра вразвес, Ив Монтан с Симоной Синьоре и Феллини, получающие приз Московского кинофестиваля, Окуджава про пыльные шлемы комиссаров и Ахмадулина про живых Лермонтова и Пушкина в Политехническом. И Хрущев, орущий с трибуны на интеллигенцию с финальным аккордом: «Выметывайтесь из страны!»

Герой повести, альтер эго автора, оставшись без работы, перелистывает свои газетные вырезки, собранные за годы журналистской поденщины, годы «вранья и притворства». За каждой «разукрашенной» и отреставрированной редактором заметкой — реальная горькая и абсурдная действительность. В фильме «избранные места», избранные истории из трех лет журналистской «командировки» писателя в Таллин, его работы в партийном флагмане — газете «Советская Эстония». Газете, в которой правдивый текст воспринимается как идеологическая диверсия, искажение прекрасной социалистической действительности. В «Компромиссе» во всей своей красе предстает общество, лавирующее между правдой и притворством с такой привычной виртуозностью, что уже не способно отличить одно от другого. «И как же, — задается вопросом авторский двойник, талантливый журналист, пьяница, повеса и неудачник, — проникнуть в щель «между совестью и подлостью?»

Красивая черно-белая картинка, стилизующая 60-е и наше оттепельное кино. Даже слишком красивая. И герой — красавчик. Сериальный актер Иван Колесников вроде бы затаил иронический взгляд, но так и замер с ним. Его портрет, словно фотография, хранит верность одному выражению.

Фильм не лишен обаяния, тексты Довлатова вызывают мгновенный отклик зала. Из «Компромисса» выбраны наиболее безобидные истории. Про юбилейного эстонского новорожденного, «обреченного быть счастливым» (по ходу дела редактор отбраковывает потомков эфиопов и евреев). Про стахановку-доярку, за которую надо срочно написать благодарственное письмо Брежневу (ответ на письмо приходит из ЦК, опережая само письмо). Про вечный мучительный выбор: писать в стол или «рапорты» в советскую газету. Пропущены самые черные истории: о республиканском слете бывших узников фашистских концлагерей, на котором «торжественно и печально» вспоминают не столько муку военных лет, но и мытарства в ГУЛАГе, о похоронах с подменой покойников, превращенных в макабрический спектакль. Впрочем, это выбор автора фильма.

«Конец прекрасной эпохи» — Довлатов-лайт. Язвительные байки из жизни талантливого советского журналиста радуют зрителя старшего возраста. Публика смеется. Но, увы, анекдоты не срастаются, как в повести, в липкий, невыносимый абсурд, в тупиковый, как у Довлатова, жизненный сюжет. Героям не хватает объема.«В этой повести нет ангелов и нет злодеев… Нет грешников и праведников нет. Да и в жизни их не существует… Мы есть то, чем себя ощущаем. Наши свойства, достоинства и пороки извлечены на свет божий чутким прикосновеньем жизни». Это чуткое прикосновенье к жизни — довольно тонкая материя, требующая от автора, возможно, не только снимать и монтировать. Но и чего-то еще более существенного. И без попытки самому себе ответить на главный вопрос и «Компромисса», и «Заповедника», и многих других произведений Довлатова: «И вообще, что мы за люди такие?» — пробиться к его текстам практически невозможно. Ведь, по Довлатову, литературный стиль и стиль жизни срастаются до такой степени, что их не разъединить. Недаром ему так нравилось, когда читатели не могли отличить его литературного героя от него самого. «Теперь уже и не оттепель, и не заморозки, а морозы», — кричит с трибуны поэтам и художникам очередной черно-белый вождь. Кричит почти полвека назад. А кажется, как будто сейчас. «Можем ли мы быть счастливыми, идя на компромиссы со своим внутренним «я»?» — спрашивает нас Довлатов. Нет ответа.

…Как жаль, что Абдрашитов не снимает кино.