КолонкаПолитика

Туфта

Об эффективности подневольного труда в ГУЛАГе

Этот материал вышел в номере № 60 от 10 июня 2015
Читать
Об эффективности подневольного труда в ГУЛАГе
Изображение

Прямым следствием материальной незаинтересованности и неизбежным спутником государственного принуждения к труду становилась его низкая производительность и имитация — или туфта, как изъяснялись не только заключенные, но и чекисты. Туфта сопровождала все производственные процессы в ГУЛАГе, тем более что лагерное начальство тоже поднаторело в липовых отчетах и приписках.

В 1933 году начальники Дмитлага объявили борьбу с туфтой.

Туфта победила. Вот типичный пример из приказа от 23 января 1936 года по управлению строительства канала Москва—Волга (Дмитлаг): «На устройстве автолежневки записано 2 человека с выработкой на сумму 12 руб. 30 коп. Работа не производилась. На очистке одной секции от строймусора проведено 4 человека с очисткой 240 м2, в то время как вся площадь секции составляет 25 м2». И так далее.

Сегодня ретивые партработники, желающие выдвинуться на борьбе с «национал-предателями», призывают ввести уголовную ответственность за сравнение политических режимов в СССР и Третьем рейхе. При этом по состоянию на зиму 1939 года численность заключенных в рейхе оценивается примерно в 30 тысяч человек, а в СССР в системе ГУЛАГа находились три миллиона человек — какое уж тут сравнение…

Главная тайна «гулагономики» заключалась в ее нерентабельности. По свидетельству гвардии майора Красной армии Вячеслава Артемьева, служившего в 1939 году несколько месяцев в должности начальника штаба ВОХР Карлага НКВД, «места заключенных СССР с их большим аппаратом и расходами на содержание и изоляцию не окупаются и всегда находятся на государственной дотации». «Каждый заключенный обходится государству очень дорого, — писал Артемьев в 1950 году, — значительно дороже, чем среднеоплачиваемый неквалифицированный рабочий или служащий». В 1949 году на строительстве Волго-Донского канала содержание одного заключенного стоило 470 рублей в месяц, а его зарплата, равная зарплате вольных рабочих, составляла 388 рублей. Вероятно, как-то выходить в «ноль» и показывать прибыль гулаговскому начальству позволяла сверхэксплуатация лагерных контингентов.

Однако, как признавал Артемьев, когда «в результате истощения и потери трудоспособности заключенные перестают быть рабочей силой, их сбрасывают со счетов, и только разве то, что их не уничтожают физически, создает разницу между ними и рабочим скотом, но и при этом они обречены в большинстве своем на медленное умирание в инвалидных и санитарных лагерных пунктах, что, в сущности, почти равносильно уничтожению». Трагизм положения в ГУЛАГе, с точки зрения Артемьева, заключался в том, что находившиеся в лагерях заключенные на 90% не были «действительными преступниками». А их рабский труд не мог стать рентабельным.

За первые 36 лет после Октябрьского переворота российское общество понесло чудовищные демографические потери. С конца 1917-го и по 1953 год в нашей стране погибли более 50 млн человек — это жертвы революции, всевозможных больших и малых войн, голодных моров с миллионами трупов, расказачивания, раскулачивания, раскрестьянивания, депортаций, террора, расстрелов и чисток, тюрем, концлагерей и спецпоселков. Около полутора миллионов человек оказались в эмиграции. На этом фоне дискуссия о цене социалистического эксперимента, стройках социализма, культурных и космических достижениях теряет смысл.

Иван Ильин возражал оппонентам, утверждавшим, что большевики эволюционировали. «Все «эволюционирует», — полагал ученый. — И наряду с бактериями, ядовитыми насекомыми и хищными зверями «эволюционируют» и коммунисты». Демографическую катастрофу первой половины советского периода невозможно стыдливо спрятать за брежневским застоем, когда талантливые люди погибали не от голода и репрессий, а всего лишь от водки, невостребованности и липкого лицемерия, распространявшегося от октябрятской звездочки до Политбюро.

В царской России за 37 лет, с 1875 по 1912 год, по всем составам, включая тяжкие уголовные преступления, а также приговоры военно-полевых и военно-окружных судов, были казнены не более 6 тысяч человек. В СССР за десятилетний период, с 1930 по 1940 год, только по политическим мотивам расстреляли более 700 тысяч учтенных «контрреволюционеров». За 30 лет, в период 1885—1915 годов, в пенитенциарной системе Российской империи при более слабом уровне развития медицины умерли 126 256 человек. За 30 лет, в период 1923—1953 годов, в тюрьмах и лагерях СССР умерли более 1,7 млн человек, если верить официальной статистике санупров.

Эти цифры не будут включать в «единые» учебники, чьим авторам предстоит скрестить дореволюционную Россию с государством Ленина–Сталина, посмертно сшить воедино белых и красных, Ильина с Дзержинским и убедить читателей в том, что советский период — при мелких нюансах — есть естественное и почти неотличимое продолжение русского прошлого.

После смерти Сталина численность заключенных резко сократилась.

Но советская власть в итоге все равно рухнула.

В ней оказалось слишком много туфты.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow