Ни страны, ни погоста

24 мая, в день 75-летия поэта, в свежезаасфальтированном и намытом до блеска дворе дома Мурузи звучали речи и стихи. Первые посетители поднялись по черной лестнице в будущую квартиру-музей — в те родительские, коммунальные «полторы комнаты», где Бродский жил до с 1955-го до отъезда в 1972-м (с перерывом на ссылку в деревню Норинская, само собой).

На новой сцене Александринского театра до позднего вечера звучали речи и шли фрагменты спектаклей по Бродскому.

По идее режиссера Юрия Озерского, этот день в Александринском театре должен был напоминать семейный праздник в комнатах родителей Бродского. Они после отъезда сына каждый год 24 мая собирали его друзей на день рождения Иосифа.

В воскресенье в саду Музея Ахматовой начался фестиваль «Бродский Drive». До конца июня в саду Фонтанного дома каждые выходные будут проходить концерты и спектакли петербургских и московских театров, посвященные поэту.

Открыл фестиваль театр «За Черной речкой» спектаклем Ивана Стависского «Мрамор». Затем московский театр «Арт-Гнездо» представит спектакль «Посвящается Я» Алексея Злобина.

Накануне юбилея в Петербурге открылась международная конференция «Иосиф Бродский: проблемы изучения творчества», организованная факультетом свободных искусств и наук СПбГУ совместно с университетами Йеля, Хельсинки и Фондом наследственного имущества И. Бродского.

— Конференция задумывалась давно, и мы хотели обсуждать целый ряд направлений работы, — рассказал Денис Ахапкин, председатель оргкомитета. — В частности, проблемы комментария — текстологического и реального. Работу с архивами поэта и координацию этой работы.

На круглом столе, посвященном изучению архивов Бродского, выступили Энн Шеллберг, распорядитель фонда наследия, Алексей Гринбаум, координатор фонда. Они говорили о перспективах издания научного собрания сочинений Бродского: одна из серьезных проблем, тормозящих эту работу, связана с практическим отсутствием желающих и умеющих работать с архивами ХХ века.

Участники круглого стола приняли решение координировать деятельность тех, кто изучает творчество Бродского в университетах разных стран.

— Не все знают, что есть гранты, которые могут получить исследователи творчества поэта, — говорит Денис Ахапкин. — Например, в Йельском университете, в библиотеке Beinecke Rare Book and Manuscript Library, где хранится архив Бродского, есть возможность с большой долей вероятности получить грантовую поддержку.

Полторы комнаты жизни

Конечно, центром юбилея оказалась та самая, теперь уже бывшая коммуналка в доме Мурузи на Литейном проспекте, из которой 43 года назад Бродский уехал.

Точнее сказать — и сама квартира, и попытка создать в ней музей стали основным событием петербургских торжеств. Временная экспозиция, созданная на один день, ярко напомнила посетителям: сила духа способна преодолеть не только время, железный занавес, но и собственное искривленное советское сознание.

Что уже доказала и история создания музея. На днях там завершилась многолетняя эпопея с попытками выселения последней соседки, жившей здесь еще до переезда семьи Бродских. Между ее комнатой и будущим музеем просто-напросто заложена глухая стена.

Это можно назвать настоящей победой здравого смысла и нравственности над привычным нашим «мобилизационным» сознанием: много лет старую даму, у которой в этой комнате прошла вся жизнь, пытались выселить. Во имя Бродского.

Временная экспозиция, созданная петербургским архитектором и художником Сергеем Падолкой, рассказывает не только о нобелевском лауреате, но и о коммунальном советском быте. О последних годах жизни родителей Бродского, которые умерли в этих комнатах, так и не повидавшись с сыном: поэта, как известно, не впускали в СССР. На похороны отца и матери — тоже.

…Но надвигаются лица, не знающие друг друга, местности, нанесенные точно вчера на карту, и заполняют вакуум. Видимо, никому из нас не сделаться памятником. Видимо, в наших венах недостаточно извести. «В нашей семье, — волнуясь, ты бы вставила, — не было ни военных, ни великих мыслителей». Правильно: невским струям отраженье еще одной вещи невыносимо. Где там матери и ее кастрюлям уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына! То-то же снег, этот мрамор для бедных, за неименьем тела тает, ссылаясь на неспособность клеток — то есть извилин! — вспомнить, как ты хотела, пудря щеку, выглядеть напоследок. Остается, затылок от взгляда прикрыв руками, бормотать на ходу «умерла, умерла», покуда города рвут сырую сетчатку из грубой ткани, дребезжа, как сдаваемая посуда.

Стихи 1987 года — об этом. И о мере его отчаяния.

Их «большая комната» — центр экспозиции. Стены занавешены тонкой тканью с отпечатком интерьера. Много фотографий — еще молодые мать и отец вместе с сыном, старики с котом на руках. На месте бывшей фотолаборатории отца стоит обычная советская ванна из этой самой коммуналки — наполненная водой, в которой промываются снимки. Вертикальная штора красного цвета бросает на стены кровавый отсвет.

Белые стены комнаты покрыты карандашными записями стихов. В комнате звучит голос Бродского, стоят пишущая машинка и топчан — и кровать, и тюремные нары. «Я входил вместо дикого зверя в клетку, выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке…»

— Мы не имели права превращать экспозицию в красивенький, хорошенький музей памяти, — считает Нина Попова, директор Музея Ахматовой, филиалом которого станет Музей-квартира Бродского. — Потому что тогда все будет жуткой ложью.

В квартиру посетители попадают через коммунальную кухню: эта часть выставки посвящена суду над «тунеядцем Бродским» — здесь стоят бюсты безымянных граждан — символ толпы. Звучат записи судебных заседаний. Голоса всюду: в угловой комнате — фрагменты речи Бродского на вручении Нобелевской премии и речи шведского короля. В центре два бюста поэта — работы Сильвии Вилинк и Владимира Свердлова.

— Мы используем подлинность фактуры комнат, интерьера — это главная подлинность, — говорит Нина Попова. — Она чудовищна для нас, уже привыкших к евроремонту. Вероятно, она будет для кого-то оскорбительной — но это была его жизнь. И мы не могли сделать из этого благостную картинку — это будет искажение памяти Бродского, очень трезво смотревшего на жизнь: он знал, что человек смертен, и Бог его не спасет, и надо сделать так, чтобы достойно жить и достойно уйти. Трудно? Да и у него это не всегда получалось. Но сейчас, в память о нем, мы просто обязаны сделать все честно.

Юбилей? Да. И все-таки — юбилей по-нашему. С музеем-времянкой.

…Только один день, в воскресенье 24 мая, двери бывшей коммуналки будут открыты для посетителей. С понедельника они опять закрыты. Здесь снова начинаются реставрация и ремонт, затем — длительная многоступенчатая процедура перевода в статус нежилого помещения, для чего придется выкупать квартиру на первом этаже (а это миллионы рублей), бесконечные согласования.

Когда в знаменитых полутора комнатах снова начнется музейная жизнь, сегодня не скажет никто. Вполне вероятно, что пройдут еще не месяцы, а годы.

Фото автора