За два дня до выхода публикации звоню пресс-секретарю ГУ МЧС России по Московской области Вадиму Малышеву.
— В Волоколамском районе сейчас есть действующие торфяные пожары? Можете у коллег уточнить? — спрашиваю у пресс-секретаря.
— Смотрите на сайте, в сводке.
— В сводке нет.
— Ну значит, не горит.
— А местные жители говорят, что горит.
— Но ведь местные жители могут и ошибаться, правда? А у нас официальная информация.
Местные, безусловно, могут ошибаться. А представители МЧС, в свою очередь, — лукавить. Но сомнений в том, что в Волоколамском районе продолжался торфяной пожар, у меня не было.
В день, когда подписывался этот номер, МЧС наконец официально признало пожар — через 11 дней после того, как получило о нем информацию.
10 мая. Подмосковье
Добровольцы из противопожарного проекта «Гринпис» едут в Волоколамский район — на днях им позвонили местные жители, сказали, дымит торфяник.
— Местные вчера звонили на 112, передали информацию о пожаре. Посмотрим, может, кто-то доехал, тушить пробовал, — добавляет руководитель противопожарного проекта Григорий Куксин.
К началу мая волонтеры-пожарные успели поработать в Смоленской, Брянской и Ивановской областях, в Забайкалье, а еще раньше, в первых числах марта, — в Астраханской. Добровольные пожарные говорят, что сезон природных пожаров в России фактически не начинается и не заканчивается — горит на протяжении почти всего года. Но официально и в полный голос о пожарах говорят только тогда, когда отвертеться уже невозможно. Когда огонь подходит к деревням. Когда гибнут люди. Ну, или когда Москва начинает задыхаться в дыму. И так — из года в год.
Приезжаем на место. Тлеет между поселками Шишково (Волоколамский район) и Торфяное (Лотошинский район). Дымок виден прямо с дороги. Горят Кузяевские болота — старый поросший лесом осушенный торфяник. Таких брошенных торфоразработок в Московской области — десятки, в Центральной России — сотни. И все регулярно горят.
Съезжаем в поле поближе к очагам. Добровольцы разбиваются на группы и уходят на «разведку» — искать очаги пожара и проверить водоемы, от которых можно будет протянуть рукавные линии для тушения. В каждой группе есть навигатор, туда вбивают точки-очаги. Потом всю информацию сливают на один ноутбук и делают большую карту пожара.
Уже через полчаса выясняется, что очагов горения гораздо больше, чем предполагалось. Каждые пять минут кто-то выходит на связь и сообщает о новых точках. В итоге их оказывается больше сорока. Есть следы травяного пала — от него-то, вероятно, и загорелся торф. Признаков тушения — нет.
— Думаю, пора звонить в МЧС, — говорит Куксин.
…Общение с чиновниками отработано до мелочей. Это неотъемлемая часть работы добровольцев.
— Я же по образованию коррекционный педагог, — дежурно шутит Гриша. — Я могу медленно и два раза. Хотя, конечно, 45-летние полковники — это не мой любимый возраст и диагноз.
Первый звонок — на 112. Диспетчер подтверждает: да, местные накануне звонили, тоже говорили о пожаре. Следующий звонок — в областной ЦУКС (Центр управления в кризисных ситуациях). Рассказать о ситуации, пожаловаться на то, что не тушат.
Буквально через десять минут Куксину перезванивает начальник Лотошинского гарнизона пожарной охраны. Переспрашивает, те ли это очаги, дым от которых виден с дороги. То есть знает о пожаре. Но не тушит.
Потом звонят из Волоколамского.
Приезжают в итоге и лотошинские, и волоколамские.
Лотошинские говорят, что горит не на их территории, и уезжают. Волоколамские ворчат: вызвали, дернули, но разве это пожар, это ж так, ерунда. Потом добавляют: ну это ж торф, его ж невозможно потушить. Возни много, толку — ноль. Летом все равно все полыхать будет. Ворчат, но остаются работать. И вместе с волонтерами честно «пашут» до заката, но закончить со всеми очагами, конечно, не успевают.
В конце дня Куксин передает МЧСовцам карту с отмеченными на ней очагами.
— Гриша, зачем? Они же все равно не умеют пользоваться координатами. Да и их начальство пожар, скорее всего, не признает, — спрашивает с легкой досадой юрист «Гринписа» Антон.
— Чтобы наша совесть была чище, чем наши рожи.
…Несмотря на то, что в МЧС передали подробнейшую карту пожара, на следующий день его никто не поехал дотушивать. А в «Гринпис» продолжали звонить местные. Они рассказывали о том, что над Кузяевским болотом опять поднимается дым.
Филипповское
— Этот «Гринпис», он все время приезжает! У меня к ним претензий много. Есть информация, что некоторые пожары они поджигают, чтобы показать свою работу, — жалуется мне глава Рязанцевского сельского поселения Ярославской области Сергей Чиесов. В Рязанцевское входит крошечное село Филипповское, в котором 29 апреля случилась беда — из-за травяного пала разом сгорело 16 домов. В тот день вокруг Филипповского горели поля, поднялся ветер, и огонь быстро зашел в село. Местные жители говорят, что никакой противопожарной опашки вокруг села не проводилось уже несколько лет.
Спрашиваю у Сергея Чиесова, почему не опахивают. Чиесов ссылается на «сложную гидрологическую обстановку»: мол, деревня стоит в низине, вокруг всегда вода и весной там вообще не проехать.
— В тот день был сильный ветер, и огонь полетел в сторону деревни. А в это время горела другая деревня в другом сельском поселении, пожарные машины были задействованы там, поэтому к нам не успели…
В случившемся, по его мнению, виноваты в первую очередь арендаторы полей (которые не проводят противопожарные мероприятия) и сами жители, которые не косят участки вокруг домов.
14 мая, когда я была в Филипповском, там ощутимо пахло торфяным дымом. От пала, из-за которого сгорели дома, занялось небольшое торфяное болото в километре от села. Дымом затянуло лес вокруг болота. Дым выползал на дорогу.
— Пять лет назад горело уже это болото, — рассказывают местные. — Полгода задыхались в дыму. Вчера опять была дымища! Мы и пожарным звонили, и в полицию… Пожарные приезжали, что-то делали, но потом опять дымило.
Это и стало поводом к приезду в Филипповское пожарных-добровольцев, так несимпатичных главе поселения Сергею Чиесову. Гринписовцы пытались заставить МЧС признать пожар на торфяном болоте и приступить к его тушению. Два дня МЧСовцы сопротивлялись. Потом все-таки включили пожар в сводку происшествий, отчитались о его полной ликвидации за один день, а информацию добровольцев о его существовании назвали… неподтвердившейся.
— Это все мелочи, — считает Сергей Чиесов. — Эти торфяные кочки за два дня истлели бы сами собой… Другое дело, Берендеево болото, оно 7 тысяч гектаров! А гринписовцы со своими щупами (имеются в виду щупы-термометры для измерения температуры в глубине торфяного пласта. —З.Б.) приезжают, вглубину начинают раскапывать, там начинает гореть. А потом они говорят, что единственные, кто хоть что-то здесь делает…
Берендеево болото — наполовину осушенный торфяник. Оно уже тлеет. Лесники жаловались, что им не хватает техники и людей для его нормального тушения. Его необходимо обводнять — тут солидарны и добровольцы, и МЧС, и местные власти.
Закат солнца вручную
Пожарных-добровольцев подозревает в поджогах не только Чиесов, но и начальник управления организации надзорной деятельности МЧС полковник Александр Лукашевич. По его мнению, именно гринписовцы подожгли страну катастрофическим летом 2010 года. Об этом полковник заявил в эфире одного из телеканалов.
Отношения с МЧС и местными властями действительно складываются обычно не очень хорошо. Несколько недель назад добровольцы пытались заставить признать торфяные пожары чиновников Ивановской области. А вечером к ним в гостиницу пришли сотрудники ФСБ:
— Документы хотим у вас проверить. Нам сказали, что по району лазят люди, похожие на украинцев (еще бы — гринписовские добровольцы обычно работают в темно-синих костюмах с ярко-желтыми светоотражающими полосами. — З.Б.), обвешанные оборудованием, похожим на оружие.
Сейчас отношения выправились. Ивановские власти признали пожары, гринписовцы помогли их потушить. Но так происходит не всегда и не везде.
— Мы часто сталкиваемся с тем, что МЧС тратит все силы на то, чтобы отрицать и скрывать, вместо того чтобы тушить. Спасают статистику всегда, до последнего, когда давно уже пора спасать все остальное, — констатирует Гриша Куксин.
В частных разговорах рядовые сотрудники МЧС признаются, что природные пожары, особенно торфяные, не всегда попадают в сводки, даже несмотря на то, что пожарные принимали участие в тушении. Потому что признать, что они есть, значит, сознаться в том, что не была проведена нормальная профилактика. Пожары нужно закрывать одним днем — длящиеся пожары тоже портят статистику, за них могут лишить премии.
Проблема только в том, что когда пожара нет на бумаге, нет оснований и для того, чтобы его тушить — то есть выделять людей и технику. Пожар оставляют как есть, он разрастается, набирает силу, и доходит до того, что потушить его практически невозможно. Так было год назад в Тверской области. Торфяники горели с апреля, пожары не признавались, а когда дым дошел до Москвы, пришлось вводить режим чрезвычайной ситуации.
Отдельная проблема именно с торфяными пожарами. Пожарные и лесники часто не воспринимают маленькие пожары всерьез, не верят в то, что торф в принципе можно потушить, и уверены, что он может самовозгораться.
— Не может! — уверен Куксин. — Удивительно, но люди часто не видят связи между маленькими очажками, которые тлеют весной, и огромными пожарами, которые возникают в конце лета. А связь есть — прямая. Сейчас, пока не ушла вода, пока есть чем тушить, еще можно исправить ситуацию. А через несколько недель воды не будет. Придется надеяться только на погоду. Но есть ощущение, что кроме нас, этого никто не понимает.
