Месяц назад, 17 апреля, в Крыму был избит активист крымского Евромайдана Леонид Кузьмин. Двое молодых людей встретили его вечером на подходе к дому: ударили бутылкой по голове, а затем добавили ногами по корпусу. В итоге — закрытая черепно-мозговая травма и множественные порезы на лице. «Новой газете» Кузьмин согласился рассказать, как выживают с полуострова людей, считающих, что Крым — это Украина.

«Один из них был моим учеником»

— В день нападения я возвращался от друга. Было поздно: половина двенадцатого вечера. Я уже перешел дорогу на сторону своего дома, когда заметил двоих парней. Один из них, Глеб Мищук, — был моим учеником. До марта я преподавал историю в симферопольской школе № 15. Ребята стали приставать: сначала поинтересовались, сколько времени, потом Глеб спросил, почему его вызывают в школу? Я ответил, что в школе больше не преподаю (Леонида уволили за организацию митинга памяти Тараса Шевченко) и не могу этого знать.

Они помогли мне упасть, а потом еще несколько раз пнули. На следующий день я написал заявление в полицию, его приняли. Надеюсь, возбудят дело.

«Предатель Крыма»

— Когда вообще началось давление на людей с украинской позицией?

— В Крыму в определенной степени оно было всегда. Нужно понимать, что здесь действительно любили Россию больше, чем Украину. И всегда проукраинские мероприятия, особенно посвященные дню создания ОУН и подобные этому, очень негативно воспринимались определенными политическими силами. Были случаи, когда яйцами закидывали: так было на праздновании дня украинского казачества в 2012 году в Симферополе. Из церкви не выпускали на день рождения Тараса Шевченко: блокировали выходы. Но особенно активное противостояние пошло во время Майдана. Даже до столкновений на Институтской, Банковой и Грушевского. Нас тогда было еще довольно много: на площади Ленина каждый вечер собиралось около 100 человек. На выходных мы проводили шествия и к парламенту Крыма, и к представительству президента — туда приходили около 600—700 человек.

Когда начались события в Киеве, вооруженное противостояние, многие ушли. Нас стало собираться по 10—20 человек. И вот с этого момента, где-то с декабря 2013 года, на площадь к Евромайдану стали приходить сначала НОДовцы, потом коммунисты.

Там был примерно такой текст: «Уважаемые соседи, обратите внимание, что с вами живет фашист». Это было сделано по всему нашему активу. Активисты писали заявления в прокуратуру тогда еще Автономной Республики Крым за разглашения персональных данных, реакции никакой не следовало.

— Эти «метки» появились во всем Крыму или только в Симферополе?

— Во всем Крыму. Наиболее активное участие в Евромайдане принимали Симферополь и Ялта. Хуже всего нашим было в Севастополе: здесь с самого начала были очень сильны пророссийские настроения, и севастопольцы очень недоброжелательно встречали всё, что связано с евроинтеграцией. Активистов местного майдана севастопольское ТВ называло фашистами, они жаловались на расклеенные по городу «ориентировки». Были избиения. После референдума многие из них покинули Крым.

— В давлении на активистов каким-либо образом участвовали силовики? Или все делали «титушки»?

— Они закрывали глаза. Например, на «черные метки» мы жаловались из-за разглашения персональных данных. Заявления принимали, но их оставляли без движения. Жестче стало уже после референдума.

Но тогда это были прикомандированные люди, и они даже опешили, когда я их начал спрашивать, например, на каком основании они заявились ко мне домой? При Украине здесь было очень свободное отношение к СБУ, милиции, прокуратуре: работаешь там и работай. Все знали сотрудников спецслужб, да они особо и не шифровались: могли спокойно гулять пьяными по улицам и кричать: «Я работаю в СБУ!» А в России силовики привыкли, что при встрече с ними под козырек берут. Тогда наша встреча прошла без всяких «шмонов», изъятий и прочего. Это сейчас они освоились.

Другие избиения и похищения людей

— В мае 2014 года были похищены два наших товарища — Тимур Шаймарданов и Серан Зенединов. Они помогали украинским военным выезжать на материк: организовали сбор средств, машины заказывали, другие вопросы решали. До сих пор пропавшими без вести числятся. В полиции говорят, что их ищут, но только говорят. Не уверен вообще, что они живы.

— И сколько таких случаев похищений?

— Я знаю пять. Но их может быть гораздо больше.

— И все это 2014 год?

— Да. В этом году у нас новая мода — давить на журналистов. У Центра журналистских расследований Натальи Кокориной 10 марта помещение отобрали, а 13 марта у них обыски были из-за публикации статьи о жизни батальона «Крым»: в полиции посчитали, что статья призывает свергнуть власть Крыма, хотя ни о чем подобном в материале речь не идет. В Севастополе 9 апреля избили редактора «Информера» Ирину Остащенко — писала материалы с критикой городских властей.

Но и на актив давить не забывают: у нас после митинга в честь 201-й годовщины со дня рождения Тараса Шевченко были задержаны три человека: Саша Кравченко, Вельдар Шукурджиев и я. За использование украинской символики — желто-синих флагов и ленточек. Мы в суде, конечно, настаивали, что украинская символика на территории Крыма не запрещена, но в итоге всем впаяли по 40 часов исправительных работ.

14 марта нас с Сашей Кравченко снова задержали. Встретились с крымской самообороной, они попросили показать документы. У меня паспорта при себе не было, а у Саши — только украинский. Нас задержали и повезли в Центральный райотдел полиции Симферополя. Там посадили за стол и приказали ждать. Через 3 часа пришли трое в спортивных костюмах, представились самообороной Крыма. От Саши ультимативно потребовали уехать до конца недели. Он даже подписал «Обязательство покинуть территорию Крыма». Ему сказали, что в противном случае — убьют или дадут тюремный срок. Мне так жестко условий не ставили.

— Почему? Александр представлял какую-то особую угрозу?

— Я вас умоляю! Он был простым активистом!

«Киев делает вид, что тут ничего не происходит»

— Поддерживает ли Украина как-либо проукраинские взгляды в Крыму?

— Никоим образом. Власть вообще делает вид, что тут ничего не происходит.

— Какой сейчас актив?

— Небольшой — человек 15. И общение проходит закрытыми группами — тут два-три человека общаются между собой, там два-три человека.

— Акций вы уже никаких не планируете?

— Почему же? 9 Мая, например, мы открыли Украинский культурный центр в Симферополе. Пока формально: нет помещения — вопрос упирается в финансирование. Начали с уличной акции — возложения цветов к памятнику горожанам, расстрелянным в годы войны.

Потом, когда появится помещение, планируем открыть в УКЦ библиотеку украинской литературы, провести конкурс украинской песни, готовить выпускников крымских школ, которые планируют поступать в вузы на территории материковой Украины. Раньше в Крыму работал Русский культурный центр, и никаких вопросов к его деятельности не возникало. Теперь украинская культура нуждается в сохранении и защите.

Крым