СюжетыОбщество

Место встречи — подвал

Волонтеры, которые снабжают Донбасс буквально всем необходимым — от памперсов до бронежилетов, — постоянно находятся в зоне риска

Этот материал вышел в номере № 48 от 13 мая 2015
Читать
Волонтерские группы, работающие в зоне боевых действий на востоке Украины, должны получить иммунитет, такой же, как у представителей международных гуманитарных организаций, например, «Красного креста». Разумеется, в том случае, если они не имеют никакого отношения к снабжению непосредственных участников конфликта. Возможно, эту задачу нужно решать в рамках контактных групп, работающих в «минском формате»

Линия фронта на гражданской войне, как кровавый рубец на раненом теле,своими болезненными швами удерживает две половины распадающейся страны. И боль общаяпо обе стороны, и всем хочется от этой боли избавиться. Журналистам на гражданской войне тоже приходится мучительно соединять в сознании распадающуюся картину мира, поскольку система «свой-чужой» не в состоянии справиться с тем, что воюют между собой твои друзья и знакомые. И я, работая на Украине, вижу людей по обе стороны фронта, разговариваю, пытаюсь помочь раненым и пленным, с кем-то дружу, кому-то благодарна за спасение своей жизни, и потому категорически не могу писать ничего про «фашистов» и «карателей», про «хунту», «ватников» и «колорадов»подонки и скоты попадаются везде, но большинство воюют за то, что приняли за справедливость. Я хочу писать о другом. О том, что гражданская войнавойна волонтеров, которые рискуют всем ради того, чтобы помочь хоть кому-то. Эторассказ о них.

«Афганцы»

Октябрь 2014 года, я въезжаю на территорию «Новороссии» через блокпост украинской армии. Помимо репортерской задача одна — передать список «сепаратистов», находящихся в одесском и харьковском СИЗО, чтобы обменять их на двух одесских волонтеров, сидевших в донецких подвалах. В плен они попали, когда везли на своей легковушке не вполне гуманитарный груз: то есть «броники» и каски — хотя их возят многие, полагая, что средства защиты от смерти все-таки вполне себе груз гуманитарный.

Так случай меня свел с Украинским фондом ветеранов Афганистана, а именно — с Виктором Мухой и Сергеем Шониным. Они занимались пленными, постоянно мотаясь через линию фронта и договариваясь об обмене живых и погибших. Как-то сразу поверилось, что этим двоим, решившим встать над конфликтом, можно доверить списки сидящих в СИЗО, что они не станут играть в политику или требовать денег, а просто помогут.

Вместе с Мухой и Шониным на первый для себя обмен я поехала через несколько дней. Передавали совсем еще мальчишек из 80-й бригады Вооруженных сил Украины, взятых в плен в Луганском аэропорту. Не знаю, что с ними теперь стало — воюют или демобилизовались, но тогда все были подавлены, разочарованы и растерянны, жались друг к другу, и некоторым журналистам из российских СМИ доставляло удовольствие их пугать: «А знаете, что ждет вас там, в Украине? Вас посадят в тюрьму!». Пришлось вмешаться и объяснить: все будет хорошо, вас там ждут. В итоге обмен состоялся: с украинской стороны были переданы несколько мужчин и женщин, которых обвиняли в связях с «сепаратистами».

А что судьба тех волонтеров, ради которых я беспокоила Украинский фонд ветеранов Афганистана, сложилась так: один человек все же вернулся в Одессу, другой — все еще в плену.

Переговоры по обмену

Спустя несколько дней, 23 октября 2014 года, получаю смс от украинского волонтера Елены Марченко: нужна помощь, еще двое волонтеров попали в плен. «Парни из Бердышева, Войнаш Леонид и Вячеслав Богочук, ехали на сером фольксвагене. Пропали в районе Дебальцево. Телефон маякнул в районе Енакиево, на ул. Ленина».

Звоню в комендатуру «ЛНР» знакомому с позывным «Берег», гарантирую: в машине были только бинты и лекарства. Казалось, что в этот раз будет проще, если бы только не одно «отягчающее обстоятельство»: один из захваченных волонтеров — пятидесятник. Для фанатично-«православных» людей, которых в ополчении много (особенно среди российских добровольцев — тех, что за «русский мир»), это — рекомендация хуже, чем, например, «правоверный мусульманин».

Появилась первая информация: «мои» волонтеры в Енакиево, в подвале — в плену у известного теперь Безлера с позывным «Бес». Беда только в том, что Безлера там уже не было — подвергся почетной зачистке. «Берегу» удалось выяснить: пленники сидят в енакиевской СБУ, а их машина —на штрафплощадке местного ГАИ. Начались переговоры: кто-то просил за освобождение машину с продуктами, кто-то — термобелье. В конце концов появился человек, потребовавший денежный выкуп — украинский посредник с позывным «Коммерсант» рассчитывал выручить 20 тысяч долларов.

Жена Вячеслава Богочука уже была готова продать почку, чтобы вытащить мужа, но, слава богу, не потребовалось. «Берег» узнал, что пленников перевезли из Енакиево в Донецк, в здание СБУ, что на улице Щорса. Разговоры о деньгах тут же закончились — волонтеров готовили на обмен. Правда, обмен сорвался: 17 ноября, когда пленников вывели на хозработы, местные жители помогли им сбежать.

Особенности гумконвоев

Да — это война волонтеров, они и кормят, и лечат, и спасают из плена. Об этом мы говорили с Натальей Киркач — украинским волонтером из фонда «Славянское сердце». Она занимается исключительно гуманитаркой: еда, одежда, лекарства — и пытается работать по обе стороны, тем серьезно выделяется из числа волонтерских групп, которые (каждые своей стороне) везут на передовую бронежилеты, берцы, каски, тепловизоры, такические очки и перчатки. Впрочем, украинцы в этом отношении намного эффективнее. Их подшефные батальоны обычно экипированы хорошо, а вот на луганских и донецких блокпостах часто стоят просто-таки голодранцы. Помню, водитель из батальона «Призрак» увидел в гуманитарке, которую мы собрали в России, детскую зубную пасту; перехватив его долгий и унылый взгляд, я спросила, в чем дело. Оказалось, в их батальоне зубную пасту не видели уже несколько месяцев. Пришлось не спускать с тюбиков глаз, чтобы они достались исключительно детям.

Изображение

Для меня это — принципиально, потому что я не была стороной этой войны и становиться не собиралась: ни один предмет из гуманитарных грузов, которые сопровождаю, никогда не достанется людям, взявшим в руки оружие, даже если это — друзья. Правда, был повод сорваться: в январе, когда украинская армия наступала под Широкино, на передовой оказались три моих друга — добровольцы батальона «Азов». Знала я их еще по Одессе как волонтеров. На фронт попали фактически из учебки. Володя Козак погиб, закрыв от осколков своего друга и тезку, который был тяжело ранен и доставлен в Киев. Решила так: сама помогать не могу, но попросить о помощи в моих силах. Связалась с волонтерами из «Манифеста мира», и в больнице у Володи появилось все необходимое.

Вообще-то и российским, и украинским волонтерским группам, занимающимся гуманитаркой, просто необходимо иметь партнеров среди тех, кто возит средства защиты. Это позволяет выстроить отношения с блокпостами — и украинскими, и «новоросскими». Униформа, бронежилеты, тактические перчатки и проч. пользуются повышенным спросом, потому если подобный груз уже был завезен на конкретный блокпост, то высока вероятность, что гуманитарку никто не тронет. В противном случае очень даже могут: «налог» доходит до трети партии в натуральном выражении, чтобы ты ни вез. Да, и стоит отметить: гуманитарные товары декларируются российской таможней при прохождении пограничных пукнктов, а вот полувоенные грузы идут контрабандой — их везут на свой страх и риск. Поэтому смешанных гуманитарно-военных конвоев давно уже нет.

«Славянское сердце»

Так вот, с Натальей Киркач мы познакомились тоже на почве захваченных в плен. Она попросила помочь с обменом украинских военных, попавших в Луганские подвалы — вроде бы к «Бетмену». Вообще-то, украинцев из добровольческих батальонов, даже если они из запрещенного в России «Правого сектора», в плену обычно не расстреливают (бывает, конечно, — ведь отморозки, повторюсь, есть с обеих сторон). Потому была уверенность, что пленные живы, только в подвале у «Бетмена» работали очень жестокие персонажи, которые допрашивали с таким пристрастием, что пленники иногда попадали в больницу. Звоню Сан Санычу Беднову, с которым неоднократно контактировала, как раз в таких случаях. Выяснилось: действительно, четверо добровольцев из батальона «Айдар» находятся под охраной его людей: Пилипшин Руслан, Дивак Сергей, Бондарчук Василий, Шамидзе Рустам. Еще один, Боженко, в больнице. И опять начались долгие переговоры.

Боженко смогли обменять в декабре, других отвезли в Донецк. Но 1 января 2015 «зачистили» и «Бетмена». Информацию пришлось собирать по крупицам. Этим опять занялись «афганцы» — Шонин и Муха. В феврале стало известно: двое «айдаровцев» уже на свободе, двое других, — Шамидзе и Дивак, — тоже живы, но содержатся в Луганске, в одном из подвалов. За них отвечал новый глава «комендатуры ЛНР» с позывным «Снег», только он был тяжело ранен под Дебальцево, находится в коме, и к кому теперь обращаться — неизвестно. Переговоры продолжаются, но, увы, пока безрезультатно.

Подвалы

Война не отпускает, даже в отпуске. В полдень 30 декабря, когда самое время наслаждаться солнцем у бассейна в Хургаде, получаю сообщение: в Донецке в подвал батальона «Восток» попали активисты левого украинского движения «Боротьба» Виктор Шапинов, Максим Фирсов, Алексей Албу и Мария Муратова — вроде бы их готовили к расстрелу. Листаю записную книжку телефона, чтобы найти хоть кого-то, кто сможет выйти на командира батальона «Восток» Ходаковского. Позвонила в «комендатуру ЛНР», Сергею Шонину, волонтеру Ирине Кочкиной, которая как раз в это время раздавала гуманитарку в Донецке. В итоге, благодаря журналисту Екатерине Винокуровой, дозвонилась до имеющих большое влияние в «ДНР» Андрея Родкина и Александра Кофмана, последний как раз и решал вопрос по «левым» узникам. Через несколько дней они были на свободе.

А потом в интернете появился пространный пост с благодарностью: «С просьбой об освобождении боротьбистов к руководству бригады «Восток» обращались официальные лица ДНР (Денис Пушилин, Борис Литвинов, «Хмурый», Александр Кофман), известные общественные деятели антихунтовского направления Борис Рожин (Colonel Cassad), Олег Царев, Константин Долгов, Игорь Димитриев, Александр Васильев, Владимир Рогов, Дарья Митина, Анатолий Баранов, Борис Кагарлицкий, Виктор Тюлькин и другие российские левые политики и общественники (Юлия Полухина, депутаты КПРФ Валерий Рашкин, Казбек Тайсаев и др.).

Все время нашего ареста сотрудники Особого Отдела и ополченцы проявляли к нам самое лучшее отношение. Кормили три раза в день, тем же, чем и самих ополченцев. Была возможность помыться и постирать одежду».

Вот так я и попала в компанию «видных общественных деятелей антихунтовского направления», хотя я — всего лишь журналист, и не могла не откликнуться на просьбу вытащить людей из подвала, поскольку подвал подвалу рознь, и не всем, попавшим к бойцам батальона «Восток», так везет.

Например, в ноябре туда попал журналист Нестор Архангельский. Об этом мне сообщил Игорь Корнилов из «Агентства экстремальной журналистики», у которого Нестор был внештатным корреспондентом. В Донецке Архангельский жил в батальоне «Оплот», но как-то раз вышел на улицу — и пропал. В итоге за него запросили выкуп. Пришлось военной комендатуре освобождать Нестора с боем — из подвала того самого Особого отдела батальона «Восток», где его неделю били и допрашивали с пристрастием.

Другие подвалы

Позвонил адвокат Валентин Рыбин, он взялся защищать российских волонтеров, которые везли гуманитарную помощь и20 бронежилетов на блокпосты под Широкино и были взяты в плен украинскими силовиками 23 апреля:

— Ребят увидел. Держатся оба молодцом, хотя и в тяжелом состоянии. У Жарникова сломан нос, восемь (!) ребер, синяки на лице. Смирнов — кусок мяса: синяки на голове, лице, левое ухо с пробитой перепонкой, на ногах сплошной синяк — били трубой так, что терял сознание. И это при том, что Смирнов хронически болен и нуждается в дорогих и редких лекарствах.

Как рассказали ребята, их после задержания 23.04 отвезли к «правосекам» (запрещенный в России «Правый сектор» - прим. ред.), которые целый день их били и издевались над ними. После этого завезли в Краматорск, где СБУшники трое суток держали их в подвале, не давали есть и пить. Потом отвезли в Киев, где еще трое суток постоянно допрашивали.

Изображение

Борис Смирнов с иронией вспоминает: «Заходили люди в масках, раскладывали на столе карту и спрашивали, как мы хотели организовать наступление на Мариуполь и кто нас прикрывал. А я даже в армии не служил. И что такое наступление знаю только из фильмов».

Жарников говорит: «Мы, когда поняли, что наскочили на блок-пост, просто вышли из машин и руки вверх. Никто не сопротивлялся. Да, Шишова нервы подвели, и он побежал, но тут же был убит снайпером. На месте задержания по мне и по Боре прыгали солдаты, ломая ребра. Не понимаю, зачем СБУ нас били уже через сутки после задержания».

В Киеве, поняв, что ребята никакие не диверсанты, покормили, дали помыться, потом опять повезли на Краматорск.

Даже в СИЗО ребята думают не о себе. Просят поддержать и тех, кто был с ними в гумконвое. Ильинов Юрий находится в больничке Артемовского СИЗО, Маслов, Гончаров и Ильинов-младший в Артемовском СИЗО. Будем защищать. Подал апелляции на арест, запросы в СИЗО о состоянии прибывших в момент оформления».

Сейчас к работе по вызволению ребят подключены, МИД РФ, ООН, ОБСЕ и даже «министерство по правам человека ДНР», но пока заметных результатов нет.

Елена Гладкова

Если называть вещи своими именами, то самопровозглашенные «ДНР» и «ЛНР» оказались в гуманитарной блокаде. Казалось бы, раз хотели быть самостоятельными, ну так и ешьте эту вашу самостоятельность, сколько влезет. Подобный аргумент часто можно услышать и в Киеве, и в Москве. Правда, огромное количество людей оказались в этом «русском мире» не по своей воле и не могут его самостоятельно покинуть. И, кстати, в отличие от украинских властей, украинские волонтеры это прекрасно понимают, стараясь блокаду прорвать.

Изображение

В декабре прошлого года я везла гуманитарку из Одессы вместе с местными волонтерами, памперсы из Одессы мы отдали в дом малютки Луганска, спортинвентарь (шахматы, шашки и футбольные мячи) в Лутугинскую спортивную школу, а детские игрушки ушли на открытие двух детских комнат в общежитии для людей, оставшихся без крова в результате обстрелов.

Главная задача волонтеров, работающих на «территориях с особым статусом», — проконтролировать, чтобы гуманитарка доставлялась адресно и не попадала в супермаркеты и на рынки.

С Еленой Гладковой меня познакомил Сергей, вместе с которым я завозила гуманитарный груз в Стаханов и Алчевск. Сергей тоже был в списках на обмен, которые я привозила украинскому фонду ветеранов Афганистана. Он — журналист из Лисичанска (находится под контролем киевских властей), там был арестован, а потом Шонин с Мухой смогли его обменять. Теперь Сергей не может вернуться к семье и по факту сейчас — бомж. Ведь практически всех попавших под обмен украинские власти отдают без паспортов, и эти люди зависают на территории самопровозглашенных республик без документов: кто-то бездельничает, кто-то работает, кто-то уходит в ополчение. Сергей стал заниматься гуманитарной помощью.

7 февраля этого года Сергей вместе с Еленой Гладковой и другими волонтерами, входящими в их группу, попали в подвал к Мозговому — командиру батальона «Призрак», контролирующему Алчевск. Обвинений не было, была проверка: документы, счета, телефоны, видеоматериалы. С волонтерами обращались как с преступниками: не кормили, спать приходилось на полу. Но не били. На восьмые сутки выпустили всех, кроме Лены. Гладкова провела в подвале 23 дня, потом ее вызвал к себе Мозговой и сказал: его люди разобрались в ситуации, ее, оказывается, подставили те, кто был заинтересован в развале гуманитарного отдела.

Я приехала к Гладковой на третий день после ее освобождения. Мы ели кукурузную кашу и соленые огурцы и пили самогон за ее свободу, и Елена была полна решимости заниматься гуманитаркой и дальше, только теперь самостоятельно. Мне было интересно, как мать двоих детей, местная, из Перевальска, попала в этот водоворот, и почему после освобождения ей подарили кучу мягких игрушечных медведей.

«Я поехала помогать в Станицу Луганскую 16 апреля 2014 года, так там и осталась, — рассказывает Гладкова. — На второй день стала на замену повара, на третий вручили ключи от склада, потом, когда мы были уже в Ясенах, стала помогать в информационном отношении, в мае пошла гуманитарка, ее на меня тоже взвалили, делала фото- и видеоотчеты. Открыла канал в ютубе, подсознательно подписалась: Елена Медведица. Так и повелось. Я боялась за детей, ведь я была в ополчении, а это было чревато на тот день, плюс ко всему стали бомбить Луганск. Я вывезла детей на Ростов, так их чуть было в интернат не отправили как оставшихся без попечения родителей. Я тогда успела, мы ехали всю ночь, а утром я еще почти час пробивалась к ребенку, потом плакала, обняв. Когда легла спать на два часа, сын от меня не отходил и все говорил: «Когда мама проснется?». Его я забрала домой, а старший пошел дальше учиться в Ростове».

Я рассказала Медведице, что российский фонд «Предание» согласился оплатить продукты питания: крупу, тушенку, муку, сахар. На территорию Донбасса груз завез фонд, с представителями которого я на тот момент общалась, плюс к тому — обувь и спортинвентарь, которые собрали люди в России и которые в восточную Украину привезла я. Пришлось работать группой. Так меня и моих помощников стали называть «волонтерской группой Юлии Полухиной». Спортинвентарь мы отдали в две Луганские спортивные школам в Луганске, обувь — детям из семей, оставшихся без крова, продовольствие — 40 семьям с детьми-инвалидами и восьми ветеранам Великой Отечественной войны.

Правда, Елена Гладкова решила назвать свою группу «Народно-освободительное движение Донбасса». Я долго ее отговаривала ее, убеждая, что возникнет путаница с радикальным российским движением НОД, которое тут занимается не только гуманитаркой, но и войной. Гладкова отмахивалась: мол, мы не ополчению помогаем, а простым людям, потому и движение — народное. Даже устав мне выслала. Хотя и не в нем дело: я точно знаю, что уже после моего возвращения в Россию они раздали все посылки именно тем людям, которые в них нуждались.

Я понимаю, собирая сейчас очередной гуманитарный груз, что регион с населением в несколько миллионов человек, изрядно потрепанный войной, не может существовать на одной только гуманитарной подпитке. Но без нее — не сможет точно. Вернее, не так: если благодаря кому и закончится это безумие, так в первую очередь благодаря волонтерам, у которых сбилась система «свой-чужой», и осталось лишь чувство сострадания и желание помочь.

P.S. Мы уверены, что волонтерские группы, работающие в зоне боевых действий или проведения антитеррористических операций, должны получить иммунитет, такой же, как у представителей международных гуманитарных организаций, например, «Красного креста». Разумеется, в том случае, если они не имеют никакого отношения к снабжению непосредственных участников конфликта. Возможно, эту задачу нужно решать в рамках контактных групп, работающих в «минском формате».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow