Шла смотреть кино с уже привычным ожиданием обмана: на военной теме в нашем кино в последнее время цинично спекулирует не только телевидение, но и кинематограф. Однако фильм Сергея Попова, снятый под присмотром Карена Шахназарова производит впечатление пусть не лишенного шероховатостей и неточностей, но честного высказывания. Без спецэффектов, зрелищных аттракционов, урапатриотического надрыва — доверительно, вполголоса.

Сюжет. Лето 42-го, затяжные бои с немцами в донских степях, огневые атаки с воздуха, жители окрестных деревень уходят на восток, их обгоняют машины, бредут солдаты, отставшие от своих частей, во всем, как писал Казакевич, «черты сумятицы и растерянности». Как тут разобрать — где проходит линия обороны.

Тем не менее, лейтенант Огарков, не выполнивший приказ командования, и не пробившийся с донесением в штаб армии, приговаривается военным трибуналом к расстрелу. Но под натиском немцев и осужденный, и его конвоир вынуждены бежать. Теперь бредут они по степям и лесам дорогами войны, участвуют в боях, выручают друг друга из беды. Постепенно неприязнь и подозрительность вытесняются симпатией, взаимопониманием, дружбой. Но на войне как на войне: решает все приказ. И приказа никто не отменял…

Экранизация известной повести Эммануила Казакевича с вкраплением дневниковых записей Симонова вступает в диалог с давним фильмом Анатолия Эфроса. Снятая в 60-ые картина, напоена метафорами, поэзией. Осужденный трибуналом мальчик в лейтенантских погонах тонул в поле огромных подсолнухов — солнечных символов жизни. Ожидание смерти, противопоставленное витальности героя, его неоправданной надежде на будущее, нагнеталось исподволь.

Нерв новой картины — противостояние, внутренний диалог двух брошенных в воронку войны мирных людей. Из их противоречивых взаимоотношений, по сути складывается незамысловатая, но притягательная двухголосная полифония.

Огарков (Юрий Борисов) - связист без ординарца. Мальчик с городским лицом. Советской выделки пылкий мушкетер на бело-сером коне. Обучающийся по ходу дела храбрости, жизни по законам военного времени. Жизни, приговоренной к смерти. На протяжении всего пути чувство страха в нем вытесняется чувством стыда: из-за его ошибки (трусости?) погибли солдаты — целая вереница лиц и имен. Постепенно тускнеет блеск в глазах, в них читается внутренний крик: «Значит, это я убил вас, мои дорогие?»

Его конвоир Джуарабаев (Амир Абдыкалыков) — непроницаемый часовой войны в разляпанных сапогах. Туповатый, едва говорящий по-русски казах, тоскующий по дому. И беззаветно (а поначалу и бездумно) преданный службе. Из узких глаз-бойниц следит за своим спутником. Исподволь и его каменную верность служению расплавляет сочувствие, благодарность, человечность. Но только великий разводящий — Смерть — снимет с поста часового.

Не просто разные, будто с разных планет, каждый со своим пониманием правды и справедливости.

На пути к смерти они спасают друг друга, едят из одного котелка, укрываются одной шинелью. Законы войны вступают в противоречие с совестью. Каждый из них должен сделать свой непростой выбор.

Бежать или остаться. Свой или чужой.

Симонов рассказывал, что и его самого однажды приняли за диверсанта, хорошо еще - не расстреляли. В своих дневниках описывал, как менялись лица солдат по ходу войны. Как вместе с въевшейся пылью, образовывались складки горечи у губ. Его интересовала война как жизнь на пределе, как испытание человеческой природы.

Ответственный рядовой Джурабаев, насмерть прилипший к бывшему офицеру. Бывший офицер, разглядевший и в своем охраннике, и в себе самом человека. Приговоренный родиной, тем не менее, сохранивший в себе чувство долга. А где-то на периферии сюжета маячит и сама родина, сомневающаяся: расстрелять или наградить своего беззаветного защитника?

Попов показывает войну как битву не столько с внешним врагом, сколько с самим собой. Это внутри героев бьются трусость и храбрость, подозрительность и доверие, приказ и дружба. Жизнь по законам военного времени испытывается одним мгновением. Стремительна перемена участи (Бумбараша, помнится, тоже все время пытались казнить, то красные, то белые), «протяжный стон «ура» оборачивается отступлением или мертвой тишиной, геройство и трусость умещаются на ладони одной судьбы.

Слоган фильма «Когда дороги не выбирают». Точнее было бы: «дороги, которые нас выбирают». Война — здесь не героиня, лишь — драматические обстоятельства места, экзистенциальный кризис, обострённый случай человеческого существования. Поэтому так трудно прирастают «двое в степи» к войне. А в общем-то не получается прирасти, они выбирают светлую, человеческую сторону темной враждебной мгле ненависти и мщения.

Высушенная солнцем степь… Солдаты, выползающие из кустарников, частокола стеблей травы, поднимающиеся в атаку — и тут же падающие в траву под струями пулеметных очередей… Тяжкая работа похоронной команды. Новая атака. Рутинный круговорот военных будней. Попов снимает свое скромное кино в духе окопной прозы. Психологическое роуд-муви ностальгирует по советскому военному кино в духе «Отец солдата», «Хроники пикирующего бомбардировщика», «На войне как войне». «За последние десять-двадцать лет лишь у немногих режиссеров получилось снять настоящее военное кино, которое «хватает за горло» и заставляет плакать, — говорит режиссер, — Когда смотришь старые фильмы — «Женя, Женечка и "катюша"», «В бой идут одни старики», «Они сражались за Родину», не можешь оторваться.

Есть в фильме еще одна важная для Казакевича тема: война как прожорливый хаос, бездомность тысяч людей. В воронке кромешной тьмы, лихорадке отступления, под гулом моторов юнкерсов и яростной трескотни пулеметов человек пытается сохранить не только жизнь, но и не потерять себя. Финал авторы фильма додумали оптимистичный, ироничный, теркинский. Хотя отталкивались в своей фантазии от фразы Казакевича, написавшего авторский текст к фильму Эфроса (была в том тексте мысль о том, что избежавший неминуемой гибели Огарков дошел-таки до Берлина)

Осмысленная работа оператора Шандора Беркеши, и музыка Романа Дормидошина не ломится в уши, как в недавней ремейке «А зори здесь тихие», но с деликатной сдержанностью сопровождает действие.

В отличие от большинства нынешних военных российских лент, эта камерная история, сфокусирована, не на зрелищной стороне катастрофы, не на подвиге — на развитии характеров, на эмоции, на внутренних размышлениях, которые примагничивают к истории. Рассказанной без напряжения голосовых связок, без патетики, ретуши, смаковании кровавой жути… Истории об истинном и мнимом, о нравственных ценностях, о выборе между долгом перед Родиной и перед самим собой. В этом субъективном взгляде на войну угадывается и володинская интонация, то самое негромкое, но неистребимое чувство «жалости и стыда» у выживших, которое за фасадом салютов и триумфа испытывали победители.

Посмертно опубликованные дневники Эммануила Казакевича назывались «Слушая время». «Большинство человечества, — писал Казакевич, - подчиняясь укоренившимся инстинктам — самым элементарным, но самым сильным - заботе о собственном благополучии и продолжении рода, — считает стремление к собственности естественным состоянием человека, а заботу о других — довеском, украшением, весьма приятным для самолюбия, но не обязательным в жизни». В скромном, местами неловком фильме Сергея Попова есть важная для нынешнего конъюнктурного времени попытка понять ценностную шкалу, кодекс чести, чувство долга — поколения фронтовиков. Как необходимо сегодня расслышать не лозунги, но пульс истекшего времени. Или война окончательно канет в бездну прошлого вместе с «тем народом».