Говоря об образовании, я выделяю особый синдром — синдром современника. Завидую замечательному футурологу Элвину Тоффлеру, который мог написать: шок будущего (книга Future Shock), потому что сегодня человек испытывает шок не только от будущего или прошлого, но и от настоящего.

Это может казаться очередной интеллектуальной эквилибристикой, но понимание образования как механизма, либо гасящего разнообразие, либо поддерживающего его, — для меня стало основой социальных и культурных практик, которые начиная с 1988 года мы с коллегами порождали. Мы могли не сговариваться с Симоном Соловейчиком, Геннадием Ягодиным, Юрием Афанасьевым, но мы понимали, что формула: «Дайте мне образование, и я изменю мир» — верна. Образование — это точка опоры для конструирования гражданского общества.

С 1988 по 1992 год я занимался созданием службы практических психологов в образовании. Психолог — это мастер по неодинаковости, изменчивости. Почему были разгромлены педологи в середине 30-х годов? Потому, что педология, как и генетика, — наука об изменчивости системы. Как только какая-то наука — психология, педагогика, генетика — начинает нести интеллектуальный потенциал изменчивости, как только начинает заниматься диагностикой, тестированием, появляется понимание, что мы все разные. Дальше неизбежна потребность поддержать разнообразие. Поэтому для меня психология — это механизм поддержки разнообразия, а психолог — одна из фигур, поддерживающих его.

Идеология разнообразия была доведена до предела, когда мы вместе с Василием Васильевичем Давыдовым, Артуром Владимировичем Петровским, Любовью Петровной Кезиной в разных ипостасях предложили стране новый дискурс — вариативное образование. Даже по названию оно нацелено на поддержку разнообразия и обладает серьезным сопроматом по отношению к любым попыткам унификации.

Термин «вариативное образование» взялся из эволюционной биологии и психологии. Эволюция, по Дарвину, через конфликт селектирует разнообразие, строится на механизмах адаптации и сводится только к биологической устойчивости и стабильности. Я же предлагаю вариативное образование как линию, за которой стоит то, что замечательный Николай Иванович Вернадский, а потом — более четко — наш антрополог Валерий Алексеев назвали «вариативной эволюцией». Эволюцией при под-
держке развития.

И в этой логике мы на рубеже 90-х заговорили о бермудском треугольнике образования: одаренные дети, дети с отклонениями в развитии и дети с социальной девиацией — группы риска. Каждый раз, когда мы обращаем внимание на особенных детей, мы разрушаем миф о среднем стандартном человеке и вынуждены развивать толерантность как норму поддержки разнообразия.

Я всегда понимал, что трудно будет вводить идеологию (не психологию, не методологию, а идеологию) развития гражданского общества через механизм вариативного образования. Но при этом стоял и буду стоять на формуле, которую предложил замечательный мастер квантовой механики Эрвин Шреденгер: «Я иду против потока, но направление потока изменится».

Когда вариативность сводят только к выбору программы или учебника, это важно, но это частность. Вариативность — это механизм, обеспечивающий рождение общества равных шансов, гражданского общества. В этом эволюционный смысл вариативности.

И когда кто-то говорит: «Один учебник, одна форма — это шаг к уникультуре», — и это говорят не персоны, а роли, обслуживающие ситуацию создания и конструирования закрытой системы. Всегда будут Фамусовы и Скалозубы, и всегда будут Чаадаевы и Сахаровы.

Я верю, что «Уроки» — еще одна возможность создания той педагогики, которую я, идя по стопам «Педагогики сотрудничества» Симона Соловейчика и Шалвы Амонашвили, называю словом, близким Булату Окуджаве: «Педагогика достоинства»