В 1996 году археолог Клаус Шмидт стал вести раскопки на холме Гёбекли-Тепе, в Юго-Восточной Анатолии, в Турции. То, что он раскопал, перевернуло наши представления о социальной эволюции человечества.

Гёбекли-Тепе — это типичный мегалитический комплекс; сотни колонн, украшенные изображениями разнообразных зверей и расположенные кругами; верхушки колонн венчают Т-образные поперечины из известняка, словом, почти то же, что Стоунхендж. Разница в том, что Стоунхендж был построен земледельцами, а раскопанные колонны Гёбекли-Тепе датируются X—VIII тысячелетием до н.э; ниже располагаются слои, которые, предположительно, древнее на 3—4 тысячелетия. Иначе говоря, этот гигантский комплекс возведен охотниками и собирателями.

При этом гора Карака-Даг, на которой до сих пор в диком виде произрастает ближайший родственник одного из видов одомашненной человеком пшеницы, находится в 20 милях от Гёбекли-Тепе.

Иначе говоря, Гёбекли-Тепе опровергает все, что мы знали о неолитической революции. Мы всегда считали, что человечество сначала научилось сеять пшеницу. После этого увеличилась плотность населения, появились излишки продукта, началось социальное расслоение, и жрецы стали строить храмы. Именно так — в русле строгого материализма — представлял себе неолитическую революцию изобретатель этого термина, археолог и марксист Гордон Чайлд.

И вот теперь получается, что дело обстояло наоборот. Человечество сначаластроило храмы. Для того чтобы построить храм, надо было концентрировать в одном месте огромные — по меркам охотников и собирателей — группы. И поскольку эти группы «выохотили» вокруг все, чтобы их прокормить, пришлось научиться сеять зерно.

Такая картина событий только на первый взгляд кажется невероятной. Если вдуматься, в ней скрыта глубокая социальная правда.

Homo sapiens отличается от своего кузена шимпанзе в том числе тем, что он умеет создавать гигантские коллективы, а все гигантские коллективы объединяются на основании идей.

Поведение человека в небольших коллективах очень мало отличается от поведения шимпанзе в стае. Возьмем группу молодых людей, сидящих за столиком в кафе или валяющихся на пляже. Разница между ними и шимпанзе будет невелика — разве что вместо того, чтобы лакомиться у дерева с фруктами, они будут пить коктейли, а вместо того, чтобы вычесывать друг у друга вшей, они будут обмениваться ничего не значащими словами, выполняющими ту же роль социального взаимодействия, что у шимпанзе — взаимное почесывание.

Они точно так же будут заключать союзы, чтобы занять место альфа-самца, и точно так же ухаживать за самками, принося ей кусок добытого на охоте мяса (или купленный у барной стойки коктейль) в надежде на ответное сами знаете что.

Разница между человеком и шимпанзе начинается тогда, когда коллектив становится большой. Шимпанзе обычно живут стаями по 25—30 особей (в исключительных случаях — до 100). Стая большего размера тут же распадается на другие стаи. Человек может легко собраться в сообщество из десяти или ста тысяч, миллиона и больше особей. И каждое такое сообщество организовано идеей. Идеей бога, демонстрации, концерта, армии, коммерческой компании, нации, государства — чего угодно. Но — идеей.

Отсюда, собственно, ответ на вопрос, почему к IV тысячелетию до н.э все человеческие сообщества, обитавшие на территории Плодородного полумесяца, верили в привередливых богов, требующих крупных жертв и стеснительных ритуалов. Коллективы, верующие в такого бога, насчитывали тысячи человек. Очень возможно, что были какие-то группы, которые в привередливого бога не верили, а верили, например, в соседний куст, который никаких жертв не просил. Но эти группы в 25—30 человек не имели никакого шанса по сравнению с многотысячными коллективами.

Те охотники и собиратели, которые вытесывали каменные блоки в Гёбекли-Тепе, тратили на это тысячи человеко-часов и еще должны были проходить для этого десятки, даже сотни километров. Но эта контрпродуктивная на первый взгляд деятельность соединила их в коллектив, насчитывавший тысячи особей. Без нее бы они распались на стаи.

С того времени человек ушел далеко вперед, и теперь мы можем строить коллективы не только на идее бога. Мы умеем создавать коммерческие компании, нации и государства.

К сожалению, не все идеи, соединяющие коллектив, равно плодотворны. К примеру, американское общество начала XX века строилось на идее о том, что любой человек может сделать себя сам. Эта глубоко плодотворная идея создала к середине XX века страну, производившую половину мирового ВВП.

В России же с 1917 года общество строилось на диаметрально противоположной идее: «Если кто-то богат, значит, он ограбил всех нас, неимущих». В Германии в 1933 году была предпринята попытка создать общество на другой массовой идее о том, что «наша нация лучше всех». Обе идеи кончились катастрофой.

К сожалению, нынешние власти России, провалив в стране все, прожрав неведомо куда 3,5 трлн петродолларов, полученные за 15 лет нефтяной халявы, превратив государство в банальный механизм выдачи бананов исключительно соратникам вождя, в поисках единственной идеи, которая могла бы объединить коллектив, навязывают всей стране уродливый гибрид из обеих этих идей: «Живем мы так плохо, потому что весь мир против нас, а весь мир против нас, потому что мы лучше и духовней всех».

Нельзя сказать, что этот гибрид создан Кремлем. Его исповедует довольно много обществ.

Это и бывшие колонии в Африке, диктаторы которых перерезали всех белых, разорили построенные ими дома и дороги и объясняют отсталость своего общества тем, что «белые нас не любят». Это и Ближний Восток, который тонет в дерьме и крови, но твердо знает, что это все потому, что проклятый бездуховный Запад не любит мирный ислам. Это и Латинская Америка, где чавесы всех мастей объясняют населению, что в магазинах нет туалетной бумаги, потому что США ненавидят боливарианскую революцию.

Это очень разные общества. Одни исповедуют ислам, другие — анимизм, третьи — коммунизм и т.д. У всех этих обществ, однако, есть одно общее: идея, скрепляющая их, ведет в никуда.

Это происходит уже потому, что современный мир — глобален. Голливудские фильмы смотрят по всему миру, телефоны «Нокиа» продают по всему миру, и компьютеры, собранные в Китае, тоже продают по всему миру. Но идею о том, что «мы, русские, самые духовные, и поэтому все нас ненавидят», вы не продадите за пределами России. Вы не продадите ее не только в США или Китае — вы не продадите ее даже на Гаити, потому что обитатели Гаити точно знают, что самые духовнвые — они, причем еще с 1804 года, когда гаитянская революция показала всему миру путь к свободе.

Эта идея так же неконкурентна, как был неконкурентен местный куст, почитаемый коллективом в 25 человек, в сравнении со объединившим огромный коллектив храмовым комплексом в Гёбекли-Тепе.