Вторник в Хакасии стал днем траура по погибшим в воскресных пожарах. Накануне, встречаясь с погорельцами в Шире — это село сгорело чуть не наполовину, губернатор республики Виктор Зимин сказал о 16 погибших, в то же время в СКР заявили, что располагают данными о 23 жертвах. 121 травмирован. За медпомощью обращались 483 человека. В больницах остаются 77, из них восемь в тяжелом и критическом состоянии.

Пожары на Пасху охватили семь из восьми районов республики, почти всю ее лесостепную часть. В четырех десятках поселений сгорели 1285 домов. Существенная часть из них — двухквартирные, поэтому без крова осталось около 2 тыс. семей (5 тыс. человек). Многие остались и без средств к существованию, и без работы. Погибли тысячи голов скота. Уничтожены зернохранилища с семенами, корма, зерносушилки, сельскохозяйственная техника. Тех телят и овец, что спасли из огня, кормить нечем. И поить: электроснабжение прервано. Помимо человеческих трагедий республике нанесен колоссальный экономический ущерб. Не сказать, что субъект Федерации сгорел напрочь, но Хакасию постигла поистине катастрофа.

10 тыс. рублей получит каждый погорелец, компенсация за частично потерянное имущество — 50 тыс., 100 тыс. — за полную потерю, семьи погибших получат по 1 млн. Зимин дал задание построить новое жилье к осени.

На время действия режима ЧС в республике прекращена продажа алкоголя. Эту меру предложил глава МВД Хакасии Илья Ольховский, дав понять, что спиртное стало одной из причин столь большого числа жертв. Губернатор пообещал согласовать решение с Москвой и продлевать запрет в тех местностях, где потребуется.

Вечером 7 апреля над Абаканом, столицей Хакасии, появился огненный нимб (или рога — кому как показалось): горела трава на склоне горы Самохвал. В тот же день в Ширинском районе от сельхозпалов начал гореть лес — колки, перемежающиеся полями. И тогда же, с 7-го по 12-е, введен был особый противопожарный режим.

Ветер на юго-западе Средней Сибири начал подниматься еще 11-го, субботним вечером. В деревнях продолжали жечь траву, как и все последние дни. Горожане собирались в воскресенье, первый обещанный теплый день — до 24 градусов (накануне — минус один, плюс два) — на природу, открывать дачный сезон, в лавках выстраивались очереди за мясом для шашлыков… Утром ветер усилился, порывы достигали 25—30 м/сек, небо в пыльной бури пропало, вместо солнца — красное пятно, потом принеслись первые дымы. Было абсолютно ясно, что дальше. Условий для беды требуется немного: выходной, весна, сухая погода, ветер. А если еще большой праздник… Ежегодно весной от барбекю, сжигаемой стерни и мусора садовые общества и деревни сгорают целыми улицами. Масштаб бедствий всегда прямо пропорционален значимости праздника и силе ветра: если он штормовой, селения и дачные поселки сгорают подчистую, как Казачинское под Красноярском в 2003-м или Зеленый Бор под Минусинском в 2007-м.

В «огненную Пасху»-2015 (так местные уже назвали драматичное воскресенье) горел юг Красноярского края: уничтожены 19 домов в Каптыреве и 10 в Большой Ине (Шушенский и Минусинский районы). Полыхала трава по всему Красноярску, в том числе в его центре, в окрестностях, строения в Березовке, Зыкове… Основной же удар пришелся на Хакасию, а в ней — на Ширинский район.

Рядом с Широй — знаменитые на всю Сибирь хакасские озера, бальнеогрязевой курорт. «В Хакасию на озера» — самый распространенный вариант летнего отдыха в Красноярске. Много здесь летом машин также из Новосибирска, Томска, с Кузбасса. Озера — это уже другой мир: из суровой тайги попадаешь на мягкую травку и песок, в древнюю холмистую Джиримскую степь с менгирами, поросшими чабрецом сопками, чистыми озерами в горных впадинах: Белё, Шира, Иткуль, Шунет, Тус (сибирское «мертвое море», не вода — рассол), Круглое, Фыркал, Собачье, Утичьи (их три). Горько-соленые и слабосоленые, пресные и ультрапресные, целебные, минеральные. У многих красноярцев здесь родственники, друзья. Дома, бизнес. Сам курортный поселок Жемчужный огненный смерч обошел, в нем разместили часть погорельцев, но турбазы и кемпинги на самом популярном озере Белё погорели.

Трасса на Ширу из Красноярска знакома до каждой ямки, но теперь, за перевалом, где кончаются снега в тайге и постепенно пейзаж сменяется на степной, дорогу не узнать. Насколько раньше Хакасия своими видами воодушевляла, радовала детей отарами овец, сусликами, перебегающими дорогу, настолько сейчас ужасает. Десятки верст выжженной и тлеющей степи, дымящиеся остовы ферм и кресты на кладбищах. Пепелища на месте кошар, разваленные коровники, черные лопнувшие туши скотины. Упавшие столбы ЛЭП, провода на земле. Сквозь дымы видно зарево чуть не над всей линией горизонта. Дышать нечем, летит песок, пепел, видимость метров 10—15.

Деревням, даже стоящим рядом, выпало разное. Одни целы, в других с края — голые печи, скелетированные автомобили, трупы собак. Газовые баллоны, телевизоры, компьютеры, детские кроватки и игрушки вынесены кучно на дороги. Люди — кто оцепенело стоит, кто бесцельно — но так со стороны кажется — бегает. Это вдали от огня. В Шире, 10-тысячном поселке, выгорела вся западная часть. Больше нет улиц Гайдара, Сурикова, Чапаева, Гагарина, Мира, Октябрьской, музшколы, стадиона. Когда, казалось, уже все стихло, вспыхнула библиотека… Вечером пожары еще продолжались. Руины до утра проливали пожарные.

Люди или заняты делом, или до сих пор в состоянии эмоционального шока. Пьяных — ни одного. Света нет, в уцелевшие дома никто спать не идет, сидят у дороги с ведрами. Реплики о том, что творилось днем: «огонь не пришел — прилетел стеной — с гор, дома сгорали за 10 минут», «газовые баллоны в речку бросали», «пока ведра с водой несешь — не сдувает, как пустой — шквалистый ветер с ног валит; кажется, что от воздуха одежда загорится», «соседка металась, детей потеряла, а их другие спасли, увезли», «воды нигде не было, колонки сухие, электричество-то отключили, да слишком рано, а у нас все на электронасосах», «пожарных долго не было, и их не хватало, машин и техники очень мало было, поэтому так все и разгорелось; пожарный поезд пришел только через три с половиной часа; в больнице мест нет, а обгоревших да отравившихся полно, с поражением глаз, сердечников; некуда везти». Говорят про бригады незнакомых молодых парней: приезжали к огню, выскакивали из машины, и, обмотав лица тряпками, бросались тушить, помогали спасать вещи. Уезжали дальше. Очереди в герои нет, не война. Хотя это слово вспоминают — при взгляде на головешки, оставшиеся от деревень.

По данным из разных источников, пострадали кроме Ширы: Малый Спирин, Целинное, Трошкино, Соленоозерное, Борец, Власьево (все — Ширинский район), Саяногорск и пригороды, Новокурск, Кирба, Сабинка, Новоенисейка, Новониколаевка, Новотроицкое, Калы, Дмитриевка, (Бейский район), Бей-Булук (полностью уничтожен), Первомайское, Знаменка (Боградский район), Копьево, Кожухово (Орджоникидзевский район), Улуг-Кичик, Казановка, Чебодаевский, Анзыгановский (Аскизский район), Усть-Бюрь, Зеленое, Чапаево, Беджа, Сапогово (Усть-Абаканский район), 250 дачных участков под Абаканом.

К ликвидации ЧС помимо всех республиканских сил и средств привлекли красноярских и кемеровских спасателей, армию, в т.ч. спецтехнику из дислоцированной в Солнечном (Ужуре-4) 62-й дивизии РВСН, военизированную горно-спасательную часть. В аэропорту Абакана собрался авиационный отряд из семи единиц техники, действуют три пожарных поезда (из Ужура, Саянской и Абакана). В понедельник, когда все пожары были потушены, МЧС тем не менее объявило о наращивании в Хакасии группировки: сюда перебрасывают сотни спасателей со всей страны, курсантов Ивановского института ГПС МЧС России. У волонтеров то преимущество, что они все делают вовремя: тысячи людей тушили пожары, когда они разгорались, и уже в воскресенье многие частные организации начали сбор гумпомощи погорельцам, из Красноярска, Абакана вышли машины с первыми грузами. 13-го — из Кемерова и Новосибирска.

Работают в Хакасии энергетики и следователи из всех соседних регионов, прилетел глава СКР Александр Бастрыкин, по статье «халатность» возбуждено пять дел.

Причину бедствия меж тем уже назвали: весенние палы травы. Власти их еще называют хулиганскими и ежегодно пеняют на невежество и разгильдяйство народа, практикующего такую национальную забаву. Замглавы МЧС Александр Чуприян: причиной ЧП в Хакасии «однозначно стал несанкционированный пал травы… Этого пожара не было бы, если бы «не игрались со спичками».

Чиновники относятся к палам как к безусловному злу, с которым следует бескомпромиссно бороться. 3 апреля Рослесхоз дал властям Хакасии поручение «о запрете неконтролируемых выжиганий травянистой растительности» и «о введении на территории Хакасии особого противопожарного режима». Прямо сейчас проводится всероссийская акция «Сельхозпалы — под контроль», 10 апреля она стартовала и в Хакасии. В Копьево 350 школьников, педагоги и лесники раздали полторы тысячи листовок, призывающие не допустить травяные палы. Этими листовками, возможно, и подожгли степь, откуда 12 апреля в Копьево пришел огненный шквал; эффективность призывов против сжигания травы запрограммированно нулевая. Почему? Да все очень просто: сельское хозяйство в Хакасии — республикообразующая отрасль. Это не алюминий, конечно, и не электроэнергетика, но на земле народ живет по крестьянским ритмам и календарям, это природное начало, и ограничить его какими-либо установлениями сверху не получится.

Вот что рассказал «Новой» Эрик Валендик, главный научный сотрудник, доктор с.-х. наук, профессор (Институт леса им. В.Н. Сукачева Сибирского отделения РАН, лаборатория лесной пирологии):

— Огневая очистка сельхозугодий бытует с тех времен, когда образовались скотоводческие общины. Традиция жива, потому что этот вопрос — экономический. Земледельцам и скотоводам нужны качественные травостои и как можно более продолжительный период выпаса скота. Увеличить его на месяц можно, лишь сжигая старую траву. Палы выгодны сельскому хозяйству. И требуются не запреты — они, если вмешиваются в экономику, не работают, а технологии, которые устроили бы и крестьян, и лесное ведомство. Снег сходит на полях на неделю, две, даже три раньше, чем в лесу. Вот и позволить крестьянам выжигать стерню в этот период. Не как сейчас — тайно, по ночам, бесконтрольно, а в четко определенные сроки, для каждой группы районов свой. Нужно сделать регламент.

По всей прочей России жгут траву по-воровски, кидая спичку и убегая. Местные власти, запретив, тем самым сняли с себя ответственность, чему и рады. Пусть работают с поджигателями прокуратура и полиция. В МЧС тоже ратуют за полный запрет сельхозпалов: дескать, они приносят только вред. Но это не так, и это полностью доказано институтами, изучавшими этот вопрос десятки лет.

Почему сгорают поселки? Потому что весной вокруг них сухая трава. И вместо того, чтобы выжечь ее в свое время, пока в лесу лежит снег, пока сыро кругом, будем бегать, кричать и звать на помощь, когда огонь подойдет к домам. Дело не в технике и не деньгах. Отсутствует разумная организация. Ждут, когда загорится, потом МЧС присылает самолеты с тоннами воды, выбрасывая тонны денег… Нужно не столько гасить пожары, сколько предупреждать их возникновение.

Но разве могут сравниться предлагаемые Валендиком на протяжении уже многих лет элементарные оргмеры с теми денежными вливаниями, которые идут на ликвидацию ЧС? А пилить что? Старообрядцы в Сибири да те села, что живут своим уставом, не обращая внимания на установления властей, не листовки раздают, а вовремя и по погоде выжигают траву, опахивают селения плугом, что гарантированно защищает от низовых пожаров, наблюдают за дымами с вышек. Но эти дедовские методы, конечно, чересчур банальны и, главное, ничего не стоят. А вот все эти новости воскресенья — «из аэродрома Раменское вылетела оперативная группа МЧС», «Рослесхоз принял решение отправить на тушение лесных пожаров в Хакасии 40 воздушных пожарных федеральной авиалесоохраны»; перегнать в Абакан из Красноярска «Берию» (самолет БЕ-200ЧС), а потом такой же еще из Хабаровска — через полстраны — это по-нашему. А потом еще и из Москвы, через другие полстраны, два Ила…

На мой вопрос об эффективности применения самолетов-танкеров в лесостепях Валендик ответил:

— Применение танкеров эффективно для остановки фронта пожара, особенно в горах. Однако тушение всей кромки пожара экономически не оправдано. Самолет выливает на ограниченную площадь десятки тонн воды. Но в лесах и степях пожар — это ж не точечное горение, а узкая полоска огня, растянутая на десятки километров. Сколько надо вылетов этим Илам (Ил-76) и «Бериям», чтобы пройтись по всей горящей кромке? Такие пожары без наземных сил и средств потушить нельзя. Необходимо делать минерализованные полосы (полосы земли, вспаханные до минерального грунта), отжиги в сторону пожара. Это ручной труд и известные давно технологии. Но тех специалистов по организации тушения пожаров, что у нас прежде были, теперь нет. И их уже никто не готовит.

Мы в 60-х разработали прокладку минерализованных линий шнуровыми зарядами — их сбрасывали бухтами с воздуха, десантники раскладывали и одним капсюлем подрывали одновременно до 300 метров. До сих пор это работает. Сейчас страна наполнена различными механизмами, любыми. И трактора, и плуги, все есть, выбирайте, что под ваши цели нужно, и применяйте. Еще раз: эта проблема не техническая, не финансовая, а организационная.

Однако логика ученого, ведущего пиролога страны ничего не значит по сравнению с множеством способов извлечения прибыли из пожаров. И раз эта история повторяется из года в год, механизм этот негласно одобрен и утвержден властью. У нас Министерство ликвидации ЧС, а не их предотвращения.

На следующий год крестьяне снова будут жечь траву, и через 10 лет будут, и через сто. Потому что люди, живущие на земле, знают то же, что пирологи: катастрофы являются катализатором обновления, многообразия жизни и быстрого развития. Природа пользуется огнем для своего процветания. Пожары — часть природы, жизнеутверждающее явление, помогающее пробиваться на свет молодому поколению. Стабильность убивает. Мы все, все живое на планете — дети катастроф и катаклизмов.

В США, говорит Валендик, до 80-х годов прошлого столетия тушили все возникающие пожары. Когда тамошняя бюрократия убедилась, что, сколько денег ни вкладывай, все равно положение не исправить, американцы вместо словосочетания «борьба с пожарами» стали употреблять термин «пожароуправление». Под этим они понимают, что наравне с тушением пожаров надо давать им «право» играть их природную роль, где это возможно. Мы продолжаем бороться. И ожидаемо проигрывать.

Жечь траву под присмотром, создав запас воды, несложно, просто некому организовать. У нас Владимир Путин два года назад дал поручение Дмитрию Медведеву (Пр-1037, п.1.ж) «установить порядок выжигания сухой травянистой растительности, исключающий возможность перехода огня на лесные насаждения, торфяники, объекты инфраструктуры и населенные пункты». Срок исполнения 1 сентября 2013 года. Поручение не выполнено. Сейчас Путин взял под личный контроль работу в Хакасии экстренных служб.

В стране, устроенной столь бесхитростно, как наша, с такой централизацией денег и полномочий, с ее вертикалью, когда даже бытие дальней сибирской деревеньки определяется сознанием Кремля и Старой площади, когда даже те вопросы, что прежде находились в компетенции деревенского старосты, отняты в пользу Госдумы, когда Москва решает, можно ли жечь стерню, штрафовать ли в Копьеве за собаку без намордника или сломанную скамейку, катастрофы неизбежны. Потому что Москва не знает, что такое в Копьеве стерня, собаки и скамейка. Может, она там единственная и составляет народное достояние?

До огня Хакасию испытывала вода: предыдущая катастрофа, потрясшая республику, произошла на Саяно-Шушенской ГЭС. В каких режимах гонять станцию, тоже решали не инженеры в Саяногорске, а менеджеры-финансисты в Москве, в госкомпании «РусГидро».

Россия не виновата перед Кремлем, что она такая большая и разная. А привычка гнуть жизнь под придуманные законы, отрицание естественных потребностей и свобод человека всегда выходит боком.

Красноярск — Шира