Представляя Александра Георгиевича, постоянного гостя на днях рождения газеты, обозреватель «Новой» Зоя Ерошок сказала, что Александр Филиппенко — ангел-хранитель газеты. Программа, которую сам артист назвал «вахтанговской импровизацией в пределах заданной композиции», включала в себя стихи Левитанского, Есенина, Табидзе в переводе Пастернака, Кима, репризы Жванецкого и прозу Довлатова. Стихи сменяли друг друга, смешивая времена и исторические эпохи, образуя единую поэму о нас и обстоятельствах вокруг нас, так мало меняющихся.

Очень в настроение попали «Вопросы» Левитанского, на которые за все эти годы так и не нашлось ответов.

…Старательно заученные мной, Записанные твердо на скрижали, Они меня, как каменной стеной, Удобно и надежно окружали…

И вдруг, со всех сторон меня тесня, Бушуя, как мятежные матросы, Пошли неумолимо на меня, Исторгнутые временем вопросы.

Александр Филиппенко со сцены ведет живой разговор с каждым персонально: с ровесниками — вспоминает, молодым — рассказывает. Например, какой была точка отсчета для шестидесятников — конечно, ХХ съезд, доклад о сталинских репрессиях.

— А что было дальше? А дальше был август 1968-го, страшный удар, когда рухнули все надежды на социализм с человеческим лицом, на то, что систему можно реформировать.

И тут же очень уместный Жванецкий: «Почему наш человек не боится смерти? Потому что не жил ни разу!» И мимолетно спародированный Брежнев. «Запомни: не привыкнешь — подохнешь, а не подохнешь — привыкнешь…» И «Корабли» Высоцкого, плывущие через годы все туда же, куда «возвращаются все, кроме тех, кто нужней».

Кстати, музыкальное сопровождение концертов Александра Филиппенко — это отдельный герой его чтений. То дивное многоголосье «Орэры», исполняющее «Не жалею, не зову, не плачу», то музыка шестидесятых, то джаз — каждый музыкальный фрагмент создает новый поворот действия, закрывает тему и начинает новую, причем эти очень разные фрагменты создают абсолютно цельное полотно моноспектакля.

Когда Александр Филиппенко читает отрывок из довлатовской «Зоны» о том, как заключенные ставили пьесу «Кремлевские звезды» о революционных вождях, четкое ощущение, что Сергей Донатович написал это произведение специально для Александра Георгиевича. Довлатовский абсурд от чтения Александра Филиппенко стократ усиливается. В такие моменты отчетливо понимаешь, что одно из утешительных свойств довлатовской прозы — эта выворачивающая душу смесь смешного со страшным, где смешное дает шанс выжить в страшном.

И довлатовская публицистика, актуальная и в наше время: «Мы поняли одну чрезвычайно существенную вещь. Советские лидеры — не инопланетные. Не космические пришельцы. А советская власть — не татаро-монгольское иго. Она живет в каждом из нас. В наших привычках и склонностях. В наших пристрастиях и антипатиях. В нашем сознании и в нашей душе. Советская власть — это мы. А значит, главное для нас — победить себя. Преодолеть в себе раба и циника, труса и невежду, ханжу и карьериста».

В заключение Александр Филиппенко сказал об удивительном явлении: на его сатирических программах (Саша Чёрный, Салтыков-Щедрин) народ просит читать стихи.

— Ухо отвыкло от стихов, все просят стихи: дайте стихи! Всем хочется свет в конце тоннеля, но только, как у Жванецкого, тоннель, сука, не кончается…

Спасибо, Александр Георгиевич! Мы вас любим!

Хотя, возможно, наш с вами любимый Сергей Довлатов сказал бы по-другому: тут уже не любовь, а судьба.