Однажды мы переживали схожие личные проблемы. Столкнулись в ЦДЛ.

— Может, посидим? — предложил я. Мне хотелось выговориться.

Аркан мрачно кивнул. Ему тоже явно хотелось выговориться.

Сели за столик в ресторане.

— Ты понимаешь… — начал я.

Аркан мрачно кивнул. Он понимал до такой степени, что я умолк. Полтора часа просидели в молчании. Потом пожали друг другу руки.

— Да, — сказал он на прощанье. — Нельзя все это держать в себе.

«Джентльмен, — определили англичане, — это человек, который, оставшись один в джунглях, к ужину бреется и надевает смокинг».

Англичане имели в виду Аркана. Элегантность без нарочитости, аристократизм при полной демократичности.

Плюс фирменная неспешность, ставшая легендой. Бегущий Аркан — такой же нонсенс, как стоящий электрический ток. Как-то он опоздал к поезду — хотя мог успеть, надо было лишь пробежать по перрону. Но перейти с шага на бег?

Поезд, верный расписанию, ушел. Аркан, верный себе, остался.

Главное — всегда оставался верен себе.

Изящная словесность — это и вообще мало о ком, а уж в «веселом» жанре… Аркадий Арканов — это именно изящество слова. Первый рассказ — маленький «Желтый песок» — помню до сих пор. Ощущение — радостная зависть.

Семидесятые. В Ленинграде — концерт «Клуба 12 стульев» «Литературной газеты». Зал «Октябрьский» на четыре тысячи мест — битком.

Аркан выходит к микрофону. Безу-пречный пиджак. Идеальный пробор. Рассчитанная пауза — и Аркан медленно, слово за словом, выпускает в зал рассказ «Кросс». Зал стонет.

Любуюсь, завидую.

Почему-то я долго не знал, что он медик. Выяснилось в Пицунде.

Дом творчества. Аркан отдыхает со своим сыном Васей. Я — со своим Сашкой. Васе четырнадцать. Сашке — девять, и он занимается в шахматном кружке. Аркан — кандидат в мастера по шахматам. Разница в классе для истинных игроков и джентльменов значения не имеет. Фигуры расставлены. Мы с Васей — секунданты. Партия быстро переходит в трагический для Сашки эндшпиль, и у него — от солнца и напряжения ума — идет носом кровь. Аркан, не отрывая взора от доски, говорит:

— Закинь голову.

Сашка закидывает — кровь останавливается. Аркан смотрит на доску и говорит:

— Ничья.

— У вас же выиграно, — лепечет Сашка.

— Не спорь, — советует Вася. — Папа лучше знает. Он все-таки врач.

Унаследовал отцовское чувство юмора.

И не только его, как оказалось.

«Васька американский роман перевел, — сообщает много лет спустя Аркан, и по слишком спокойному его голосу ясно, что перевод выдающийся. — Прочти». Я прочел — и перевод оказался выдающийся.

На презентации романа Вася раздавал автографы. Аркан молча гордился.

В нем сочетались одаренности и страсти.

Футбол, шахматы, джаз… Джаз!

Город — не помню. То ли фестиваль искусств, то ли что-то в этом роде. Отсверкали на сцене, сидим компанией в каком-то кафе. Играет трио джазистов.

Аркан начинает кивать в такт музыке, что означает — он дико завелся. Выходит к музыкантам, берет микрофон и начинает хрипло импровизировать. Чистый Армстронг. Публика в восторге — бурные аплодисменты. Из зависти тоже хватаю микрофон и тоже хриплю.

Хлопки сострадания.

При всем своем джентльменстве не боялся уронить имидж «большого писателя». Вдруг стал сочинять песни-пародии и сам их исполнял — и делал это прекрасно. Абсолютный слух, неповторимый голос — темный и ворсистый. Он мог бы быть шансонье. Или актером — ему говорили, что он похож на Мастроянни. Ему это нравилось.

Даже на телеэкране он умудрялся быть собой — читал ли рассказы, давал ли интервью… А когда сам вел телепередачи — перед вами был телеведущий-интеллигент. Сегодня это словосочетание даже не все поймут.

Он был надежен и точен. Он был глубок и ярок.

Он оставался собой и потому стал константой, без которой непредставим был наш ландшафт — литературный, общественный, дружеский.

Не изменил себе, и когда уже все знал и понимал — все-таки врач. Но никто, кроме наиближайших, ни о чем не подозревал.

Называется — достоинство до конца.

В последний раз Аркадий Михай-лович Арканов вышел на сцену 13 марта 2015 года. Он вел вечер памяти ушедшего друга — Григория Горина.

Спустя девять дней Аркадий Арканов ушел сам — и стал нашей памятью.

Отдельный. Особый. Один.

Прощай, Аркан.

Спасибо тебе.