Завтра самое крупное в мире учебное парусное судно — четырехмачтовый барк «Седов», отметивший 14 февраля свою 94-ю годовщину, отправится из Калининграда в очередную навигацию. На борту, как обычно, очередная сотня курсантов, будущих моряков, которым предстоит первая морская практика.

Сегодня немногие помнят о том, что 40 лет назад судьба парусника висела буквально на волоске, а от утилизации легендарное судно спасла горстка моряков и… одна женщина, не имевшая никакого отношения к морю.

Любовь с первого взгляда

Москвичка Ада Салтыкова (Лазо), перепробовавшая к своим 30 годам кучу профессий, все-таки выбрала кино. Документальное, что само по себе уже характеризует человека как серьезного, зрелого и пронзительно вглядывающегося в мир. Далее следует поступление во ВГИК и волшебным случаем попадание на курс Романа Лазаревича Кармена, знаменитого кинодокументалиста, народного артиста и просто замечательного человека, который общался со студентами, как с коллегами.

Кроме кино Ада Салтыкова еще очень любила Ленинград. Там жили родственники, которые давали приют дорогой московской гостье. Питер и сам по себе город романтический, но когда у одного из причалов Ада обнаружила гигантский парусник, державший на своих острых мачтах низкое балтийское небо, — в женском сердце поселилось чувство, в описании которого испокон веку состязались поэты всех времен и народов. Ада влюбилась в этот корабль. От него исходил дух старых морских традиций, жестоких океанских штормов и дальних-дальних стран, о которых советские люди читали только в книжках. И теперь в каждый свой приезд Ада Салтыкова обязательно стремилась на набережную Лейтенанта Шмидта повидаться со своим любимым.

Летом 1975 года Ада, уже второкурсница ВГИКа, снова оказалась в Ленинграде. Знакомая набережная зияла пустотой, «Седова» на ней не было. Увидев мужчин в морской форме, женщина бросилась к ним. Наверное, они прочитали все в ее глазах, у них и самих было скверно на душе оттого что красавец-парусник утащили в Кронштадт и собираются пустить «на иголки». Встретившиеся Аде моряки оказались людьми непростыми, помогли москвичке оформить пропуск в Кронштадт, который в те годы был закрытым городом и добраться туда можно было только по воде. На дальнем заводском причале, в окружении полузатопленных, ожидавших разделки кораблей Ада Салтыкова нашла свои любимые мачты, которые, казалось, грустно поникли, ожидая своей незавидной участи. Она поднялась на палубу, заваленную различным хламом. То, что она узнала от немногочисленного экипажа, повергло ее в настоящий ужас. Моряки, несмотря на все слухи о предстоящей утилизации, продолжали ремонт парусника и жили на борту, как на последнем редуте. «Пока мы здесь, корабль никто не посмеет тронуть», — услышала она. «Что делать, как помочь?» — мысль стучала в висках всю обратную дорогу в Москву.

Кино — великая сила!

Прямо с вокзала, позвонив Кармену, Ада явилась к нему домой. Закончив взволнованный рассказ, выпалила: «Я хочу сделать про них фильм!» И столько решительности было в этой, весьма наглой для второкурсницы, фразе, что педагог проникся, отыскал в каком-то особом справочнике телефон минист-ра рыбной промышленности СССР Александра Ишкова, человека властного, решительного, считавшего себя безраздельным хозяином своей отрасли. Выслушав комплименты от знаменитого кинодокументалиста, министр растаял, а когда узнал, что речь идет всего-то о продлении на несколько месяцев, пока пройдут съемки, жизни подведомственного парусника, твердо пообещал, что, пока молодая кинематографическая поросль будет творить на борту, — ни одна гайка не пойдет в утиль. На том и порешили; Ада Салтыкова начала готовиться к съемкам.

Работать было непросто. За всем процессом, неоднократно вмешиваясь, наблюдал некий, приставленный заводом человек. Он очень боялся, что в кадр попадут секретные причалы и корабли — завод-то военный! Свободнее творческая группа чувствовала себя внутри — в трюме, в каютах, где измаявшиеся от неизвестности моряки буквально распахивали перед объективом свои души.

Семнадцатиминутный черно-белый фильм, получивший название «Кому нужны паруса?» (его и сегодня несложно найти в интернете), вышел острым, пронзительным. Сюжет был построен на заочном споре противников сохранения «Седова», мечтавших переоборудовать его в шикарный плавучий ресторан, и моряков, доказывавших необходимость учебного парусного флота для будущего, для тех мальчишек, что еще только мечтают о море. И очевидно, на чьей стороне были симпатии молодого автора, уже видевшей впереди продолжение киноработы на паруснике после того, как тот снова выйдет в море.

Но во ВГИКе фильм не понравился начальству, не дохнуло на него с экрана героикой трудовых будней советского народа, не вписывался «ржавый пароход» в исторический путь к коммунизму. И даже Кармен, одобривший работу своей ученицы, мало чем мог помочь… Помог случай, благодаря которому картина попала на кинофестиваль в Лейпциг, где получила первый приз в своей категории. А дальше Ада вспомнила о своем знакомом журналисте, который работал в газете «Правда». Звали его Тимур Гайдар, он к тому времени уже полностью вышел из тени своего знаменитого отца, был морским офицером, заведовал в редакции военным отделом. Он-то и сумел устроить прямо в редакционном кинозале просмотр этого фильма, на который прибыла вся редколлегия. Крик женской души, умолявшей сохранить парусник, отозвался через несколько дней на газетной полосе мощной статьей Гайдара, в которой тот не оставил камня на камне от аргументов скептиков парусного учебного флота.

Что такое в те годы было выступление «Правды», помнят по сей день и старые журналисты, и представители тогдашней партийной номенклатуры. Вопрос был решен однозначно, «Седов» начали активно ремонтировать, и в 1981 году он вышел в море. Однако после прибытия в новый порт приписки — Ригу — почти весь ленинградский экипаж во главе с отстоявшим весь ремонт капитаном Владимиром Роевым был списан с судна, на их место нашлись местные, блатные кадры. Еще бы — ведь предстоял рейс в Данию, а это капстрана со всеми вытекающими из нее валютно-вещевыми преференциями.

Весь срок ремонта капитан Роев поддерживал энтузиазм экипажа, повторяя свою любимую фразу: «Спасешь корабль — и сам жить останешься». Увы, спасенный корабль ушел в море без них. Один из боцманов так остро переживал эту несправедливость, что не выдержал, покончил с собой. Сам Роев после этого случая тяжело заболел и через несколько лет скончался, так больше и не поднявшись на мостик.

Режиссер Ада Салтыкова, уже ставшая к тому времени Адой Лазо, добившаяся возможности выйти в тот рейс и снять счастливое окончание всей эпопеи, узнала о случившемся лишь перед самым отходом судна, когда прибыла со своей съемочной группой в Ригу. Фильм они сделали, средства, выделенные Минрыбхозом, нужно было отработать. Но в кадре были только курсанты. Никакие силы не могли развернуть камеру Ады Лазо к новому экипажу…

Фото автора и из архива Ады ЛАЗО