Дивчинонька и козаченько

— А попид горою, яром — долыною, козаки йдуть!

Невесомыми мальчишескими ногами порхаю над мягкой пылью степного шляха и распеваю во все горло старинную казачью песню. Услышал ее впервые здесь, в украинском колхозе, эвакуированном в 1941 году в заволжскую степь. И очень она мне нравится. Как и непривычный певучий говор моих односельчан. Я быстро осваиваю «мову»! Она такая красивая! (Много лет спустя у А.С. Макаренко прочту о чарующей музыке украинско-итальянских «л» в устах девчат: «казала», «купувала»).

… А недавно Жириновский заявил, что украинского языка не существует, равно как и украинской нации. Тягнибок, напротив, предложил судить за употребление русского языка. В обоих случаях очень хотелось запустить чем-то тяжелым в телевизор, в нацистские рожи на экране. Но это сейчас, а тогда…

Иду за стадом мимо полевого стана. В дверях вагончика — повариха Галя. Хохочет:

— Алька, череднычок! Ты як той богомолец, що с лавры идэ! Босый, обдрипанный, та ще на порожне брюхо псалмы спиваешь! Зайды до мене — борщом погодую.

Галя самая добрая из всех хозяек нашей «череды» — частного стада большого села. А вот ее корова Найда — кошмар для нас, пастухов-«чередников». Маленькая, красная, похожая на клопа, и шкодливее любой козы. В обед стоим на «тырле» — стойбище возле почти высохшей речки. Жарища. Коровушки мирно жуют. Мы с моей начальницей — теткой Горпиной — топливо на зиму заготавливаем, «кизяки» формуем из навоза в дощатой рамке. А эта самая Найда встает, потягивается и неторопливо через речку — в огороды. Стадо забеспокоилось. Козы организуют «группу прорыва». Телки ставят хвост фонтаном. Ну, все — эту неудержимую лаву нам еще ни разу не удалось остановить. Потравят огороды — крику будет! С яростным воплем догоняю Найду посреди речки, хватаю за хвост и луплю дубинкой — «кийком» по тощему заду. Она все понимает, поворачивает обратно на тырло. А там — хозяйка Галя. Принесла нам глечик неснятого холодного молока. Лепечу что-то о вредном Найдином характере. Галя ворошит мою выгоревшую шевелюру и тихонько напевает: «Боже, мой милый, прости сироту»… Знает откуда-то про моих посаженых в 37-м папу-маму…

Она не только добрая, но и красивая (я по щенячьему своему возрасту раньше этого не замечал). А тут однажды вечером встретил парня с девушкой на велосипеде. В сумерках поравнялись со мною, я поднял голову и вздрогнул — таким чудесным неземным сиянием было озарено девичье лицо, поднятое к любимому. Галиного парубка — Васыля — я тоже знаю, он тракторист Немногословный, улыбчивый… Он первым прибежал на мои крики, когда я вбухался в придорожную яму, после дождя превратившуюся в колодец. Можно сказать, мой спаситель.

Похоронка на него пришла весной 43-го. Галя тосковала страшно, потом пошла на какие-то загадочные курсы в Энгельсе. Был слух, что она погибла при заброске в тыл к немцам. Как искорка, как малая звездочка, мелькнула и пропала в беспросветно-черном небе своей оккупированной родины. Хотела наша Галя вызволить свою «неньку Украину» из плена.

А как сложилась до той похоронки судьба Васыля?

Рейд

В начале декабря 42-го Паулюса уже окружили в Сталинграде, но он еще не сдался. И вся надежда немцев была на генерала Манштейна — он рвался на прорыв кольца с запада.

Механизаторы после недолгой учебы обычно в танкисты шли. Так что по времени и по месту военкомата Васыль вполне мог участвовать в танковом рейде генерала Баданова. На станицу Тацинскую, где у фашистов был огромный аэродром.

У генерала Баданова не зря усищи были огромные, казацкие, как у Буденного. И корпус его танковый вырос из кавалерийской части Котовского. Было в этом рейде что-то удалое, отчаянное, запорожское. Бронетанковые витязи России, Украины и еще двух сотен народов великой страны. Все эти «русские, украинцы, киргизы и т.д.», коих «было бы вредно учить читать и писать» (Г.Пикер «Застольные разговоры Гитлера»). «Низшая раса» на Т-34. В этом рейде — весь тяжкий и страшный гнев терпеливых, добродушных, отходчивых народов. В глубочайшем тылу противника, как из-под земли, выросла колонна танков на взлетно-посадочной полосе…

Не было, наверное, тогда более ненавистной фронту и тылу немецкой техники, чем «Юнкерсы». С воем сирен при пикировании. С неубирающимися шасси, за которые их прозвали «лаптежниками». Три месяца назад они такой ад устроили Сталинграду, что птицы перелетные оттуда назад повернули.

Много лет спустя, бывший летчик Курт Штрайт вспоминал в газете «Дойче зольдатен цайтунг»: «Утро 24 декабря 1942 года. На востоке брезжит слабый рассвет, освещающий серый горизонт. В этот момент советские танки, ведя огонь, внезапно врываются в деревню и на аэродром. Самолеты сразу вспыхивают как факелы. Всюду бушует пламя. Рвутся снаряды, взлетают в воздух боеприпасы. Мечутся грузовики, а между ними бегают отчаянно кричащие люди. Кто же даст приказ, куда направиться пилотам, пытающимся вырваться из этого ада? .Стартовать в направлении Новочеркасска — вот все, что успел приказать генерал. Начинается безумие… Небо распростерлось багровым колоколом над тысячами погибающих. Рев танков и авиамоторов смешивается с орудийным огнем и пулеметными очередями в чудовищную симфонию».

Вообще-то гитлеровцы знали о начале рейда. И не так уж беззащитен был аэродром в Тацинской. Б.Мельник, командир передового танка, вспоминал, что на окраине станицы, возле МТС его остановил местный мальчишка, сообщил, что впереди батарея, охраняющая объект, и показал обходную дорогу. Танки с тыла беспрепятственно ворвались на аэродром.

Через несколько дней, когда корпус попал в окружение и после тяжелых боев оставлял Тацинскую, Мельник «у пруда встретил нашего проводника, он был в траншее у трофейного пулемета. С ним еще два мальчика. Они стреляли вдоль улицы, по которой наступали немцы». Их фашисты расстреляли «вместе с тяжелоранеными танкистами», которых «пришлось оставить в станице»…

Из гражданской — в межнациональную

Так хочется поправить историю, написать об «успешном завершении рейда», о прорыве окружения. Но настоящий, окопный фронтовик на любую, самую черную правду о войне не обижался, потому что чернее, ужаснее этой четырехлетней мясорубки ничего на свете не было.

Тогда, в декабре 1942 года, и Сталинград, и страна, и мир — в пятистах километрах севернее Сталинграда снова висели на волоске. Солдаты Паулюса уже могли услышать канонаду с внешней стороны кольца, от Манштейна. Если бы не фантастический рейд на Тацинскую, не мальчишки, предупредившие танкистов, трудно сказать, как оно повернулось бы. Сейчас в станице памятник этим подросткам. Грише Волкову. Ему было 13 лет. Он русский. Второй — немножко постарше — Федя Игнатенко. Он украинец. Генерал Баданов — русский, Лейтенант Мельник — украинец. Трижды Герой летчик Покрышкин — русский. Кожедуб — тоже летчик и тоже трижды Герой — украинец. И каждый пятый Герой за войну — украинец. А ведь республика одно время ВСЯ — до последнего квадратного метра, была отдана противнику. И вот этот, СВОЙ грех никак не хотели советские вожди простить тамошнему населению. Хорошо если только в анкетах писать заставляли: «Был на оккупированной территории». А то и в советский концлагерь из фашистского прямиком отправляли.

Сколько подобных издевательств над людьми и народами было! Сумма их обид аукнулась в 1991 году столь легким развалом великой державы. Без этого фактора ничьи «происки» не привели бы к такому итогу… И не было бы невозможной, безумной, немыслимой войны в Донбассе, которую «патриоты» по обе стороны фронта изо всех сил пытаются превратить из гражданской в межнациональную — войну между мамкой моей — Россией и ненькой моей — Украиной.

Сколько нас в обеих странах, связанных памятью, родством, симпатиями? Половина? Три четверти? Стравили кровную родню как питбулей в собачьих боях и радуются — сводки печатают, кто кого побеждает. Сон какой-то бредовый…

НКВД и «Нахтигаль»

В семидесятых годах в Вологде я познакомился с Виктором Петровичем Астафьевым. Он еще не был тогда классиком русской литературы, и его ругали за натурализм в изображении войны. Критикам больше нравились героические воины в стиле полуголых бетонных фигур Вучетича. А тут солдатик из раны червей вытаскивает.

Виктор очень одобрял, что я женат на сибирячке. И очень скучал о своей Сибири. Но никогда не позволил бы себе усомниться в душевных качествах братского народа. У него именно украинка — трогательная и смешная Одарка — пихает в окно набитого вагона любимого мужа-калеку. И никогда перед Астафьевым не встал бы идиотский вопрос: за кого Украина воевала — за Гитлера или за СССР? А сейчас такие бесстыжие попытки делаются. Причем с двух сторон. Почитаешь в интернете оды сталинскому НКВД, который на Западной Украине особенно усердно выполнял планы по «врагам народа»: людей выселяли целыми деревнями, загоняли в леса мужиков-«западенцев». Или, наоборот, на других сайтах — восхваления батальона «Нахтигаль», волынских головорезов — конвоиров к Бабьему Яру. В полынно—горькой повести Астафьева «Так хочется жить» всем сестрам по серьгам выдано — перечитайте…

Запах крови

А я опять — о войне. На черноземах бывшей республики Немцев Поволжья вымахал двухметровый бурьян. Пастухам за стадом со старой скирды приходилось следить. Коровы в этих зарослях наткнулись на свежезарезанную кем-то овцу. То ли зверь, то ли худой человек постарался. Стадо нелепо прыгало и ревело, я, глядя на этот «ансамбль песни и пляски», хохотал от души. И тут тетка Горпина, от которой я за все лето ни слышал ни одного неласкового слова, отвесила мне тумака:

— Що ты регочешь, бисова дытына! Воны ж рогами попорються!

Потом так же сурово добавила:

— Коровы за ту бидну овечку плачуть. Воны розумнее людыны — бачь, як запаха крови не терпят. А мы людьску кровь морями льемо.

Сын у нее в госпитале. Вернется калекой…

Мой колхоз был из Ворошиловградской области. С той самой Луганщины, ныне раздолбанной артобстрелами, где украинцы убивают украинцев, русские — русских. Мне сегодня не хочется искать зачинателей этой кровавой свалки. Без меня хватает и «аналитиков» и политиков с повадками и мозгами коровы Найды. И не к хлопцам я хочу воззвать, а к панам-кукловодам. Господа президенты! Кончайте позорную Каинову войну! Будьте, если не добрее коровы, то хотя бы дальновиднее. У таких войн одно свойство — геометрическая прогрессия бессмысленного озлобления бывших братьев.

Российские журналисты ехидничают насчет плохого оснащения и неумелости «укропской» армии. Вам что, легче будет, если ее оснастят и обучат? Так не волнуйтесь — и обучат, и оснастят. И, боюсь, еще проявятся в этом конфликте национальные качества — знаменитая украинская «упэртисть» и не менее известное русское дубовое упрямство. Они могли бы обернуться разумным соревнованием двух соседних, независимых и дружественных стран: кто быстрее построит нормальную жизнь своему народу. А могут стать таким взрывом, что всему миру мало не покажется.

Отвращение к методу

Нынче отмечается столетие события, смысл которого нам так и не объяснили, — первой мировой войны. То она «священная», то империалистическая за передел колоний, то опять «священная», даже «первая отечественная». Началась она с эрцгерцога Фердинанда, застреленного сербским «патриотом» (или «сепаратистом-террористом»?) Гаврилой Принципом, кончилась миллионами мертвецов, разрухой, революциями, диктатурами… И всеобщим чесанием в затылке: кто выиграл? Ведь, в конечном итоге, после той войны все великие империи концы отдали. Из императоров кто-то корону потерял, кто-то в эмиграции помер, а кого-то расстреляли. Белая элита покраснела — от массовых казней сдавшихся большевикам офицеров в Крыму в 21-ом году. Красная элита побелела — перед массовыми расстрелами «своих» в 37-38-ом.

Кровь рождает кровь — права была тетка Горпина и ее коровушки в своем отвращении к этому методу решения общественных проблем.