При крайней скудости доступных для анализа фактов пока можно рассматривать лишь политические версии убийства Бориса Немцова, то есть оценивать, каким именно политическим силам в настоящий момент может быть выгодно данное преступление (что, безусловно, не означает автоматически, что именно они его совершили). Тем не менее такой анализ представляется и необходимым, и своевременным, потому что это жестокое убийство уже успело стать объектом пропагандистских спекуляций и инструментом политической борьбы.

«Политика» или «бытовуха», замаскированная под политику?

Можно принять как гипотезу предположение, что убийство имело политический характер, то есть по сути своей было террористическим актом. Конечно, это только предположение, но оно выглядит достаточно вероятным, чтобы его можно было взять за основу.

По крайней мере, есть два обстоятельства, которые говорят в его пользу. Во-первых, преступление было исполнено профессионально: отсутствие значимых результатов работы следствия в течение двух суток достоверно подтверждает это. Во-вторых, преступление было демонстративным, рассчитанным на достижение максимального публичного эффекта. Поскольку за Немцовым следили, то преступники знали и его маршрут, и место его проживания. В этом случае убийство около дома или в подъезде, как в случае с Политковской, очевидно является менее затратным и рискованным делом, чем расстрел в нескольких сотнях метров от Кремля.

Конечно, это не является стопроцентным доказательством политического характера убийства: в современной России любое частное лицо за небольшие деньги может привлечь к исполнению преступления неограниченное число профессионалов из спецслужб, не говоря уже о наемных киллерах, а нанятые профессионалы вполне могут пожелать замаскировать бытовое преступление под политическое, и с этой целью исполнить его особо дерзким образом.

Но при сопоставлении этих двух версий, при отсутствии внятных личных мотивов чисто политическая выглядит более достоверной, чем бытовое убийство, замаскированное под политику.

Доминирующие версии

Если отбросить временно в сторону абсолютно правильные, но не имеющие прямого отношения к расследованию убийства заявления о том, что политическую ответственность за гибель Немцова несет власть, создавшая обстановку ненависти и хаоса в стране, то к настоящему времени озвучены две основные и, как водится, взаимоисключающие версии совершенного преступления.

Представители оппозиции выдвинули версию, согласно которой Немцов был убит по приказу из Кремля с целью запугать и морально подавить либерально-демократическое движение, а также с целью не допустить дальнейшей публикации его разоблачительных докладов, ближайший из которых должен был быть посвящен войне в Украине.

В свою очередь, все так или иначе близкие к Кремлю силы солидарно выступили с версией, согласно которой убийство Немцова является провокацией против власти с целью дестабилизировать положение в стране. При этом намек делается на то, что сами же оппозиционные силы и принесли Немцова как «сакральную жертву» на алтарь «цветной» революции».

Если подавить в себе нравственную брезгливость, то следует признать, что сугубо теоретически обе эти версии имеют право на существование. У каждой из них есть, однако, существенные логические изъяны, не позволяющие принять ни одну из них в чистом виде за основу.

Кремль и «утиный тест»

Предположение, что Немцова убили по приказу из Кремля или, по крайней мере, с его ведома, обладает тем преимуществом, что легко проходит старинный английский «утиный тест»: «Если нечто выглядит как утка, крякает как утка и плавает как утка, то это, вероятно, утка и есть». Немцов был одним из жестких критиков Кремля, он доставлял Кремлю все больше беспокойства и был ключевым организатором всех акций сопротивления. Поэтому нет ничего удивительного в том, что после убийства Бориса Немцова у стен Кремля общество стало пытаться заглянуть за красные стены в надежде именно там отыскать заказчиков преступления.

Другое дело, что предлагаемая мотивация поведения Кремля, якобы объясняющая его заинтересованность в политическом убийстве, выглядит надуманно.

Также представляется маловероятным, что таким кровавым способом Кремль стремился предотвратить публикацию очередного доклада Бориса Немцова. Немцов не был первичным носителем секретных материалов. То, что он публиковал, являлось компиляцией сведений, либо уже известных, либо переданных ему третьими лицами. Устранение Немцова не может предотвратить дальнейшее распространение этих сведений в какой-либо другой форме, а потому является бессмысленным актом.

Напротив, риски, связанные с «решением проблемы» путем убийства лидера оппозиции, всем очевидны и должны в нормальной ситуации перевешивать гипотетические плюсы. Это только для Сталина работало: «Нет человека — нет проблемы». До этого уровня Кремль еще не дорос. Так что вопрос о мотивах поведения Кремля остается открытым, и все до сих пор высказанные предположения не кажутся состоятельными.

Оппозиция и суицидальный синдром

А вот изощренный взгляд в противоположную от Кремля сторону хоть и не воспрещен, но выглядит весьма противоестественно. Если выслушать внимательно сторонников правящего в России режима, то возникает устойчивое впечатление, что из поколения в поколение в российской оппозиции по наследству передается суицидальный синдром — странная и непреодолимая тяга к самоуничтожению ради того только, чтобы сделать жизнь в Кремле сложнее.

Какое бы политическое убийство ни происходило в России (или в связи с Россией) в последние годы, будь то Листьев, Политковская или Литвиненко, со стороны Кремля звучат заявления о «сакральной жертве», которую «либеральные масоны» приносят ради разрушения стабильности российского общества.

Кремль называет убийство Немцова провокацией. В принципе с этим можно согласиться. Но, как и в случае с версией оппозиции, возникает проблема с мотивировочной частью — если провокация, то чья?

И дело уже не в том, что подозревать оппозицию в последовательном отстреле своих лидеров и сторонников ради того, чтобы спровоцировать революцию, глубоко безнравственно («кремлевские» этого, видимо, не понимают, так как судят по себе), а в том, что в сегодняшних условиях эти жертвы абсолютно бессмысленны.

И это не только всем очевидно, но уже и доказано на практике: никаких миллионов после убийства Немцова на улицы не вышло и никакой революции не началось. Так что провокаторов, скорее всего, надо искать в каком-то другом месте, а не в лагере либеральной оппозиции. Хотя, конечно, сама по себе мысль о провокации как мотиве преступления является очень продуктивной…

Уточнение по месту и времени

Итак, пока обе выдвинутые основные политические версии убийства Бориса Немцова не выдерживают критики, но в то же время в каждой из них содержится некое рациональное зерно. Версия оппозиции небезосновательно указывает в сторону Кремля как демиурга этого преступления, а версия Кремля не менее обоснованно обращает внимание на провокационный характер этого убийства.

Нечто большее мы можем достичь, если произведем два уточнения, так сказать, по месту и времени событий. Для обывателя сегодня Кремль — это Путин. Он рассуждает почти по Маяковскому: мы говорим — Путин, подразумеваем — Кремль. Но на практике это не совсем так, Кремль — гораздо более широкое понятие, чем Путин. Это огромный конгломерат политических сил, с вроде бы совпадающими интересами и взглядами, но при этом очень разных и постоянно борющихся между собой за влияние на Путина как центр принятия всех окончательных решений. Те или иные инициативы не обязательно должны рождаться исключительно в центральной точке этой властной конгломерации, они могут зарождаться и на ее периферии.

После начала необъявленной войны с Украиной вся эта масса властных группировок пришла в движение. Но проблема в том, что двигаются они неравномерно — кто-то очень быстро, кто-то помедленнее, а кто-то и вовсе предпочел бы стоять на месте, имитируя движение. В результате в то время, как консолидация общества вокруг власти возросла вследствие войны и начала так называемой «мобилизационной политики», дезинтеграция внутри власти резко усилилась. Там появилось много новых «несистемных» по отношению к «кремлевским старожилам» групп, ранее бывших маргинальными, которые теперь активно претендуют на свою долю властного влияния.

Таким образом,

Придет тот, кто сильнее меня

На входе в экономический кризис 2008 года Кремль совершил крайне неудачный политический маневр, организовав временную передачу власти от Путина к «либеральному» политическому преемнику. Эксперимент не удался, во многом из-за кризиса, но еще больше из-за бешеного сопротивления новых олигархов, коррумпированных силовиков и легализовавшихся криминальных структур. Вместо модернизации и консолидации российское общество получило раскол элит, возникла «либеральная фронда» — довольно поверхностное движение верхушки городского среднего класса, не имевшее серьезной массовой поддержки, но сумевшее на пике активности сильно напугать консерваторов во власти и запустить механизм политической реакции.

Путин, вставший на сторону консерваторов, оказался в положении, когда каждый сделанный маленький шаг тут же требует следующего, причем большего. В конце концов, пытаясь совладать с так называемым «болотным процессом», Кремль свалился в полномасштабную контрреволюцию, полный пересмотр политических и экономических ориентиров своей внутренней и внешней политики с момента перестройки. Война была практически неизбежным условием получения массовой поддержки этой реакционной политики, и она началась строго по расписанию.

Сделав последовательно все эти шаги, Путин привел в движение исторические силы, которые больше, чем он сам, и которыми он не в состоянии управлять. Если раньше самым сложным для Кремля было сдерживать либеральную оппозицию, то теперь с каждым днем ему все сложнее будет сдерживать своих собственных адептов, которые не удовлетворены достигнутым и хотят всего и сразу.

От «Новороссии» к «Великороссии»

Все, что имеет отношение к «проекту Новороссия», — это не об Украине, а о России. В Донбассе обкатываются социальные модели и перспективные идеи, которые в России долгие годы берегли вовсе не для украинцев, а лелеяли для себя.

С конца 80-х эти люди разглагольствовали о евразийстве, мечтали об империи и проклинали западный либерализм. Они не смогли стать «русским мейнстримом», но сторонников у них в среде чиновничества и среди «номенклатурной буржуазии» (вроде того же Малофеева) всегда было немало.

Маневрируя между внутренней оппозицией и внешним давлением, Путин приоткрыл этим силам дверь в большую политику, надеясь, что сможет держать их в прихожей, пугая иностранцев. Но им тесно в сенях, они хотят в залу. Крым и Донбасс для этих людей — это история вовсе не о возвращении русских земель, а история об их преобразовании. В «Новороссии» обкатывается социальный проект, содержание которого заставит содрогнуться не только сторонников Бориса Немцова, но также многих тайных и явных друзей Путина. По сути, это проект реакционной ренационализации и создания, выражаясь политкорректно, «корпоративного государства» тоталитарного толка. Недаром в этом проекте крайне правые силы так легко и непринужденно соединились с крайне левыми. Всем им уже давно тесно в рамках «проекта Новороссия», и они требуют от Кремля, чтобы он начал «проект Великороссия».

Но Кремль не торопится, это вовсе не входило в его первоначальные планы, не говоря о том, что если эти люди «из сеней» войдут в залу, то многие из тех, кто сейчас находится в гостиной, окажутся лишними, в том числе, возможно, и повелитель Кремля.

Кому нужен «русский Майдан»?

Сейчас происходит то, что многие предсказывали год назад, когда все начиналось. Путин не готов идти так далеко и так быстро, как этого бы хотели те крайне реакционные силы, которые он разбудил и вовлек в политический процесс ради поддержания «политической стабильности», то есть сохранения своей власти. С каждым днем дистанция между Путиным и этими силами будет нарастать. Соответственно, будет расти желание этих сил «подстегнуть» Кремль, заставить его идти с ними нога в ногу. И если кому-то кажется, что люди, на плечи которых была возложена грязная и кровавая война, которые осуществляли безропотно ее военное, организационное и пропагандистское обеспечение, могут быть легко управляемыми, то он глубоко заблуждается. Эти люди не просто хотят своей доли власти, они хотят воплощения своей мечты, если не во вселенском, то хотя бы во всероссийском масштабе. Вся Россия, по их мнению, должна стать Донбассом, и всякий, кто к этому не готов, поневоле становится их оппонентом.

Так получилось, что если и есть сегодня силы, заинтересованные в том, чтобы в России начался ну хоть какой-нибудь Майдан, то это вовсе не либералы, американцы и прочие «чистюли». Майдан нужен сегодня «черносотенцам» для того, чтобы подтолкнуть Путина к активным действиям, заставить его сделать то, чего они с такой надеждой ждали от Януковича.

Старая история на новый лад

Если убийство Немцова было провокацией, а все действительно указывает на это, то это была провокация со стороны тех сил, которые стали сейчас главным союзником власти в борьбе с либеральной оппозицией, но которые не удовлетворены ни своим положением во власти, ни темпами контрреволюционного движения. Эти силы заинтересованы в том, чтобы спровоцировать массовые выступления, которые в данный момент обречены на провал (поскольку в обществе нет революционной ситуации), но которые могут заставить напуганную власть пойти на ужесточение режима. Эти силы не ограничиваются разного рода идеологическими кликушами, вещающими о новом «русском мире», они имеют огромную поддержку внутри аппарата власти и особенно внутри силовых структур. Им всем нужно новое 9 января, чтобы сделать политическую деградацию режима необратимой.

Парадоксальным образом эти люди стали жертвами самогипноза. Они, наверное, единственные, кто истово верит в «оранжевую угрозу» для России и внушает страх перед ней Кремлю. Они так долго об этом кричали, что им стало казаться, что малейшего толчка достаточно, чтобы этот Майдан начался. Это то, к чему приводит долгое нахождение психики в «отмобилизованном состоянии».

А все остальное в общем-то известно из прошлого опыта. Кто-то устанавливает наружное наблюдение за неблагонадежным Немцовым из высших соображений, кто-то сливает данные слежки криминальным структурам, кто-то услужливо находит «нужных» отморозков, кто-то дает этим отморозкам деньги и оружие. Это старая история, рассказанная на новый, еще более кровавый и трагический лад.

(Редакция может не разделять точку зрения автора публикации)