КолонкаПолитика

Дурь — до одури

Амнистировать сотни тысяч людей, сидящих по липовым делам производства ФСКН, даже важнее, чем ликвидировать это ведомство

Этот материал вышел в номере № 21 от 2 марта 2015
Читать
Изображение

Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков в стране не существует. Даст-то бог: сейчас, когда я пишу эту колонку, указ, предполагающий ликвидацию до 1 марта, президентом еще не подписан, однако уже лежит в администрации. Полномочия ФСКН с его подписанием разделят между МВД и Минздравом, как и было прежде. И, скажу вам, данному событию я безмерно рада. Чтобы и вы разделили со мной радость, я приведу ретроспективу самых шумных кампаний, проведенных службой за 12 лет ее существования.

Спустя всего несколько месяцев после образования службы (на базе бывшей налоговой полиции, укрепленной силовиками из разных ведомств) случилась первая группа абсурдных уголовных дел, в народе получивших общее название «Дело ветеринаров». По всей стране практически одномоментно были возбуждены десятки дел против ветеринарных врачей, использовавших в своей практике анестезирующий препарат «кетамин», не внесенный Минсельхозом в списки лекарств, разрешенных к применению в ветеринарии.

Что характерно: данный «кетамин» применялся в ветеринарии в целях анестезии животных испокон веков, и в списки Минсельхоза не попал он лишь по недоразумению. МВД ветеринаров не трогало. Но ФСКН, уцепившись за формальный повод, раздула историю до планетарных масштабов.

Генералы чуть ли не раз в неделю выступали в том ключе, что ветеринары с их «кетамином» — едва ли не главная наркоугроза стране; ветеринары в свой черед рассказывали журналистам о несчастных котиках, умирающих от болевого шока в ходе заурядной операции по кастрации. В обществе поднялся колоссальный шум (зверей нам всегда жалко),

к Путину обратилась наконец уже сама Брижит Бардо — и он дал наркополицейским генералам разгон. «Кетамин» был внесен в списки. Ветеринары хоть и получили свои судимости (а как иначе?), однако отделались условными сроками.

Не успел поутихнуть скандал вокруг ветеринаров — как пошли сообщения по поводу аналогично покроенных уголовных дел — уже против людских врачей. Скажем, практикующих частных наркологов, выезжающих на дом, судили за сбыт сильнодействующих, в то время как само определение «сильнодействующие» еще даже не было прописано в российском законодательстве, и 234-я статья (про сильнодействующие) применялась исключительно по интуиции следователя.

Непрописанная 234-я статья вообще дала ФСКН широчайшее поле для деятельности — так по стране прокатилась волна уголовных дел против предпринимателей, занимавшихся торговлей химикатами.

Когда на одной из пресс-конференций я задала генералу ФСКН Михайлову вопрос о том, входят ли в статистику ведомства уголовные дела, возбужденные по факту оборота вазелина (а были такие реальные случаи), — он злился, кричал, что мой вопрос не по теме, однако ответа по существу так и не дал.

Фактической декриминализации 234-й статьи добилась Яна Яковлева, руководительница крупной химической фирмы. Она отсидела за оборот соляной кислоты 7 месяцев в СИЗО — пока ее дело не развалилось в суде. Сегодня Яна — крупная фигура на поле защиты прав предпринимателей, и хотя бы за это ФСКН спасибо.

Отдельного упоминания стоят уголовные дела против аптекарей и врачей, имеющих дело с настоящими подконтрольными веществами. Этих судят за неправильное заполнение бумажек при назначении и отпуске препаратов. В подмосковном Подольске, например, в полном составе отмотала срок частная аптека — 13 человек отсидели за «безрецептурный отпуск». Много уже сказано и написано про красноярского доктора Алевтину Хориняк, которую судили за то, что выписала «трамадол» раковому пациенту, который «относился» к другой поликлинике. Доктор Хориняк — смелая: мало того, что выписала, так еще и вины за собой не увидела. А сколько в стране несмелых? Об этом мы можем косвенно судить по сообщениям об очередном самоубийстве онкобольного. Вот 15-го числа покончил с собой профессор Тимирязевской академии. Повесился в аудитории. Только в Москве за год таких случаев было 10.

Контр-адмирал Вячеслав Апанасенко, убивший себя в прошлом году, оставил записку: «Прошу никого не винить, кроме Минздрава и правительства. Сам готов мучиться, но видеть страдания своих родных и близких непереносимо».

Ну и, конечно, «маковые дела», которых по стране тысячи, — тоже в списке подвигов ФСКН. Судят поставщиков бакалеи, владельцев торговых точек, простых продавцов. В Воронеже на скамье подсудимых — целая семья хозяина хлебопекарной лавочки (выпекали булочки с маком); в Туле сидят муж и жена: она — хозяйка продуктовой палатки, он — водитель, подвозил ей продукты, среди которых был и злополучный мак.

Рецепт таких дел прост. Даже после самой тщательной их очистки на семенах мака непременно обнаружатся следы веществ опийной группы, в количестве, скажем, 0,0000049%.

Этот процент следователь ФСКН перемножает на общий вес семян мака в партии — и получает «особо крупный размер». Хотя на практике выделить его невозможно.

Любопытно, что это самое «следовое количество веществ опийной группы» будет обнаруживаться в любом маке. Абсолютно в любом. Но ведь мы же до сих пор покупаем те же рулеты с маком. Как же получается, что Николай Калинин, имевший бакалейную палатку на калужском рынке, отмотал свои 5 лет, а владельцы соседних палаток — до сих пор торгуют маком? Сергея Шилова, импортировавшего семена, — судят, а его конкуренты по-прежнему продолжают возить в Россию мак, закупая его ровно у тех же поставщиков? Есть у вас догадки, как такое возможно? А я вам намекну: вот, к примеру, Яне Яковлевой (той самой, которая просидела 7 месяцев и стала правозащитницей) перед тем, как начались неприятности, ребята в форме называли стоимость услуг по отмене неприятностей; а она отказалась. Федор Душин, хозяин подольской аптеки, когда было возбуждено уголовное дело, как раз находился в состоянии арбитражного конфликта со своим бизнес-партнером, у которого (вот странное сближение!) сын служил в ФСКН.

Я знаю много случаев и помельче, когда речь идет не о таких уж больших деньгах. Птичка по зернышку — что там возьмешь с рыночных палаток… Да и большие начальники в ФСКН — тоже про это знают, что уж. Да и в судах все это понимают: а иначе, почему судьи перебрасывают многотомные маковые дела из региона в регион, а то и вовсе — обратно прокурору, бывает, что и неоднократно. Я так думаю: не хотят участвовать в беззаконии. А поступить так, как велит закон и совесть, — побаиваются.

Про закон и совесть я еще хочу сказать несколько слов в завершение.

Вот Совет по правам человека (который, наверное, и считается структурой, отвечающей за проявления нашей общественной совести) забросил в администрацию президента проект широкой амнистии по случаю 70-летия Победы. В этом проекте много действительно милосердных предложений. Однако милосердие членов совета не распространяется на осужденных по 228-й статье. Вместе с убийцами, насильниками и прочими страшными людьми «наркоманы» под амнистию не попадают. («Наркоманы» — я намеренно беру это слово в кавычки.) Между тем примерно каждый третий заключенный в России осужден именно по «наркотической статье». И основная часть из них — первоходы, не сумевшие умилостивить следователя.

Я тут имела разговор с одним уважаемым мною членом СПЧ и спросила его, почему 228-я выпала из амнистии. Он мне ответил, что в проект амнистии тащили все, что там возможно будет отстоять; что депутаты, распределив фронты, будут биться за предельное сужение списка и исключение из проекта ряда статей, а также что 228-ю в амнистии не отстоять ни за что, поскольку будет сильный антилоббизм. Лично я, не являясь членом СПЧ и не будучи глубоко погруженной во все их дворцовые интриги, не очень понимаю: в интересах какой структуры депутаты будут лоббировать оставление за решеткой сотен тысяч заключенных по статье, не сопряженной с насилием? Тем более теперь, когда ФСКН ликвидируют.

А единственный антилоббист, которого я предчувствую, — это так называемое «общественное мнение», которое вот уж как будет выть, что «повыпускали всех наркоманов». И тут я предлагаю всем, и особенно — членам СПЧ (раз уж они олицетворяют собою совесть), провести эксперимент.

Возьмите отрезок времени, небольшой, — хоть, скажем, год. И вспомните, как часто за этот год вам приходилось сталкиваться с взяточничеством. Я не говорю о крупной взятке тому же следователю — а так, в пределах 150 тысяч, ныне попадающих под вами придуманную амнистию. Сколько раз вас, ваших знакомых, друзей просили «отблагодарить», «ускорить» — да или просто «скинуться на подарок»?

Так, а теперь постарайтесь вспомнить, как часто вам за этот же отрезок времени предлагали, скажем, купить наркотики? Или сколько ваших знакомых пропало-погибло в наркотических притонах?

И в том, и в другом случае речь идет об уголовном преступлении. Однако за наркотики у нас сидят больше 200 тысяч, а за взятки — всего 1700 человек было осуждено в прошлом году. Не наблюдаете ли вы диссонанса между собственными жизненными наблюдениями — и этой статистикой?

Предвижу еще и такого рода возражения: наши столичные наблюдения нерепрезентативны, вся наркотическая статистика создается глубинкой, в тамошних левиафановских обстоятельствах. Но зачем же вы, друзья, своими неловкими умолчаниями льете воду на левиафанову мельницу? Зачем покорно соглашаетесь с тем, что Россия — страна контингента, а раз так повелось — то так тому и быть?..

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow