Исследователи социальных проблем обращают внимание на то, что силовые ведомства, отвечающие за «решение» какой-либо проблемы, могут быть не заинтересованы не только в устранении проблемной ситуации, но и в существенном сокращении ее масштаба. Как отмечает социолог Говард Беккер, персонал таких организаций начинает выстраивать жизнь и карьеру на основе «своей» проблемы, и все, что угрожает ее существованию и значению, является угрозой и для него.

«Силовые организации, — пишет Беккер в книге «Аутсайдеры», — особенно когда они изыскивают финансовые средства, как правило, используют два типа заявлений, переходя от одного к другому. Во-первых, они заявляют, что благодаря их усилиям проблема, которой они занимаются, приближается к решению. Но в то же самое время они утверждают, что положение дел, возможно, хуже, чем ранее (хотя это не их вина), и существует необходимость в новых и все более интенсивных усилиях по удержанию ситуации под контролем». Руководители и пресс-службы организаций обычно занимаются тонкой риторической игрой, одновременно демонстрируя как непреходящее значение «своей» проблемы, так и успешность ведомственных действий.

Блестящим игроком в этом отношении является Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН). Глава ФСКН Виктор Иванов в течение последних лет умело подчеркивал, с одной стороны, величину «наркоугрозы», а с другой — высочайшую эффективность действий службы.

Мы проанализировали публичные выступления и интервью Иванова в течение 2013—2014 годов, размещенные на сайте ФСКН, — более 70 текстов — и выявили ряд черт ведомственной риторики.

Игры в числа

Ключевой элемент риторики ФСКН — оперирование числами, демонстрирующее, во-первых, точное знание ведомства о ситуации, а во-вторых, масштаб проблемы. Именно ФСКН, а не наркологи и социологи, сформировала конструкцию, согласно которой в России от 8 до 8,5 миллиона потребителей наркотиков. Формулируется это следующим образом: «По данным мониторинга наркоситуации, проведенного в прошлом году, в России насчитывается до 8,5 млн лиц, с разной степенью регулярности употребляющих наркотики, — это около 6% населения страны» (12.03.2013). «Восемь миллионов наркозависимых живут среди нас. Они общаются со сверстниками, отдыхают в ночных клубах» (14.02.2014).

Между тем, как следует из выступлений Иванова, «социологические» исследования, которые произвели это число, проводились самой ФСКН по собственной методике. При этом ни разу в течение двух лет глава службы не коснулся вопросов методологии исследования — ключевого момента, определяющего доверие к исследовательским данным, предлагая поверить ему на слово в то, что данные ФСКН — это «социологически точная и достоверная реальность наркомании»(02.12.2013).

Обращает на себя внимание противоречивость главы ФСКН в оценках числа «наркопотребителей». В одних выступлениях Виктор Иванов говорит о 8 миллионах, в других — о 3: «На сегодня не менее 3 миллионов преимущественно молодых граждан России регулярно употребляют наркотики» (16.11.2013). А после присоединения Крыма директор ФСКН заявил: «Наркоситуация в Крыму характеризуется как тяжелая, что определяется количеством наркопотребителей на 100 тысяч населения, — 700 человек, что почти в 2 раза выше, чем в среднем по Российской Федерации» (02.04.2014). Это означает, что в России около 350 «наркопотребителей» на 100 тысяч населения, то есть 0,35%. Каким образом это соотносится с утверждениями о 8 миллионах?

Противоречивы и суждения Виктора Иванова об изменении числа «потребителей». Если в одних выступлениях он заявляет: «Еще недавно число наркоманов стремительно увеличивалось: за пять лет — на три с лишним миллиона человек» (26.06.2014), то в других констатирует неизменность ситуации: «Количество потребляемых наркотиков и уровень наркомании в стране не увеличивается, но он сохраняется на высоком уровне уже более 10 лет» (01.03.2013). «Ситуация не ухудшается. Мы разработали систему мониторинга наркоситуации и вышли на цифру 8 млн человек, которые употребляют наркотики. В течение последних 5-6 лет эта цифра относительно стабильна» (25.02.2014).

Подчас директор ФСКН не довольствуется однозначными числами и расширяет размеры ситуации до десятков миллионов человек. В социологии это называется стратегией конструирования широко распространенной проблемы. По словам Иванова, поскольку наркотики — это проблема «в первую очередь» родственников, близких и окружающих, она затрагивает «жизнь и интересы как минимум 40 миллионов граждан России» (в разных выступлениях эта величина варьируется от 30 до 50 миллионов).

Предельно расширяет Иванов и масштаб экономических потерь, утверждая, что потребление наркотиков подрывает экономику страны: «8 миллионов наркопотребителей ежедневно (хотя ранее Иванов отмечал, что к этой категории ФСКН относит людей с разной степенью регулярности потребления. — И. Я.) тратят на наркотики 4,5 миллиарда рублей и тем самым выводят из ВВП страны до полутора триллионов рублей ежегодно… Более того, реальный ежегодный ущерб экономике страны составляет цифру в 3 раза большую, т.е. как минимум 4 триллиона рублей» (1.12.2014).

Словарь ФСКН

ФСКН создала целый словарь, одна часть которого подчеркивает величину проблемы, уподобляя ее стихийным бедствиям (цунами, вулкан, лавина, шторм), а другая — акцентирует современный характер и эффективность собственных усилий по сопротивлению «глобальной наркоугрозе». Первая часть включает в себя такие конструкции, как «синтетическое наркоцунами», «амфетаминовое цунами», «героиновое цунами», «героиновый вулкан», «лавинообразный рост поставок», «наркоайсберг», «наркомонстр», «эпидемия», «угроза номер один для России», «гигантская армия наркопотребителей», «наркопромышленный комплекс», «наркокластер», «планетарный наркофеномен», «10-балльный шторм синтетических наркотиков», «наркотики проникли во все поры общества» и так далее.

Вторая часть словаря не менее впечатляюща: «денаркотизация общества», «антинаркотический трек», «национальная антинаркотическая вертикаль», «антиспайсовый тотальный прессинг», «антинаркотический интернационал», «разрушение наркосбыта на атомарном уровне», «секьюритизация проблемы» и прочее.

Значение некоторых терминов, сконструированных ФСКН, например, «наркотический браузер» или «секьюритизация проблемы», остается неясным даже при обращении к контексту: «Многочисленный контингент потребителей наркотиков — это своего рода наркотический браузер в современном обществе» (06.10.2014).

Военная терминология

Характерно, что риторика ФСКН имеет ярко выраженное сходство с военной терминологией. Глава службы репрезентирует ее и себя как находящихся в состоянии войны. Об этом свидетельствуют следующие конструкции: «концентрированное химическое оружие <о героине>», «парамилитарные наркогруппировки», «по-снайперски прицельный огонь наркомафии со всех сторон», «боеспособный коллектив <о ФСКН>», «система участковых как социальная разведка», «международный штаб по борьбе с афганским производством», «воевать со штабами и живой силой противника», «наркоплацдарм», «наркоагрессия», «в полномочиях Совета Федерации объявлять войну, нам сегодня необходимо это сделать», «битва за нашу молодежь» и прочее.

Противник — «наркомафия» — представляется как чрезвычайно сильный и умелый: «Против нас работают современные сетевые технологии и методы спецслужб, прежде всего разведки, в том числе ее самой сложной и элитной части — агентурной разведки. Тайники, закладки, бесконтактное взаимодействие, шифрованная связь, анонимные цифровые денежные трансакции — все это из арсенала специальных служб» (24.12.2014).

Демонстрация собственной эффективности

Значительную часть выступлений главы службы занимает убеждение аудитории в успешности ФСКН. С этой целью предпринимается целый ряд ходов. В частности, глава службы постоянно оперирует данными о тоннах изъятых наркотиков, полностью избегая оценок того, какую долю объема наркотических веществ в целом ФСКН удается изымать с рынка. Нередко решение обеих задач — демонстрация эффективности службы и подчеркивание неизменной тяжести ситуации — совмещается. Именно таким образом можно прочесть заявления Иванова о 50-процентном росте объемов перехваченных опиатов, 30-процентном росте перехватов афганского героина, а также — 150-процентном росте объемов перехваченных синтетических препаратов.

Глава ФСКН ставит в заслугу своей службе сокращение уровня смертности среди молодежи в возрасте от 15 до 34 лет: «Достигнутый максимум в 2006 году в 140 тысяч смертей сменился устойчивым спадом и корреспондируется с усилением антинаркотической политики государства и созданием в 2003 году специализированного органа исполнительной власти — ФСКН России. Добрая половина в сокращении смертности молодежи — это, по нашим оценкам, вклад правоохранительных органов, то есть нашей совместной скоординированной работы. Тем не менее наркоситуация в стране остается крайне напряженной» (27.09.2013). При этом никакого обоснования того, что смертность среди молодежи сократилась в результате действий именно ФСКН, в выступлениях Иванова нет.

Следует отметить, что подчеркивание остроты ситуации сразу после информирования об успехах службы является постоянным приемом, используемым директором ФСКН: «Локальные группировки распространителей этой заразы разгромлены, каналы поступления нового вещества в регионы перекрыты. Ситуация купирована. Возможная эпидемия на этот раз блокирована. Вместе с тем необходимо отдавать отчёт, что масштаб проблемы стремительно нарастает!» (6.10.2014).

Запрос финансирования и расширения полномочий

Отличительной чертой выступлений и интервью Виктора Иванова является постоянный акцент на необходимости финансирования, связываемый со значимостью проблемы: «Наркоугроза является одной из острых проблем для России. Она угрожает не только жизни и здоровью граждан, но и национальной безопасности. Поэтому что касается выделения финансовых средств… Представьте, что идет война, а мы говорим, что воевать не будем, так как у нас нет денег. Это абсурдная ситуация. Надо решать проблему» (29.04.2013).

При этом ФСКН предлагает не просто повышать финансирование службы, а осуществлять разработанные ею многомиллиардные проекты. Одним из них была «Российская корпорация сотрудничества со странами Центральной Азии», на которую только на стартовом этапе требовалось 2 миллиарда рублей (29.04.2013). Другим мегапроектом ФСКН является программа «Комплексная реабилитация и ресоциализация лиц, потребляющих наркотические средства и психотропные вещества в немедицинских целях». На нее первоначально запрашивалось 150 миллиардов рублей, примерно по 20 миллиардов в год на 7 лет (15.03.2013). Программа предполагала «локализацию значительного количества, до 150 тысяч, наркопотребителей в специализированных реабилитационных центрах на продолжительное, не менее одного года время» (27.09.2013) и означала расширение полномочий и полный контроль ФСКН за сферой реабилитации людей, зависимых от наркотиков.

Экономическое обоснование программы представлялось в характерной для ФСКН стилистике триллионных сумм: «Материальный ущерб от наркотиков в России сравним с затратами на всю систему здравоохранения и составляет 3—5% ВВП, то есть 2—3 триллиона рублей ежегодно. Следовательно, за эти 7 лет к 2020 году Россия практически гарантированно должна потерять более 14 триллионов рублей. Через организацию программы комплексной реабилитации мы, потратив в 100 раз меньше средств, сохраним государству не менее 3 триллионов рублей, а с учётом ежегодного возвращения к активной экономической деятельности около 100 тысяч человек — порядка 3,5 триллиона» (15.03.2013).

***

Независимо от дальнейшей судьбы ФСКН, это ведомство уже вошло в историю созданием особого языка конструирования «своей» проблемы. Исследователи социальных проблем до настоящего времени выделяли такие виды риторики, как «риторика утраты», «риторика опасности», «риторика бедствия», и другие. ФСКН же удалось создать новый тип — риторику «контролируемого бедствия», представляющую ситуацию как катастрофическую и в то же время успешно удерживаемую под контролем.

Искандер ЯСАВЕЕВ, доктор социологических наук, доцент кафедры общей и этнической социологии Казанского федерального университета — специально для «Новой»