В Высоком суде Лондона на прошлой неделе продолжились открытые слушания по делу о гибели в британской столице бывшего сотрудника российских спецслужб Александра Литвиненко. Главная цель общественного расследования, напомню, — ответить на вопрос: были ли российские власти причастны к этой смерти. Если первая неделя процесса была посвящена изучению и анализу орудия убийства — радиоактивного полония-210, добавленного, как полагают британские эксперты и спецслужбы, в чай, который Литвиненко выпил во время встречи с бывшими сотрудниками ФСБ Андреем Луговым и Дмитрием Ковтуном, то во вторую неделю прозвучали показания самого Литвиненко и его вдовы Марины.

Свои показания Литвиненко успел дать британской полиции за считаные дни до смерти. Уже будучи тяжело больным и с огромным трудом изъясняясь по-английски, он с 17 по 20 ноября 2006 года отвечал на вопросы следователя полиции Брента Хайатта, который записывал его показания на 18 пленок, каждая длительностью от 10 до 30 минут. В суде Брент Хайатт и советник дознания Робин Там по ролям (Там — за Литвиненко, Хайатт — за самого себя) зачитали некоторые отрывки из расшифровки этих бесед.

«У нас есть только трое подозреваемых в отравлении», — говорил Литвиненко, имея в виду тех, с кем он встречался 1 ноября, в день, когда получил смертельную дозу полония. Первый из них — итальянец Марио Скарамелло, о встрече с которым Литвиненко заранее предупредил свою жену Марину. Двое других подозреваемых — Андрей Луговой и его «друг», имя которого Литвиненко точно не помнит — то ли Вадим, то ли Володя, с которыми он пил чай на встрече в баре «Пайн». Следователю Литвиненко сообщил, что эта встреча была секретная и он не хочет, чтобы о ней кто-либо знал. Тем не менее ее подробности он вынужден был рассказать.

«Мне дали металлическую, возможно, серебряную кружку, 15 сантиметров высотой, я пил чай, чая там немного, он негорячий, теплый, невкусный», вспоминал Литвиненко. Местами его речь была совсем невнятной, и по расшифровке разговора видно, что иногда следователь не понимал собеседника.

Состояние Александра ухудшалось буквально на глазах, и ему все сложнее удавалось вспоминать детали, речь его становилась сбивчивой и на родном для него языке. В частности, он так и не смог вспомнить, даже с помощью карты, путь, которым шел 1 ноября от ресторана ITZU, где он встречался с Марио Скарамеллой, до отеля «Миллениум» — в бар «Пайн», где его ждал Луговой.

На расшифровке записи от 18 ноября Хайатт просит Литвиненко описать еще раз и по-русски эпизод с баром «Пайн». «Я не привык, чтобы за меня платили. Но в таком дорогом отеле я подумал, что могу позволить себе принять предложение Андрея выпить чаю. Я налил себе, хотя в чайнике чая было мало. Он был зеленый, без сахара, холодный. Мне он почему-то не понравился. Я сделал несколько глотков и больше не пил», — процитировал Там слова Литвиненко.

После встречи с Луговым Литвиненко позвонил Березовскому и сообщил, что Марио Скарамелла якобы передал ему документы, доказывающие причастность высокопоставленных российских чиновников к убийству Анны Политковской. «Когда я ушел из отеля, у меня было странное ощущение, — вспоминал Литвиненко. — Я чувствовал, что они хотели меня убить. Потому что мне об этом сообщили. Российские спецслужбы хотели меня убить».

Адвокат дознания Робин Там пытался выяснить у следователя подробности встречи Литвиненко с неким человеком накануне отравления — 31 октября 2006 года. Давая показания в больнице, Литвиненко отказался сообщить Хайатту, что это был за человек, однако дал следователю номер его телефона.

— Вы знаете, с кем встречался Литвиненко в тот день? — задал прямой вопрос Робин Там.

— Да, — ответил Хайатт.

— Вы можете публично сказать, кто это был?

— Нет, — спокойно сказал следователь.

Вдова Литвиненко Марина, в свою очередь, рассказала об обстоятельствах бегства их семьи из России, сотрудничестве мужа с иностранными спецслужбами и роли в их жизни Бориса Березовского.

С Березовским, по словам Марины, Литвиненко познакомился еще в 1994 году — после покушения на бизнесмена. Тогда Литвиненко официально «приставили» к Березовскому в целях обеспечения безопасности. После заключения Хасавюртовского соглашения, положившего конец Первой чеченской войне, в российских силовых структурах якобы появился замысел ликвидировать Березовского — как имевшего непосредственное отношение к определению условий мира с Чечней. По словам Марины, непосредственный начальник ее мужа в подразделении ФСБ задал ему прямой вопрос: «Ты хорошо знаешь Бориса Березовского. Ты бы мог его убить?».

Литвиненко отказался и рассказал о подготовке покушения самому бизнесмену. Березовский не сразу поверил в существование заговора, но затем последовательно пытался предотвратить его имеющимися в его распоряжении способами, в том числе и с помощью открытого письма директору ФСБ Владимиру Путину, опубликованному в газете «КоммерсантЪ». Формальное следствие было проведено, но, как утверждает Марина, его единственным результатом было заключение о превышении служебных обязанностей несколькими чинами в рядах ФСБ.

По совету Березовского Литвиненко решил предать публичности факты противоправной деятельности ФСБ. 17 ноября 1998 года состоялась пресс-конференция Литвиненко и четырех его коллег, на которой он рассказал, как им приказывали убить Березовского, а также похитить чеченского предпринимателя Умара Джабраилова и «проломить голову» бывшему подполковнику ФСБ Михаилу Трепашкину, судившемуся с бывшим главой ФСБ Николаем Ковалевым.

Тогдашний глава ФСБ Владимир Путин, по словам Марины, раскритиковал попытку ее мужа и его товарищей вскрыть случаи коррупции в ФСБ. Вскоре после известной пресс-конференции Литвиненко арестовали, и хотя суд его оправдал, его тут же задержали по новому уголовному делу. «Мужу обещали, что будут заводить против него новые дела, пока не посадят», — вспоминала в суде Марина. Тем не менее вскоре Литвиненко выпустили под залог, хотя и отобрали паспорт, чтобы он не мог уехать за границу. Но тот все-таки смог.

— Саша сказал мне, что уезжает в Нальчик. Но потом мне передали его указание купить новый телефон, он позвонил мне на него и спросил, не хочу ли я с сыном поехать на отдых за границу…

В Испанию, куда на каникулы уехала Марина с сыном, Литвиненко позвонил жене и сказал, что на самом деле он не уезжал в Нальчик, а бежал в Грузию, где ему сделали поддельный паспорт.

— Он предоставил мне решать, возвращаемся мы в Россию или нет. Он был готов вернуться и быть арестованным, но боялся, что, оказавшись в тюрьме, не сможет обеспечить нам безопасность — мне и сыну.

Из Испании Марина с сыном были переправлены на частном самолете Березовского в Турцию, где их уже ждал Литвиненко. Решение лететь в Великобританию им подсказал друг Юрий Фельштинский.

— В «Хитроу» Саша подошел к первому попавшемуся полицейскому и сказал: «Я бывший офицер ФСБ и прошу политического убежища», — рассказала Марина.

В Великобритании им выдали документы с новыми именами: Мария Анна Картер (Марина), Эдвард Рейнольд Картер (Александр) и их сын Энтони Картер. По словам вдовы Литвиненко, обустройство в Лондоне им оплачивал Березовский, с которым у ее мужа сложились не деловые, а дружеские отношения. Он не был сотрудником какой-либо из компаний Березовского, но оказывал ему «услуги по консультированию».

Марина Литвиненко вновь подтвердила, что ее муж сотрудничал со спецслужбами Великобритании, получая за это вознаграждение, однако это было внештатное «консультирование по вопросам организованной преступности в России». А за год или за два до смерти ее муж начал сотрудничество с испанскими спецслужбами.

Факт сотрудничества с британскими и испанскими спецслужбами подтвердил в суде и друг семьи Литвиненко Александр Гольдфарб. По его словам, в начале 2006 года Березовский сократил выплаты семье Литвиненко — это было напрямую связано с тем, что тот стал получать от спецслужб вознаграждение.

Что касается истории знакомства Литвиненко с Луговым, то, по словам Марины, ее муж знал Лугового с 1994 года, она же сама познакомилась с ним только в 2006 году — на дне рождения Березовского 23 января. Вдова Литвиненко предполагает, что в Лондоне Луговой работал на Березовского и был близок с его деловым партнером Бадри Патаркацишвили. «Саша рассказывал, что Луговой собирал информацию на Виктора Иванова (глава российского агентства по контролю за наркотиками), но сделал это плохо, очень кратко и неполно», — отметила Марина. Затем Луговой несколько раз приезжал к ним в гости — и один, и вместе с женой.

Марина знала, что 1 ноября у ее мужа назначена встреча не только с Марио Скарамелло, но и с Луговым. Вечером того дня жалоб на здоровье у Александра не было. Лишь ночью его внезапно стало тошнить. К утру, по словам Марины, он совсем обессилел, его постоянно рвало, но он отказывался вызывать «скорую помощь». Врачей вызвали лишь в ночь на 3 ноября.

— Они решили, что у него просто простуда. — Вспоминает Марина. Еще через сутки ей удалось уговорить врачей госпитализировать мужа. 13 ноября его состояние резко ухудшилось: у него стало болеть горло и почти разом выпали все волосы…

После того как муж скончался, Марине позволили посидеть у его тела, прикоснуться и поцеловать его — никто не говорил ей, что это может быть опасно. Зато в ту же ночь к ним в дом приехала полиция.

— Они сказали, что не хотели бы, чтобы я узнала это из новостей, и сообщили, что Саша был отравлен полонием-210. Они сказали, что такого никогда в их практике не происходило. Они сказали, что для нас небезопасно оставаться дома. Нам дали полчаса, чтобы эвакуироваться…

У Марины Литвиненко спросили ее мнение о трех версиях гибели мужа: смерти по неосторожности, самоубийству и убийству третьими лицами. Первые два варианта она категорически отвергла, сказав, что ее муж никогда не имел дела с радиоактивными веществами и не высказывал намерения свести счеты с жизнью.

— С самого начала я старалась быть объективной и не обвинять кого попало. Но когда полиция сказала, что они обвиняют Лугового и Ковтуна и у них есть доказательства, я согласилась с выводами следствия.