О, пожелтевшие листы

Была зима, был ранний вечер, и вдруг захотелось позвонить ей и прямо сразу пригласить в кафе. И чтобы она сразу согласилась — недолго думая и ничему не удивляясь. Сегодня? Да! В половине восьмого? Да! Встретиться в центре, на красивой предновогодней улице, потом зайти в хорошее место, выбрать столик, заказать что-нибудь особенно вкусное и необычное, выпить вина, а потом… А потом все получится само собой. Легко, красиво и изящно. Он прекрасно представил себе, как это будет. Сначала они пойдут немного пройтись. Потом она скажет, что пора домой. Он поднимет руку, остановится такси. Довезет ее до дому. Выйдет, доведет до подъезда. Потом до лифта. Потом они станут прощаться у дверей ее квартиры…

Они почти не были знакомы. Сидели в одном читальном зале, и все.

Сергей Сергеевич писал книгу о советской литературной критике, и ему нужны были журналы тридцатых—пятидесятых годов. Разумеется, их никто никогда не оцифровывал и не выкладывал в интернет — кому нужен весь этот ветхий соцреализм и забытая «борьба с низкопоклонством»? Но вот ему все это понадобилось — так что никуда не денешься от старого доброго читального зала, где пахнет деревом, картоном и кожей. А она все время читала одну и ту же брошюру — тонкую, но большого формата. Сергей Сергеевич не утерпел и, проходя мимо, заглянул ей через плечо — это был какой-то старый статистический справочник. Она обернулась, подняла на него глаза и сказала: «Здравствуйте!»

Она ему понравилась. Строгая, стройная, без косметики и украшений — ни цепочки, ни колечка. Довольно молодая — лет тридцать. Ну, тридцать пять самое большее. Писала диссертацию по истории советской экономики. Судя по всему, одинокая.

Он долго выдумывал причину, чтобы поближе с ней познакомиться. Придумал: советская литература — она ведь почти вся про рабочий класс и трудовые достижения. А также про колхозное крестьянство. Но тогда ведь был сплошной соцреализм, то есть лакировка действительности. А вот как на самом деле обстояли дела в советской индустрии и аграрном секторе?

— Я постараюсь ответить на ваши вопросы, — безо всякого смущения, но и без вызова ответила она, прямо глядя на него своими серо-зелеными глазами.

— Дайте мне ваш телефон, пожалуйста.

— Пожалуйста. Я вам напишу, визитки кончились. Вот, все мои телефоны. Но на работе я бываю редко, а когда бываю, не сижу на месте…

Сергей Сергеевич позвонил ей на мобильный. Она не отвечала. Едет в метро? Или, например, принимает душ? Он в который раз представил себе ее квартиру — маленькую, обставленную строго, скупо, но изящно. Как она выходит из душа, накидывая халат, идет в кухню, ставит кофейник… Запах кофе и запах шампуня.

Сергей Сергеевич понял, что влюблен до полусмерти. Он набрал ее домашний номер.

Через три гудка трубку сняли, и сильный, чуть хрипловатый мужской голос ответил:

— Алло!

Сергея Сергеевича будто диванным валиком по голове ударили. Он прямо увидел этого мужика — красивого, самоуверенного, с модной трехдневной щетиной, в расстегнутой белой рубашке — как в рекламе одеколона.

— Алло, я вас слушаю! — барственно повторил мужчина. — Говорите!

— Простите, — негромко и сухо сказал Сергей Сергеевич, изо всех сил вспоминая, как ее отчество, она же говорила…ага! — Будьте добры, Татьяну Михайловну.

— Минутку, — сказал тот и заорал куда-то в сторону: — Мам! Маа-маа!

Сергей Сергеевич откинулся на спинку дивана и посмотрел вверх. Во дворе, прямо под окнами, была елка с цветными лампочками, и на потолке вспыхивали желтые и зеленые огоньки. В телефонной трубке слышалось далекое кухонное звяканье. Казалось, что оттуда тянет жареной треской.

— Алло! — вдруг сказал невидимый собеседник вежливым и очень юным, почти подростковым голосом. — Перезвоните, пожалуйста, минут через десять, ладно?

— Да, да, конечно, конечно, — и Сергей Сергеевич повесил трубку.

Интересно, она догадалась, что это он ей звонил? Наверное, нет. Так что в читальном зале можно будет здороваться, как ни в чем не бывало.

Правда, больше она в библиотеку не приходила.

Он тоже через пару недель закончил работу с журналами.