Состоялась красноярская премьера документального фильма Александра Кузнецова «Территория свободы». О заповеднике «Столбы», граничащем с миллионным городом, о столбистах и столбизме — уникальном социокультурном явлении, стиле жизни: на нашем шарике полно городов рядом с живописными горами и лесами, но лишь красноярцев объединила идея свободного, без страховки и технических приспособлений, покорения скал и столь же вольного времяпрепровождения — вне установлений государства и огосударствленного общества. Лишь здесь создали параллельный мир со своей этикой, своими героями, своей лексикой и фольклором, традициями и обычаями. И этой стране уже более полутора веков.

Это феномен гражданского общества по-русски. По-сибирски. Когда оно формируется не в городах, а в лесах, в непролазной глуши. Когда деятельные соотечественники понимают, что в городах, бок о бок с этим государством, ничего не изменишь, и уходят. В тайгу, в топи, в далекие синие горы. Окружающий мир сделал одолжение, выпустил из окружения, иди, беги, лезь вверх, наслаждайся красотой и волей. Столбизм — это метод проживания. Из принципов столбизма: «Лаз, как бы сложен он ни был, может считаться взятым лишь в том случае, если он пройден в одиночку и без каких-либо приспособлений». А избрать метод и отказаться от всего прочего — это главное, что может быть в жизни важнее? Это экзистенциальный скачок из самообмана, и для очень многих — настоящая жизнь, лучше жизни: все знают, что она приобретает особый смысл и ценность, когда висит на волоске. Это лучше и обыденной жизни, и игры, лучше религии, воплощенная утопия, Беловодье наяву, отдельный мир, похожий на детский, который сделан так, чтобы восхищать и радовать. Столбистская страна для многих тысяч и многих поколений стала alter ego России придушенной, безвоздушной.

Метод «Столбизм» трудно с чем-то сравнивать. Лесные коммуны? Мирная Запорожская Сечь? Кержачество-лайт? Староверие — пример не очень-то подходящий, но ближе нет. Столбисты сложили самобытную общность и сохраняют ее на протяжении многих поколений. Да, это бег прочь, но они не прячутся, не откалываются, как старообрядческая Россия от России никонианской, их республика — лишь по выходным, каникулярная, отпускная, они не отвергают систему, чьи огни видны внизу (город сразу за скалами). Все герои фильма в ней состоялись. Среди них профессор, доктор технических наук Валерий Лаптенок (глава общества столбистов), профессор, доктор юридических наук Николай Щедрин (и он же бард), известнейший в 90-е предприниматель, поэт и певец, руководитель красноярской экспедиции на Эверест 1996 года Сергей Баякин. Список попавших в кадр велик, всех не перечесть, камера присутствует на застольях и праздниках столбистов, и атмосфера поражает: такой давно уже не встретить, эта стилистика общения запечатлена в фильмах и книгах о хрущевской оттепели, задушевность и ирония, всепонимание и жесткость относительно совсем немногих вещей — герои Кузнецова во времена лиричных физиков были детьми или уже взрослели, это оттуда.

Кузнецов сам давний и преданный столбист, у кого-то постороннего вряд ли и получилось бы так снять. Да и вообще физически войти в этот параллельный мир — некоторые избушки стоят на отвесных скалах. При этом автор честно дистанцировался и показал жизнь столбистской страны как она есть, без постановок, прикрас и умолчаний. Лента Кузнецова — реалистичный портрет страстного и веселого народа, народа без страховки (если только детям) и цепей на четко проявленном и противопоставленном фоне остальной страны. С ее крестными ходами, предписанными сверху праздниками и гуляньями, митингами и демонстрациями, что заметают снега и охраняют-конвоируют полицейские цепи.

Столбы в восприятии Кузнецова и его друзей — иной мир, свободное пространство, сообщество растений, животных, камней и людей. В нем сосуществуют по собственным законам 10—15 изб-государств (в разные времена по-разному). Авторских комментариев нет, камера фиксирует: лазают по фантастической красоты Куйсумским сиенитовым утесам, поют, лепят пельмени, пьют водку, ведут непростые разговоры, пилят и рубят сухостой на дрова, ходят в соседние избы в гости, воспитывают детей. В кубанке, в буденновке, в шинелях и в откуда-то здесь взявшейся милицейской фуражке, под пионерско-комсомольскими стягами на стенах. Смеховое, карнавальное начало во всем, куда без него? «Столбы — это образ жизни, детство, молодость, это и вся жизнь, и наше бедствие». Как зрителю мне не хватило летних пейзажей, ощущения вечности круговорота, длительности и непреходящести всего, что тут есть, свадьбы на Столбах, невесты, карабкающейся в подвенечном платье на циклопическую каменную кладку, — знаю, что Кузнецов это снимал, но при монтаже это вырезалось. Возможно, в жанре «кино фестивальное» из России мир привык к другим акцентам. Но почему нет летне-осенней красоты? Александр ответил мне, что принципиально снимает Сибирь исключительно зимой, поскольку у нас не только красиво, но и тяжело, и зима у нас — три четверти года.

Герои рассуждают о свободе (как «творческом акте») и страхе, об убеждениях, России, экстремизме, фашизме. Кратко, без резонерства. Политики немного. Прорывается в репликах, мельком белая ленточка «За Россию без Путина» на куртке одного из профессоров. И сквозной через всю ленту образ, закольцовывающий сюжет, красной нитью через него — размашистая, двухметровыми буквами надпись «СВОБОДА» на Втором столбе, самом высоком в Центральном районе заповедника, хорошо видимом с городских улиц. Столбисты — сельский учитель Денисюк, студент Белов и политссыльный Островский — оставили это емкое и убедительное послание еще в 1899 году; жандармы отрядили экспедицию стереть надпись, но не вышло, проводник из столбистов, оставив их на вершине, скрылся. Жандармы куковали на скале два дня. В начале фильма один из анархичной горно-лесной братии, кивая на это граффити, резюмирует: ничего не изменилось, суть требований и позапрошлого века, и века нынешнего — одна. В финале столбисты с детьми устраивают себе праздник — подкрашивают-подновляют буквы главного слова. «А то, — говорит один из героев, — от Кремля их почти не видно».

«Здесь показаны сильные, смелые, свободные русские люди», — говорит Кузнецов. Так и есть: сознательный уход в рискованные, авантюрные приключения подразумевал отбор крепких, напористых, самостоятельных. Дефицита в них не было: на берегах Енисея не было крепостного права, в Сибирь добровольно шли отважные люди, сюда традиционно ссылали «политических»… Крепкие люди в Столбах прижились, освоились, они сюда водили детей, и те оставались, если были тоже крепки. Здесь не действует принцип отрицательной селекции, как в государстве. Здесь все наоборот, все как надо.

Государство всегда, во все времена ревностно относилось к вольной республике, пыталось гнобить ее, душить, закатывать в асфальт. На столбистов совершали налеты, арестовывали, избы жгли, стоянки уничтожали. В 1937–1938-м, в 1980-м. Впервые избу у Третьего столба жандармы сожгли в 1906 году. В 1923 году в поход против столбистов отправились уже молодые коммунары. Тогда спалили, например, Перушку — избушку у скалы Перья. Ее восстановили уже после Великой Отечественной, повторно сожгли в 70-е. Построили было на новом месте, но и там простояла недолго, по приказу дирекции заповедника ее сровняли с землей в 80-м. Тогда же сожгли избу Музеянка под скалой Верхопуз, построенную работниками краеведческого музея в 1925 году, здесь жили ученые, в 66-м ее тоже сжигали, но спустя несколько месяцев отстроили заново. В 80-м-же уничтожили популярную избушку Нелидовка (Столбушка) у Четвертого столба — ее основателей репрессировали еще в 1937–1938-м годах, а в 70-е туда ходили красноярские художники.

Конечно, дело не только в государстве, были среди камнежителей и внутренние распри, прятались здесь беглые зэки, заходили чужаки — по духу, воевали друг с другом, бились и жгли друг друга.

В фильме бывалый столбист вспоминает, как в избу в 60-е зашли добропорядочные комсомольцы и обнаружили в дневнике какую-то, на их взгляд, крамольную запись. Избушку спалили. Но, естественно, столбисты отстраивались, и все продолжалось и будет продолжаться. «Это моя деревня!» — поют, заливаются герои фильма. Столбы для них — домашние, свои. Так было и будет.

Это не вопрос жизни и смерти. Это куда серьезней. Это в крови. Это способность быть там, в Столбах, безоговорочно счастливым. Дышать полной грудью. Возможность обратиться — и профессору, и филологу, и токарю, вытачивающему какие-нибудь форсунки для управления баллистической ракетой в воздухе, — в настоящих индейцев, коих в России всегда был дефицит.

Кузнецов, конечно, не первооткрыватель темы. О Столбах и написано, и снято много. В августе 91-го красноярский режиссер Александр Михайлов выпустил «Поклонение камням» — кино, ставшее культовым среди столбистов. Фильм-посвящение непревзойденному в бесстраховочном скалолазании Володе Теплых, разбившемуся на Перьях в 1989-м. Саша Кузнецов тоже не может не вспоминать Володю, во тьме у рукодельного мемориала погибших столбистов камера выхватывает табличку «Теплых».

За четверть века, что разделяют две документальные ленты, столбисты и их методы жизни изменились мало. Калоши, кеды, прорезиненные тапочки, в которых шли на покорение Столбов (калоши столбиста Губанова висят на почетном месте в Британском музее скалолазания), сменились на скальные туфли, а камни и люди такие же. Да, вероятно, и со времени написания «Свободы», когда лазали в лыковых лаптях, столбисты поменялись мало. Желания те же, разговоры, отчаянность те же. Вот что говорил в «Поклонении камням» Валерий Хвостенко: «Не каждое место годится для названия родиной. А Столбы очень годятся. Для того чтобы чувствовать это место своим, единственным, излюбленным, ты должен здесь испытать сильные чувства. Здесь так. Если ты пришел сюда пацаном, впервые испытал страх и радость от его преодоления, если на тебя еще девочка твоя посмотрела… Там угнетены, в рамках, опостылело все. Здесь красиво, здесь можешь удаль свою проявить, найти своего человека»…

Как у Балабанова: «Найти своих и успокоиться».

Повторение сюжетов в данном случае глубоко осмысленно. Это защита столбистами своей идентичности. И это важно для каждого поколения, когда факты его повседневности становятся фактами искусства.

Авторский замысел и лента в целом очень выигрывают благодаря точному выбору главных героев — легендарного альпиниста, спасателя Валерия Коханова, и его маленькой дочки Арины. Красивые, фотогеничные люди, достойные окружающего их ландшафта. Лишь один факт из кохановского бэкграунда: при восхождении красноярских столбистов на Эверест в 1996 году по считавшемуся непроходимым маршруту Валерий лежал 10 дней с пневмонией в базовом лагере. Но все же встал и поднялся на крышу мира. При этом один из двух взятых им кислородных баллонов оказался пуст. Коханов достиг вершины, зная, что где-то рядом Григорий Семиколенов, — молодой парень обессилел, немного не дойдя. Позади него на штурм пика уже никто не шел. Коханову бы спускаться, прихватив с собой Григория. Валерий поступает иначе: находит Гришу, убеждает, что силы в нем еще немного осталось, и поднимается с ним на вершину вновь. И потом уже они вместе, покорители полюса высоты, спускаются в лагерь.

Впрочем, подвиги, заслуги, романтика — вне этого кино, в нем о другом. О преодолении страха. Коханов вспоминает отца: о войне он почти не рассказывал, так, какие-нибудь байки, и лишь когда ему вручали орден Славы, сын узнал, что отец только под Будапештом разведчиком совершил несколько десятков вылазок во вражеские порядки и добыл ценных «языков». Валерий вспоминает слова отца: «Было ли страшно? Да очень страшно было, очень»… Теперь Валерий и сам орденоносец. Скольких он спас, знают красноярцы, знает разрушенный землетрясением Нефтегорск.

Еженедельная воскресная свобода в этом — испытывать и преодолевать страх. Чего так не хватает в городских делах.

…И маленькая Арина на Втором столбе, подкрашивая название ее страны и неумело еще орудуя кистью, невольно утолщает, увеличивает размер букв. Теперь слово «СВОБОДА» видно еще дальше.

Фото Александра КУЗНЕЦОВА

P.S.Судьба фильма пока складывается типично для документального кино, да еще и провинциального. Премьера состоялась на фестивале Vision du Reel («Образы реальности») в швейцарском Ньоне. Фильм также показали во французском Люсасе, на Etats generaux du film documentaire. Красноярской публике фильм прокрутили один раз в маленьком зале, не вместившем всех, по-хамски оборвав концовку. И судя по всему, больше показов ждать не стоит. Получить прокатное удостоверение, по словам продюсеров, нереально. В декабре ленту, вероятно, будут демонстрировать в Москве на Артдокфесте.