…8 августа 2013 года на информационных лентах многих агентств и СМИ было опубликовано сообщение: «Скончался первый и последний Президент СССР Михаил Горбачев. Такое сообщение появилось в Twitter-аккаунте РИА Новости. Ему было 82 года. Официального подтверждения этой информации пока нет».

Мне позвонил корреспондент агентства ИТАР-ТАСС Андрей Карплюк, который раньше работал в Интерфаксе. С ним мы поддерживаем контакт уже несколько лет.

— Михаил Сергеевич, я вам часто звоню, но этот звонок, поверьте, необычный. — Я почувствовал смех в его голосе. — То есть по необычному поводу звоню.

— Ты о чем? — спросил я.

— Да вот, РИА Новости» сообщило, что Горбачев скончался, находясь в Санкт-Петербурге. Я не поверил.

— Я тоже не верю, — ответил я, и мы оба расхохотались.

— Поздравляю вас со вторым рождением! Остаемся в контакте!

Вот такой разговор. «Новость» исчезла с ленты через 9 минут. А на другой день я получил от коллектива агентства письмо:

«Уважаемый Михаил Сергеевич!

Мы бесконечно сожалеем, что хакеры использовали Ваше имя для очередной шумной кампании по дискредитации СМИ. Просим принять наши глубочайшие извинения за тот недостойный информационный шум, который был спровоцирован взломом аккаунтов нашего агентства в социальных сетях и размещением в них сфальсифицированной информации о Вас.

Произошедшее мы расцениваем не просто как розыгрыш или хулиганство, а как преступление, которое нужно расследовать. РИА Новости обращается в правоохранительные органы с заявлением о совершенном взломе каналов РИА в Твиттере, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы было проведено тщательное расследование и этого инцидента, и всех предыдущих фальсификаций информации. <…>

Михаил Сергеевич, Вы знаете, с каким глубочайшим уважением мы к Вам относимся, нам особенно тяжело осознавать, что направленная на РИА атака коснулась Вас».

С РИА Новости у меня давние отношения. Весной 2013 года я выступал в здании агентства с лекцией перед большой группой молодежи. Тема лекции: «Человек меняет политику или политика меняет человека?» Говорил о своей жизни, о наболевшем, о трудном пути России к демократии — пути, который ей еще предстоит пройти. Слушали внимательно, задали много вопросов. Тот день запомнился: от общения с молодежью у меня, как всегда, осталось хорошее чувство.

И вот такой инцидент…

Что стоит за этой провокацией, уже не первой? Сколько раз уже «хоронили» Горбачева.

Хотят свести счеты с перестройкой. И главный их инструмент — ложь, клевета, беспардонные измышления и искажение фактов. Так было в те годы, тем же оружием пытаются бороться со мной и сейчас.

На Съезде народных депутатов в декабре 1990 года спикер Верховного Совета Анатолий Лукьянов услужливо предоставляет в числе первых слово «известной» Сажи Умалатовой, призвавшей поставить на повестку дня вопрос о недоверии президенту Горбачеву. Делегаты отклонили этот выпад. На апрельском Пленуме ЦК 1991 года устраивают такую «психическую атаку», что я вынужден был заявить: «Ухожу, сколько можно быть генсеком сразу двух, трех или даже пяти партий». Тогда Политбюро упросило меня остаться.

В следующий раз собирают под предлогом встречи представителей городов-героев целый конклав партийных боссов разного уровня и обсуждают «назревший вопрос» — как скинуть Горбачева? Летом 1991 года, в момент моей встречи с лидерами республик для заключительного обсуждения проекта нового Союзного договора, на сессии Верховного Совета три министра-силовика вносят предложение перераспределить полномочия от президента в пользу премьер-министра и силовых министерств.

Не проходит дня, недели, чтобы не звучали песни «антиперестроечных соловьев»: Проханова и других. И сегодня распускают безумные слухи, изготовляют фальшивки для распространения в интернете, показывают по телевидению «документальные» фильмы, в которых сплошная ложь, злостные вымыслы. Власть поощряет…

Опровержение

С интернет-сайта Горбачев-Фонда:

В конце августа 2008 года с откровенно клеветническими утверждениями в адрес М.С. Горбачева и бывшего канцлера ФРГ Коля выступил в своем интервью «Комсомольской правде» Павел Бородин, занимающий высокий пост в Союзном государстве России и Беларуси. Связавшись с Гельмутом Колем, М.С. Горбачев получил его подтверждение, что упомянутые высказывания Бородина — «полный вымысел». «Горбачев-Фонд» обратился к адвокатам. Они приняли необходимые меры, после чего в «Комсомольской правде» было опубликовано опровержение, текст которого приводится ниже.

Опровержение

В №127 (24154) газеты «Комсомольская правда» от 29 августа 2008 года были опубликованы сведения, не соответствующие действительности.

В №127 (24154) газеты «Комсомольская правда» от 29 августа 2008 года и в сети интернет по адресу http://www.kp.ru/daily/24154/369892 было опубликовано интервью Государственного секретаря Союзного государства России и Беларуси П.П. Бородина под заголовком «Павел Бородин: «Если Южная Осетия и Абхазия вступят в Союз России и Беларуси, я тоже готов выпить три литра». По утверждению П.П. Бородина, бывший канцлер Федеративной Республики Германия Гельмут Коль рассказывал ему, что Михаил Сергеевич Горбачев «за Восточную Европу» попросил 100 миллионов долларов «в фонд себе, 100 млн — в фонд Шеварднадзе, 100 млн в фонд еще одному товарищу».

Данные сведения, равно как и тот факт, что их сообщил П.П. Бородину Гельмут Коль, не соответствуют действительности, и цель — опорочить достоинство и репутацию М.С. Горбачева.

«Комсомольская правда», 28.01.2009

Горбачев мешает российской власти. Нынешняя политическая элита взяла курс на закрепление статус-кво, обеспечивающего ей бесконтрольное правление и материальные блага. И обслуживающие ее СМИ шельмуют перестройку, поливая грязью тех, кто взял на себя огромное и рискованное дело перемен в стране, перегруженной проблемами, которые не решались десятилетиями.

Свободой слова могут пользоваться и пользуются не только люди, которые хотят сказать правду или ищут истину, пусть иногда и ошибаясь, но и люди с нечистой совестью и недобрыми намерениями.

Меня поражает предательство со стороны людей, которым я оказывал доверие, с которыми был связан годами совместной работы. Самое яркое свидетельство тому — путч ГКЧП, который открыл дорогу разрушению страны.

К августу 1991 года, после труднейших кризисных месяцев, была разработана и одобрена антикризисная программа, к которой присоединились и прибалтийские республики. Завершена работа над новым Союзным договором, и 20 августа должно было начаться его подписание лидерами республик. А осенью должен был состояться внеочередной съезд партии, который развернул бы ее в сторону социал-демократии и реформаторства. Конечно, в любом случае и дальше пришлось бы нелегко, но я уверен — если бы не путч, можно было бы избежать последующей разрушительной вакханалии.

Да, демократия — нелегкое испытание. Первые демократические выборы на Съезд народных депутатов, состоявшиеся в 1989 году, дали неожиданные результаты. С одной стороны, 84% избранных были членами КПСС. С другой — не прошли десятки партийных работников. Избиратели отказали им в доверии. Реакционная часть партийной номенклатуры развернула яростное сопротивление перестройке. В открытой политической борьбе моим противникам не удалось добиться своих целей. И тогда они пошли на государственный переворот.

Путч провалился, но он открыл дорогу сепаратистам, радикалам, экстремистам. Последствия этого можно перечислять долго. Распад союзного государства, откат от демократии практически во всех республиках, хаос в экономике, которым воспользовались самые жадные и беспринципные, превратившие чуть ли не всех остальных в бедных, межнациональные конфликты и кровопролитие в России и других республиках и, наконец, расстрел Верховного Совета в октябре 1993 года.

Меня часто спрашивают, чувствую ли я ответственность за все это. Говорят, что в конце 1991 года, после Беловежского сговора, мне «следовало действовать более решительно». Отвечаю: все от меня зависящее я сделал. Боролся за единое государство до последнего. Но в напряженные дни декабря 91-го я должен был действовать, исходя из реальной ситуации. Нельзя было допустить ее дальнейшего обострения и скатывания к гражданскому конфликту, а возможно, и к гражданской войне. А такая опасность была — и понятно, что это могло означать в стране, начиненной оружием, не только обычным, но и ядерным. Поэтому после серьезных размышлений я принял решение, которое и сегодня считаю единственно верным в тех обстоятельствах, — заявил, что прекращаю исполнение обязанностей Президента СССР. <…>

Беловежский сговор — это история большого обмана. И кроме того — самообмана его участников, особенно с российской стороны. Они надеялись, что придуманное ими СНГ станет «Союзом без Горбачева». Не получилось. Включенные для проформы в беловежский документ положения о координации внешней и оборонной политики были сразу же преданы забвению. А ведь Верховные Советы — практически в полном составе, в том числе коммунисты, которые сегодня сокрушаются о распаде страны, ратифицировали их, обманув граждан!

Произошло то, что я всеми силами стремился предотвратить, — союзное государство было разрушено. И в самые последние дни своей деятельности на посту президента я видел свою роль в том, чтобы это не привело к дальнейшему расколу общества, к разрыву экономических и человеческих связей, к усилению дезинтеграционных процессов. Свои международные контакты я использовал для того, чтобы призвать западных лидеров помочь России, от которой в сложившихся обстоятельствах многое зависело. Об этом я говорил в телефонных разговорах Бушу, Миттерану, Мейджору, Колю:

— Надо помочь Содружеству, прежде всего России. Это сейчас — основное. Отбросьте рутинные подходы, поддержите усилия, направленные на реформы…

Уже не помню, когда я прочитал в «Комсомольской правде» статью, где приводилась статистика о восхождениях на Эверест. Цифры поразили меня. Из 1500 человек, поднявшихся на эту гору, около 200 погибли, причем большинство — при спуске. Люди гибнут уже после покорения вершины, и особенно на первом участке, сразу после восхождения.

Те, кто поднимается, не всегда осиливают спуск.

…В жизни страны и в моей собственной жизни начинался новый этап. Иллюзий у меня не было — будет трудно, тяжело. Потоки лжи и напраслины лились на меня вовсю. По мере нарастания экономических трудностей будут искать козла отпущения, и кандидат — вот он! Так и произошло.

Что поддерживало меня в те первые месяцы после ухода из Кремля, что не давало согнуться или «прогнуться»?

Поддерживали твердые принципы, которым я был привержен, характер, опыт борьбы, приобретенный на жизненном пути. Поддерживали самые близкие мне люди — в первую очередь Раиса, вся моя семья. Поддерживали друзья и соратники по годам перестройки и те, с кем я сблизился уже потом, кто не ради выгоды, а по убеждению помогал мне в работе, в новых проектах.

Но прежде всего — поддерживала вера в перестройку, убежденность в том, что она была исторически необходима и что, взяв на себя эту нелегкую ношу, мы несли ее достойно. Несмотря на ошибки и промахи, вывели страну из исторического тупика. Дали ей первый опыт свободы, раскрепостили людей, дали возможность жить своим умом. Положили конец холодной войне, гонке ядерных вооружений.

Для меня было очень важно тогда — и остается важным сегодня, — что многие мои соотечественники понимали это. Их письма, слова понимания и поддержки, которые я слышал на встречах и в разговорах с разными людьми, подтверждают это. <…>

Что чувствует человек, ставший волей судеб главой сверхдержавы, оказавшись в ситуации, которая сложилась в первые месяцы 1992 года? Скажу откровенно: пережить все это было непросто.

Последний месяц президентства отличался особым напряжением и драматизмом. Но я продолжал делать все возможное, чтобы сохранить перспективы обновления Союза, сотрудничества и связей бывших союзных республик, ставших независимыми государствами. За власть ради власти, власть любой ценой — не держался.

Было горько, что перестройку оборвали на полпути, а скорее даже в самом начале. И было уже тогда ощущение, что наследие тоталитаризма в традициях, умах, нравах оказалось чрезвычайно глубоким, вошло едва ли не во все поры общественного организма. Отсюда — тревога, которая не покидала меня в те дни, да и двадцать с лишним лет спустя не проходит.

Последний день в Кремле

26 декабря 1991 года я приехал в кремлевский кабинет, который по договоренности с Ельциным обещал освободить к 30 декабря. Надо было разобрать бумаги и личные вещи. Прежде всего меня интересовали поступающие отклики из разных краев страны на заявление об уходе с поста президента. Просмотрел газеты, корреспонденцию, телеграммы граждан. Большинство — доброжелательные и сочувственные. Были и другие. Уже заработала машина клеветы и наветов — о «вкладах в швейцарских банках», «дачах за рубежом». Я подумал: многие еще не поняли, что теряют страну. <…>

Подписал несколько фотографий для своих ближайших сотрудников. Общий смысл: «Мы начинали, жизнь продолжается, ошибаются те, кто считает, будто эпоха Горбачева кончилась. Все только начинается».

Пока разбирал почту, позвонила расстроенная Раиса Максимовна и сообщила, что присланные новой властью управляющие требуют срочно освободить президентскую квартиру в Москве, а также служебную дачу, отказываясь при этом предоставить транспорт для перевозки вещей. Пришлось по-мужски (и по-русски) объясниться с ретивыми комендантами из новой администрации.

Недавно в моем архиве нашли записку:

О приватизации квартиры

М.С. Горбачев и Р.М. Горбачева 28 декабря 1991 года заключили договор с Комитетом по жилищной политике Правительства Москвы, согласно которому в соответствии со статьей 7 Закона о приватизации жилищного фонда в РСФСР приобрели право собственности в равных долях каждый на занимаемую ими квартиру по улице Косыгина общей полезной площадью 140 (сто сорок) кв.м, из которых жилая площадь 65,1 (шестьдесят пять целых и одна десятая) кв.м. Граждане М.С. Горбачев и Р.М. Горбачева обслуживают и ремонтируют приватизированную квартиру за свой счет. В этой квартире ранее жили служащие охраны Президента СССР.

Женщина-нотариус, заверявшая 29 декабря 1991 года копию договора о приватизации, с удивлением спросила у моего помощника: «Неужели правда, что у Горбачевых теперь в собственности только эта в сущности малогабаритная квартира?» А срочно освобожденную казенную президентскую квартиру, в которой мы раньше жили, как мне рассказывали, осмотрел лично Ельцин, но она ему не понравилась. С одобрения новых властей ее потом несколько раз перепродавали.

…В тот же день состоялось первое после отставки интервью с итальянскими журналистами из «Стампы» и «Республики».

На первой вопрос итальянцев: «Как вы себя чувствуете?» — ответил: «После того, как решение принято, как правило, бывает легче. Перемены в условиях жизни меня не пугают — я и моя семья не избалованы». Корреспондент «Стампы» Джульетто Кьеза воспользовался моментом, чтобы задать несколько принципиальных вопросов:

Вопрос: Вы по-прежнему называете себя социалистом? Считаете ли вы, что социализм все еще является проектом, в который можно верить?

Ответ: Потерпел поражение не социализм, а сталинизм в обличье социализма. Потерпела поражение модель, которая все нивелировала, исключая всякие поиски. Я же, напротив, чувствую себя участником коллективных поисков справедливости, свободы и демократии. Человечество будет продолжать эти поиски, в которых участвуют течения, исповедующие разные идеалы.

Вопрос: Можно подумать, что вы цитируете Сахарова…

Ответ: Да, теория конвергенции двух миров. Для меня очень важна мысль таких людей, как он, их моральный авторитет…

Вопрос:Чувствуете ли вы себя спокойно? Не боитесь ли вы, что вас превратят в козла отпущения, если дела будут плохи?

Ответ: В истории так часто бывает. Когда политики у власти терпят поражение или им не удается контролировать ситуацию, они стараются отвлечь внимание граждан на другие проблемы, лихорадочно ищут, на кого списать собственные ошибки. Следовательно, нельзя ничего исключать.

И российских, и иностранных журналистов интересовало: не собираюсь ли я возглавить оппозицию?

Я придерживался мнения, что мой переход в оппозицию был бы ничем не оправданным: ни с политической точки зрения, ни с точки зрения интересов страны. Совершенно немыслимо, чтобы Горбачев выступал против политики реформ в России. Я могу давать советы, высказывать суждения, но я разделяю основной курс реформ и заявляю, что мы должны поддерживать руководство России.

«Не могу даже представить себе мысли о переходе в оппозицию. В оппозицию чему? Демократическим реформам? Пойти против самого себя? Горбачев не таков, и это все знают». Это я говорил почти во всех своих интервью в последние недели своего пребывания на посту президента. И сказал об этом Ельцину.

Вечером 26 декабря я был на прощальном приеме-брифинге, устроенном моей пресс-службой для журналистов в гостинице «Октябрьская», переименованной новыми властями в «Президент-Отель».

Журналисты, русские и иностранные, встретили меня аплодисментами. Более двух часов я отвечал на вопросы, давал автографы, принимал многочисленные добрые пожелания.

Вот главное из того, что я сказал:

«Сейчас надо отодвинуть в сторону все политические привязанности, может быть, даже разногласия. Самый высокий приоритет — помочь стране двинуть реформы.

Это главное. Я и моих коллег приглашал к этому — прежде всего тех, на ком лежит бремя государственной ответственности. Это касается и наших зарубежных партнеров, поскольку то, что здесь будет происходить в ближайшие месяцы, определит, как пойдет весь мировой процесс. Мы хотим, чтобы курс преобразований сохранялся. Хотим, чтобы реформы продолжались, чтобы демократия укреплялась. И поэтому я просил бы наших зарубежных партнеров помочь поддержать страну, может, даже переступить через что-то… ибо цена очень велика для всех. На первое место ставлю необходимость поддержать реально — не только политически, а и во всех отношениях — Россию. Роль ее будет велика и ответственна».

Журналисты спрашивали о моих планах. Я сказал им, как говорил всем своим собеседникам в эти дни, что ни в тайге, ни за границей скрываться не собираюсь. Из политики и общественной жизни не уйду. Главным своим делом по-прежнему считаю всемерное содействие продвижению демократических реформ в России теперь уже в новом своем качестве, утверждению в мире нового мышления. Этим целям, надеюсь, будет служить и Международный фонд социально-экономических и политологических исследований, который мною создается.

На утро 27 декабря было назначено мое интервью японским журналистам. Я решил последний раз провести его в кремлевском кабинете. Они уже ждали.

При подъезде к Кремлю мне по телефону в автомобиль сообщили: «В вашем кабинете с утра сидят Ельцин, Полторанин, Бурбулис, Хасбулатов. Распили бутылку. Гуляют»…

Ельцину не терпелось оказаться в президентском кабинете, который посвященные в кремлевские дела называли «высотой». Не дождавшись трех дней до 30 декабря, он со своей «компанией» взял «высоту» досрочно. Устроили победный междусобойчик под виски — те, кто два года спустя стрелял друг в друга при разгроме парламента! Перед их неожиданным появлением последние личные вещи Президента СССР срочно вывезли куда-то на тележке. С тех пор я в этом кабинете не появлялся…