Ровно 20 лет назад, в понедельник 17 октября 1994 года, первый раз в истории «новой России» убили журналиста за то, что писал правду. Убийство было раскрыто.
Убийц оправдали.
Под заголовком «ПОЛИТИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО» вышли тогда две заметки. Первая написана в день взрыва, когда из Склифа позвонили: «Умер». Вторая — на следующий день. Она перед вами.
Политическое убийство
«Президент дал указание министру внутренних дел Ерину взять расследование под строгий контроль».
Москва, Кремль, 17.10.1994 г.
Ещё в понедельник эта фраза из официального заявления Кремля царапнула сознание. Но обдумывать ее было некогда. Плачущая редакция готовила траурный номер.
Мы писали о погибшем товарище, через редакцию шел поток российских и иностранных теле-, фото- и просто журналистов, толклись сотрудники милиции, ФСК, прокуратуры, звонил сердитый шеф «Скорой», утверждая (на основании невидимой нам рапортички), что врачи приехали через 17, а не через 30 минут… Мы решали: где отпевать, где хоронить, где поминать… В восьмом часу вечера из подмосковного Климовска в редакцию приехали родители Димы… Было не до того, чтоб обдумывать официальные заявления.
Но ближе к двум часам ночи кремлевская царапина начала саднить.
Ерину поручили строгий контроль. Почему? Главный милиционер должен, кажется, получить приказ «Поймать!». Что, впрочем, он обязан делать и без специальных приказов.
Дело милиции — ловить.
Контроль — дело прокуратуры.
А в таком беспрецедентном случае — это дело Генеральной прокуратуры и генерального прокурора.
Мы привыкли к ежедневным убийствам. Но до сих пор это были бытовые и заказные убийства и бандитские разборки.
Все заказные убийства были связаны с деньгами: устранение конкурентов, дележка, уничтожение тех, кто знает номер заграничного счета или путь фальшивой авизовки…
Убийство Дмитрия Холодова — дело совершенно иное.
Это был абсолютно чистый человек. Никаких отношений с мафией, никаких наркотиков, пьянства, проституток, никаких левых дел, никаких махинаций.
Это чисто политическое убийство. Что бы там ни говорили сыщики.
Единственная аналогия — убийство священника Александра Меня. Кристально чистый человек, один из авторитетнейших в мире богословов, духовный отец тысяч людей, обращенных им в православную веру, — был зарублен топором по дороге к храму.
Тогда оба президента — президент СССР Горбачев и президент РСФСР Ельцин — дали своим министрам МВД и КГБ приказ провести немедленное и строжайшее расследование, «взяли под строгий контроль» — и…
И — ничего.
Тогда же, в сентябре 1990-го, в «Огоньке» в статье об убийстве отца Александра я писал: «Кто ищет? Не тот ли, кто спрятал?»
Тогда сыщики, поспешно отметая версию политического убийства, предлагали то «ограбление», то «ревность» и даже (точно рассчитывая удар) исподволь намекали на гомосексуальные причины «происшествия».
А это был — террор. И он остался безнаказанным.
Террор — это не просто убийство одного. Это еще и устрашение многих. Террористы убивают одного, чтобы очень понятно сказать миллионам: вот что может быть с вами, если…
Умные люди говорят нам:
— Вы ошибаетесь, возлагая вину на Министерство обороны. Если бы генералы решили убрать неугодного журналиста — разве стали бы они устраивать такой оглушительный кровавый спектакль? Разве нет у них ГРУ и прочих специалистов? Разве не могут они убрать кого угодно, тихо зарезав в подъезде, или инсценировав бытовую пьяную драку, или кольнув зонтиком, или дав понюхать чего-нибудь такого, отчего человек навсегда теряет память, превращается в растение?.. Зачем же генералам убивать так открыто того, кто занимался расследованиями коррупции в высшем эшелоне Министерства обороны? Зачем генералам вызывать огонь на себя? Не стоит ли предположить, что это убийство — провокация ПРОТИВ АРМИИ? Способ обрушить на несчастную (это так) армию гнев и общества, и властей.
Правы умные люди. Если хочешь убить одного — зачем шуметь?
Но если хочешь запугать остальных? Если хочешь разом у всей прессы отбить охоту совать нос в дела (в миллиарднодолларовые дела) генералитета — тогда нужно не просто убийство. Нужен теракт — устрашение.
Убийство Дмитрия Холодова накануне его выступления в Государственной думе на парламентских слушаниях о коррупции в Западной группе войск — слишком внятная угроза всем, кто захотел бы выступить с разоблачением.
Когда все наши сыщики, и все их контролеры, и все начальники этих контролеров не найдут убийц Димы Холодова, тогда — все получат повышение.
Милиция бросает Москву на произвол мятежников — орден. Милиция, бездарно пытаясь захватить террористов, убивает заложников — никто не наказан; никто даже не подумал подать в отставку… (Это за много лет до «Норд-Оста» и Беслана.— Прим. 2014 года.)
Когда нам объявляют о строжайшей борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти, а через полгода, никого не поймав, бросают это занятие, — нам трудно это понять.
Воров, торговцев наркотиками, рэкетиров — сотни тысяч. Поди перелови. Но «высших эшелонов» у нас всего-то сотня человек. Они же все на виду.
Мы обращаемся не к высшим эшелонам. Мы надеемся не на них.
В Москве тысячи милиционеров, чекистов, прокуроров. Честные — они есть — живут очень бедно. И когда убивают банкира или бандита, эти честные ребята думают: так им, буржуям, и надо. Это неправильно. Однако можно понять.
Но сегодня убит такой же, как вы, — честный бедный молодой прекрасный парень. Он делал то же, что и вы, — воевал с негодяями.
Поймайте их. И не только «пиротехника», который мог и не знать, для кого предназначена бомба. Нам нужны заказчики.
Поймайте их. Мы знаем, как часто прокуратура или суд «почему-то» отпускали на свободу тех, кого вы ловили с риском для жизни. И у вас опускались руки.
Этих — не отпустят. А если отпустят — займут их место (уж там видно будет: на нарах или у стенки).
Мы просим: найдите убийц. Поставьте на уши весь город. Найдите — и у вас будет чем гордиться в глазах ваших жен и детей.
У вас есть честь?
Она поставлена на карту.
Александр МИНКИН, «МК» 19 октября 1994 г.
Невинные разговоры
Сыщики работали, не зная, что обвиняемые будут оправданы.
В уголовном деле об убийстве Холодова есть разговоры командира особого отряда Владимира Морозова с его женой. Разговоры эти были записаны следователями легально (нелегальные записи суд не рассматривает).
Июнь 1996-го.
Морозов. Мужики подогнали денежек немножко.
Жена Морозова. За красивые глазки?
Морозов. Да… Самое главное то, что они мне дали немножко денег. Чтобы у меня в жизни все было хорошо.
Жена. И где они?
Морозов. Я их оставил в сейфе. Мне страшно их сюда нести. 50 тысяч долларов.
Жена. Они тебя купить хотят.
Морозов. Они меня практически купили. Заранее, с потрохами. Ну такая работа. Все равно рано или поздно надо будет отрабатывать.
Жена. И как ты собираешься отрабатывать?
Морозов. Я не знаю. Сегодня мужикам сказал: «Ставьте задачи».
Жена. Какие задачи, Володя?! Ты же завязал!
Сентябрь 1996-го. Еще одна прослушка семейной беседы Морозовых.
Упоминаются клички боевых товарищей: Максим— начальник разведотдела штаба ВДВ полковник Поповских (такой позывной он использовал в Чечне); Скорцени— Прокопенко, заместитель Поповских; Никодимыч — заместитель начальника ГУОП МВД Батурин; Мурзилка — Константин Мирзаянц. Кто такие Саныч и Татарин, осталось неизвестным.
Морозов. Скорцени, Максим, Никодимыч.
Жена Морозова. Они тоже, как волки, сами по себе.
Морозов. Саныч, Мурзилка, Татарин… Кто из них все-таки патриот и кто в какую дудку дует? Вот это вот непонятно.
Жена. Все будет нормально, главное — нам быть вместе. Вместе мы победим, правда?
Морозов. Попробовать, может, перевалить их всех по одному? Как они мне надоели!
Жена. Пока не поздно, да? Мне кажется, стоит одного завалить, то все засуетятся.
Морозов. А там четверо всего. Они дятлы.
Жена. А вдруг они не виноваты?
Морозов. Да и хрен с ними. Они кучу невиновных людей на тот свет отправили. Наверное, невиновных, я так думаю. По крайней мере, мне так кажется. Просто так, по приколу отправили.
Жена. Ну не по приколу, наверное.
Морозов. Не знаю, мне так кажется, прикол. Можно было всего этого избежать…
Жена. Ну а ты сам собираешься что делать?
Морозов. Поприкалываться так же, как они. Чего бы и нет? Они же считают, что они боги. Они могут перечеркнуть кого угодно… Сволочи они! Из всех жертв, которые были, была только одна, которая действительно заслуживала внимания, что его действительно нужно было уничтожить, потому что он просто так убил кучу людей… <…>
Морозов. Я могу в принципе завтра-послезавтра дать согласие и на неделе иметь порядка двухсот тысяч долларов. Но я их должен отработать. А там противник совсем другой. Там бронированный, тяжелый, с кучей людей. В принципе нет ни одного человека, которого нельзя было бы достать. Даже президента можно достать при желании.
Жена. Маловато денег за такого бронированного.
Морозов. Двести? Это только одна контора за него двести платит…
<…>
Морозов. Слишком много людей на тот свет отправили, которые вообще к преступлению отношения не имели… Не хочу брать на халяву грех на душу. Я согласен работать бесплатно во имя людей, а не дерьма… которое к власти рвется. Это мне для чего? Надо разобраться во всем этом. Победить. Хотя бы для того, чтобы никто не страдал на халяву. Этот корреспондент… Эти козлы захотели именно так. Пацан погиб, семья страдает… Кто-то дорого заплатил, наверное…
Во время процесса эти записи цитировались и обсуждались.
В оправдательном приговоре об этих записях нет ни слова.
Незадолго до ареста полковник Поповских говорил с женой (разговор также записан спецслужбами).
Жена. Они проверяют, к кому ты бросишься.
Поповских. Ни к кому я не обратился. А к кому бросаться, на хрен я нужен.
Жена. Они, кажется, просто-напросто проверяют, этот слух дошел или нет.
Поповских. Дошел, я ж всем рассказал, ну… кому надо, кто работает.
Жена. В смысле, ты — непосредственный исполнитель?
Поповских. Ну не знаю, какой непосредственный, наверно. Чемодан отдал, то есть положил. И позвонил.
Жена. А, это уж слишком, конечно.
Поповских. На всякий случай, Люда, на всякий случай, береженого бог бережет, на всякий случай — это ты должна знать, и, соответственно, Бабат и его благоверная как свидетели должны это дело показать, а это так и было, что 15-го и 16-го числа, то бишь октября, мы были на даче с тобой. Вот. Убрали там листву, траву, и ты была там, и обратно ехали, приехали, ехали поздно… Я тебе рассказываю, что должна помнить. Потому что я так буду вспоминать. (Это называется придумывать алиби. — А. М.)
Через 8 лет в прямом эфире НТВ Поповских, кажется, сам уже верил в свое алиби.
«Свобода слова», НТВ, 28 июня 2002 года
Поповских. Установлено в суде неопровержимо, шестью свидетелями, документами. Есть алиби у меня, меня просто не было в Москве.
Но в протоколах допросов этого опытного человека есть кое-что другое.
Поповских. Летом 1994 года я доложил своему непосредственному начальнику, главе штаба ВДВ генерал-лейтенанту Беляеву, о требованиях Подколзина (командующий ВДВ) и Зуева (замкомандующего ВДВ) в смысле физического устранения Холодова… В сентябре Зуев вызвал меня в кабинет и встретил меня вопросом: «Вы когда уберете Холодова?» Сказал, что Грачев требует, чтобы мы занялись Холодовым, его убрали, а иначе Грачев разгонит 45-й полк.
В другом месте:
Поповских. О том, что в редакции «МК» произошел взрыв и погиб Дмитрий Холодов, я услышал по радио… Примерно через час ко мне в кабинет зашел Кравчук. Я спросил его, не наши ли подчиненные устроили взрыв. Он коротко ответил: «Наши»… Я вышел на улицу. У крыльца штаба стоял Морозов — у него пропуска в штаб ВДВ не имелось. Я спросил Морозова, кто взорвал Холодова. Морозов коротко ответил: «Я». Пытался мне объяснить, что все сделано чисто.
Те, кто чисто делает грязную работу, всегда стараются испачкать других. Владимир Морозов (который за деньги может завалить даже президента) заявил: «Они (журналисты)пытаются скрыть свои грязные делишки, свое участие в убийстве Холодова. Все, каюк этой газете, и кто не успеет из нее убежать — будет весь в дерьме».
Обвиняемым изо всех сил помогала дружественная пресса. В первом ряду — на Первом канале — Михаил Леонтьев:
ОРТ, «Однако», 19 октября 1999 года
Леонтьев. По делу об убийстве Дмитрия Холодова сегодня проходят шесть человек. Все они — офицеры спецназа внутренних войск. По версии «МК», организовал «операцию» полковник Павел Поповских, бывший начальник разведки ВДВ. Вмонтировал взрывное устройство в переданный журналисту дипломат с документами командир спецотряда разведки ВДВ Владимир Морозов. Отряд сейчас воюет в Чечне, выполняя задачи в тылу у бандитов. И несет потери. В то время как лучшие, наиболее опытные офицеры сидят в тюрьме по сфабрикованному обвинению… Сейчас следствие закончено, материалы доступны. Из этих материалов следует, что звонок на автоответчик по поводу чемодана был адресован Павлу Гусеву, а совсем никакому не Холодову. «Павел Гусев, чемодан находится на вокзале, в камере хранения…» и так далее. То есть Гусев отправил Холодова за СВОИМ чемоданом. Это ЕГО чемодан, ему адресованный, взорвался в руках Дмитрия Холодова… В таком случае вся работа следствия, весь так называемый «армейский след», офицеры десантного спецназа, полтора года сидящие в тюрьме, весь этот понос, который вылили на армию и на конкретных людей, — все это зря.
Награда нашла героя. Леонтьев теперь в «Роснефти». Работает миллионером у миллиардера.
Память, говори!
Силы, небесные! Умер назад два месяца и все еще не забыт! Тогда есть надежда, что память о великом человеке переживет его на полгода. «Гамлет»
17 октября 1994 года Дмитрий Холодов подорвался на мине-ловушке. Не на фронте. В Москве.
Прошло 20 лет, и об этом событии почти никто не вспомнил. Отряд не заметил потери бойца. Только в «МК» вышла полоса да «Эхо…» упомянуло мимоходом. Похоже, в новый учебник истории парню не попасть.
«Эхо Москвы», 17 октября 2014 года
Ведущая. Сегодня 20 лет со дня убийства журналиста Дмитрия Холодова. Убийство не раскрыто до сих пор.
Сванидзе. Это было, наверное, первое политическое убийство. Не раскрытое преступление.
Холодов писал про армию. Про то, как, кому и куда продают оружие из Западной группы войск, в том числе полторы тысячи танков. Генералы продавали оружие в гигантских масштабах. Скоро оно стало стрелять в наших солдат и в мирных граждан. Дима Холодов писал об этом воровстве и торговле, а министр обороны Грачев говорил, что он марает армию грязью и надо заткнуть ему рот.
Не прошло и двух месяцев после убийства, как началась первая чеченская война.
1 декабря 1994 российская авиация бомбила аэродромы «Калиновская» и «Ханкала». 11 декабря началось вторжение. На танках к Грозному ехала «чеченская оппозиция». Но когда одни танкисты погибли, а других взяли в плен, они оказались русскими, из Кантемировской дивизии, которых для этой операции, а по сути — гражданской войны, завербовала ФСК (теперь ФСБ), обещала хорошо заплатить.
Первую чеченскую — как многие считают — начали ради выборов Ельцина на второй срок.
Вторую чеченскую начали в 1999-м ради выборов Путина на первый срок. Чубайс тогда сказал: «В Чечне возрождается российская армия. И для политика, который так не считает, есть только одно определение — предатель».
Теперь российская армия возрождается на Украине. (Те, кто требует писать «в Украине», могут идти на Сибирь.) Туда — по сути, на гражданскую войну — вербуют солдат и офицеров, обещают хорошо платить. А предателей круглосуточно ловят государственные телеканалы. За неимением политиков ловят певичек.
…Чеченская война покалечила Россию, предопределила все дальнейшее: и выборы, и дефолт 1998-го, и ту удивительную «победу», после которой по улицам Москвы — впервые в ее 900-летней истории — ездят свадьбы со стрельбой и криками «Аллаху акбар!».
В день похорон Холодова президент Ельцин (это показывали все телеканалы в каждом выпуске новостей) сказал:
— Ну, погиб журналист Дмитрий Холодов, все мы скорбим об этом, конечно, но связывать гибель Дмитрия Холодова с тем, что замешан министр обороны, — это просто несерьезно. Это крупный государственный деятель, это министр обороны, настоящий министр обороны, которого чтят в войсках, которого чтит президент, которого уважают в правительстве, уважает законодательная власть. Это, пожалуй, за последнее десятилетие у нас один из самых сильных министров обороны. Так что я попросил все-таки и вас как-то, что ли, закончить это на него, вот, поток этой грязи, понимаешь.
Когда убили Политковскую, президент Путин, по сути, сказал то же самое, только короче:
— Действительно эта журналистка была острым критиком действующей власти в России. Но ее влияние на политическую жизнь в России было минимальным. И это убийство само по себе наносит действующей власти и в России, и в Чеченской Республике гораздо больший урон, чем ее публикации.
За 20 лет произошло много интересных совпадений и печальных изменений в нашей жизни.
Убийство Холодова организовали люди в погонах. Убийство Политковской организовали люди в погонах из другого силового ведомства.
За гробом Холодова шли десятки тысяч, заполнили Комсомольский проспект. Политковскую хоронили сотни людей, хватило зала прощаний.
Судья Зубов оправдал убийц Холодова, стал генералом. Потом генерал Зубов судил убийц Политковской и начал с того, что попытался закрыть процесс от прессы, сославшись на страх присяжных.
Но присяжные не стали молчать, и обман вышел наружу, и… И ничего, аморальный, по моему личному мнению, генерал как ни в чем не бывало продолжал надевать мантию и что-то говорить «именем Российской Федерации».
Потом — в том же Московском окружном военном суде— оправданным спецназовцам присудили компенсацию:
Поповских — 2,5 миллиона;
Барковскому — 8 миллионов;
Мирзаянцу — почти 10 миллионов…
Кажется, ни одна мать погибшего солдата не получала столько за смерть сына.
Убийство Холодова не раскрыто?
Многим кажется: если нет приговора, то нет и преступников. Выходит, если есть приговор, то и преступник есть, и преступление раскрыто. Есть приговор по академику Вавилову, есть приговор по Шаламову — их преступления были раскрыты. А по Дзержинскому и Сталину приговоров нет. Значит, их преступления не раскрыты.
А. М.
