Последние месяцы только и разговоров, что о рейтинге Путина и всемерной поддержке российских властей со стороны населения. Олимпийский прыжок рейтинга и правда выглядит удивительно, учитывая, что предыдущие два с половиной года рейтинг колебался вблизи самых низких за всю историю путинского правления значений и никакие ухищрения не давали эффекта — роста не было.

Возникает впечатление, что аннексия Крыма и война в Украине — и есть то главное, чего не доставало россиянам. Их, так сказать, истинное политическое кредо. Другая популярная интерпретация сводится к утверждению, что российское общественное мнение сегодня полностью программируемо при помощи телевизора: когда власти включили ресурс, все стало так, как нужно.

Действительно, взлет рейтинга — даже не самое удивительное в социологических данных последних месяцев. Удивительно то, что динамика мнений россиян сменила тренд буквально по всем направлениям. Скепсис по отношению к власти сменился полным ее оправданием. Люди не только говорят, что улучшается ситуация в стране, они говорят, что улучшаются ситуация в экономике и их материальное положение, а это уже прямо противоречит данным статистики. Наконец, может быть, самое удивительное: резко снизились оценки уровня коррупции. На протяжении последних лет доля тех, кто считал, что коррупции становится больше, устойчиво составляла 50% против 9% тех, кто считал, что меньше. И вот весной доля озабоченных ростом коррупции вдруг снизилась сразу, в один шаг — на 20 процентных пунктов (заметим, рейтинг Путина вырос ровно на те же 20 п.п.).

С одной стороны, при взгляде на эти данные возникает ощущение, что телевизор просто переселился в головы респондентов: они отвечают на все вопросы «по телику» как по писаному. С другой стороны, предположение, что общественное мнение в России полностью программируется телевизором, следует по размышлении все же отвергнуть. Зачем бы властям тогда было переживать столько неприятностей с фактическим поражением «Единой России» на выборах 2011 г., массовыми демонстрациями, падением рейтингов, не такой уж убедительной победой Путина, если можно просто перепрограммировать людей? Как объяснить вполне отчетливый тренд нарастающего скепсиса в отношении политической системы и ее конкретных представителей на протяжении 2011—2012 гг.? Он что — тоже программировался?

То, что респонденты в ответах социологам в значительной мере «отсвечивают» телевизор, в сущности, естественно. СМИ для того и существуют, чтобы обсуждать животрепещущие общественные вопросы. В нормальной ситуации они транслируют основной спектр конкурирующих позиций по этим вопросам, а социологические опросы позволяют увидеть уровень поддержки разных позиций. Медианный избиратель не имеет собственных выношенных убеждений по большинству обсуждаемых вопросов — он лишь присоединяется к тем или иным авторитетным мнениям, которые по совокупности причин показались ему более убедительными.

Однако в ситуации, когда 90% медиаресурсов монополизированы и отражают только одну точку зрения, дело выглядит иначе. Социология не может измерить поддержку разных точек зрения — у респондентов нет доступа к ним. Но общественное мнение, как показывают социологические данные, вовсе не застывает мертвой маской телевизора. Оно сохраняет динамизм, но смысл результатов социологических замеров меняется: опросы замеряют не отношение к разным вариантам ответов на тот или иной вопрос, а уровень доверия к «правильному ответу», который транслируется телевизором. Меряется, по сути, уровень доверия к «официальной точке зрения» и к телевизору как ее транслятору.

При этом в каких-то вопросах люди могут сохранять высокий уровень доверия к версии телевизора, в каких-то — расходиться с ним. Более скептичны они обычно в том, что им ближе и важнее (доходы, экономика, коррупция, качество публичных благ), менее скептичны они к «официальной версии» — по международным вопросам и абстрактным темам (предпочтительная модель развития, отношение к Западу, исторические оценки).

В этом контексте феномен «переключения», внезапного преображения общественного мнения весной 2014 г. можно описать примерно так. С помощью практически выдуманной саги о борьбе русских на востоке Украины с «бандеро-фашистами» телевидению удалось захватить, эмоционально вовлечь, как бы «приклеить» население к телевизору. Что спровоцировало фронтальный рост доверия к «версии телевизора» на всех направлениях.

Впрочем, не совсем на всех. На специфичность «поддержки Путина» в нынешнем эпизоде указывает еще один факт. Сегодняшних уровней его рейтинг в прошлом достигал трижды. В самом начале 2000 г. на фоне ухода Ельцина и войны в Чечне, в декабре 2003 г. на фоне путинской «войны с олигархией» и в период с июля 2007-го по осень 2008 г. на фоне исключительных экономических успехов и войны в Грузии. Нынешний мобилизационный эпизод резко отличается от них по одному параметру: он не сопровождается высокими индексами ожиданий. Ожидания относительно изменений ситуации в политике и экономике остались примерно на тех весьма низких уровнях, на которых были в 2012—2013 гг. Это означает, что фундаментальные фрустрации в отношении существующего социально-политического порядка сохраняются. Они лишь заглушены громом донецких канонад.

Итак, нынешняя консолидация — это консолидация не столько «партии власти» и «партии Путина», сколько консолидация «партии телевизора». А точнее даже — консолидация вокруг конкретных его проектов (мобилизация «партии телевизора» началась еще во время Олимпиады). Но эта консолидация, как видим, требует не только и не столько включения-выключения «25-го кадра» или «пропагандистской машины», но также колоссальных затрат и напряжения по выстраиванию необходимых для этого сериала декораций в реальности. Будь то олимпийская инфраструктура в Сочи или война в Восточной Украине.

Я вовсе не хочу сказать, что поддержка Путина — миф. Когда мы говорим о политике, мы по большей части говорим о мифах и их конкуренции. Я хочу сказать, что вопреки распространенному мнению нынешний взлет рейтинга Путина и провластная консолидация свидетельствуют не о колоссальных возможностях власти, но скорее об истощении этих возможностей. Каждый новый раунд телевизионной консолидации для поддержания необходимых внутриполитических балансов требует поистине огромных и все возрастающих издержек. На сей раз — это частичная политическая и экономическая международная изоляция России.

А это наводит на мысль о том, что полномасштабный кризис выглядит сегодня, пожалуй, даже более вероятным, чем в 2012 г. Только дорогу к нему прорубают теперь не Навальный с Болотной, а сам Путин со своим политбюро и телемагами центральных каналов. Это плохая новость. Ну уж какие есть.