«Белорусский список» — одна из не раскрытых тайн в истории массового расстрела польских граждан весной 1940-го. То, что должно было быть расследовано и изучено в рамках «Катынского дела», так и осталось без должного внимания Главной военной прокуратуры России. Вообще-то, время от времени о «белорусском списке» вспоминают историки и публицисты, но не появляются ни новые факты, ни хоть какие-то зацепки, позволяющие прояснить ситуацию. Сохранился ли он и где его следует искать?

Согласно решению Политбюро от 5 марта 1940-го, как это видно из обобщающей записки председателя КГБ Александра Шелепина (подготовленной в 1959-м), в тюрьмах Украины и Белоруссии было расстреляно 7305 польских граждан, арестованных в период с сентября 1939-го по апрель 1940-го на территории Польши, захваченной Красной армией. Принципиальным их отличием от военнопленных польских офицеров, сконцентрированных в трех лагерях (Козельском, Осташковском и Старобельском) и расстрелянных в Смоленске, Калинине и Харькове, было то, что арестованные органами НКВД в этот период граждане Польши содержались рассредоточено в тюрьмах управлений НКВД по западным областям Украины и Белоруссии.

И аресты, и расправа над ними были обусловлены сталинской теорией о «классовых врагах». Согласно решению Политбюро от 5 марта 1940-го, расстрелу подлежали члены различных «контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывшие помещики, фабриканты, бывшие польские офицеры, чиновники и перебежчики». По точно таким же критериям и классовым признакам в годы Большого террора в 1937–1938 годах происходили расправы над гражданами СССР и иностранцами. То есть Сталин вновь прибег к своему излюбленному методу массового расстрела, но теперь уже на новых, захваченных СССР западных территориях. Советизация этих земель в сталинском исполнении непременно включала и социальную селекцию, и чистку посредством арестов и расстрелов, и массовые депортации «классово-чуждых элементов».

Весной 1994-го в Киеве в архиве Службы безопасности Украины (СБУ) был обнаружен и передан Генеральной прокуратуре Польши поименный алфавитный список 3435 заключенных тюрем западных областей Украины с указанием номеров предписаний, по которым их отправляли на расстрел. Он был опубликован в Польше, и за ним закрепилось название: «украинский список». Что собой представлял этот многостраничный документ? Прежде всего это сопроводительное письмо от 25 ноября 1940-го к перечню 3435 личных тюремных дел, которые пересылались на постоянное хранение в учетно-архивный отдел НКВД в Москву. К письму прилагался перечень дел, в котором содержались фамилии расстрелянных и номера, поступивших из НКВД предписаний, согласно которым они были казнены весной 1940-го.

Разумеется, существовал и аналогичный «белорусский список», ведь дела расстрелянных польских граждан в Белоруссии тоже переслали в Москву для постоянного хранения. И в этом списке должны быть 3870 человек. Но список этот до сих пор в архивах не найден. Не выяснен и вопрос о том, где и в каких городах проходили эти расстрелы. Сегодня можно с уверенностью утверждать, что какая-то, может быть, очень небольшая часть расстрелов польских граждан, приговоренных к смерти на основе решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940-го, осуществлена в Москве.

Вообще-то точный ответ на вопрос, сохранился ли «белорусский список», должен содержаться в многотомном деле расследования Катынского преступления (дело №159), которое вплоть до 2004 года вела Главная военная прокуратура России. Но есть ли там этот ответ, предприняла ли Главная военная прокуратура необходимые шаги к поиску «белорусского списка» — мы до сих пор не знаем. Увы, важнейшие документы этого дела до сих пор числятся секретными. И это вопреки обещаниям, данным после Смоленской катастрофы на самом высоком уровне в апреле 2010-го. Россия саботирует рассекречивание оставшихся 35 томов из 183-томного дела.

На сегодня мы имеем невеселый итог. Дело №159 о расстрелах в 1940-м польских граждан закрыто Главной военной прокуратурой, важнейшие вопросы, а их немало — остаются невыясненными.

И все же архивный поиск дает некоторые намеки и зацепки, позволяющие не только делать предположения, но и постепенно распутывать нить, ведущую к «белорусскому списку», находить имена расстрелянных людей.

Граф интересуется

Летом 1940-го министр иностранных дел Италии граф Галеаццо Чиано попросил посла в СССР Аугусто Россо выяснить у советского руководства подробности судьбы и местонахождения бывшего полковника польской армии Тадеуша де Винчи — итальянца по происхождению, с которым Чиано был лично знаком. Официальный запрос из посольства Италии 8 августа был направлен председателю Совнаркома и наркому иностранных дел СССР Вячеславу Молотову. В послании говорилось о том, что, по сведениям, имеющимся в Италии, де Винчи был арестован, и содержалась просьба о его освобождении.

Ознакомившись с этим письмом, Молотов направил его в НКВД Лаврентию Берии, написав на нем короткую резолюцию: «Тов. Берия. Что можно сказать по этому поводу». В свою очередь, Берия передал просьбу итальянцев заместителю начальника 5-го отдела (разведывательного) ГУГБ НКВД Павлу Судоплатову для выяснения всех обстоятельств с припиской «Тов. Судоплатов! Срочно наведите все необходимые справки и доложите мне. Л. Берия. 9/VIII-40». Понимая, что речь идет о бывшем польском офицере, Берия сразу почувствовал, что дело неладно, ведь по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940-го только что прошли массовые расстрелы польских военных и гражданских лиц. Одновременно из Москвы был послан соответствующий запрос в НКВД Белоруссии.

На следующий же день — 10 августа 1940-го — из НКВД Белоруссии телеграфом пришли разъяснения о том, что человек с именем Тадеуш де Винчи не значится в учетных картотеках НКВД БССР, но в то же время, по имеющимся сведениям, 20 сентября 1939-го был арестован Винчи Фаддей Иванович, 1877 года рождения, уроженец и житель хутора Прелов Глубокской волости Дисненского уезда[1]. В телеграмме сообщалось, что Винчи — помещик и бывший майор польской армии был арестован опергруппой НКВД «за антисоветскую деятельность» и привлечен к ответственности по ст. 72 (антисоветская деятельность) Уголовного кодекса Белоруссии. И далее о нем сообщалось: «Дело следствием закончено. 3 мая 1940 года направлено в Особое совещание НКВД СССР. Арестованный вместе со следственным делом №56344 этапирован в Москву 22 мая 1940 года». Из этого ответа понятно, что по окончании дела в НКВД Белоруссии полагали приговорить Винчи к лагерному сроку.

Это очевидно хотя бы потому, что Особое совещание (ОСО) при НКВД не имело в то время полномочий выносить смертные приговоры. Но странно, зачем арестованный был этапирован в Москву? Особое совещание при НКВД рассматривало дела заочно, присутствие обвиняемого вовсе не требовалось. Согласно правилам, дела, присланные на ОСО, рассматривались заочно, и принятые по ним решения направлялись на периферию для исполнения (то есть для направления приговоренного в тюрьму или лагерь — согласно выписанному в ГУЛАГе наряду). Можно предположить, что в Москве, получив в начале мая 1940-го первичную информацию о деле Винчи, решили его судьбу иначе.

Приняв к сведению сообщение из Белоруссии и наведя справки в центральном аппарате НКВД, Судоплатов написал на запросе короткую фразу: «Наркому доложено, что Тадеуш де Винчи расстрелян в мае 1940. Судоплатов. 10/VIII-40 г.». Какой орган, как и когда приговорил его к расстрелу — не сообщалось. Но именно это и позволяет сделать важный вывод о том, что сведения о том, как и почему расстреляли Винчи, были сверхсекретными. До такой степени, что Судоплатов даже не доверил их бумаге. Этот факт и то, что нет никаких сведений о расстреле Винчи в архивных материалах фонда, где собраны акты о приведении в исполнение смертных приговоров (фонд 7-ос ЦА ФСБ), позволяют сделать вывод о том, что он расстрелян по приговору тройки НКВД, специально созданной по решению Политбюро от 5 марта 1940-го для расправы над польскими гражданами (офицерами и гражданскими лицами). Действительно, на расстрелянных весной 1940-го в Смоленске, Калинине и Харькове польских офицеров и расстрелянных в Белоруссии и Украине польских граждан эти расстрельные акты хранились отдельно и в общий массив документации по расстрелам не поступали (их даже не отражали в общей статистике репрессий).

Следовательно, можно с уверенностью утверждать, что Винчи был расстрелян по решению тройки НКВД (в составе Всеволода Меркулова, Богдана Кобулова и Леонида Баштакова).

Вероятно, Молотов и Берия не стали огорчать графа Чиано и скрыли от него трагичную судьбу Винчи. А вероятнее всего, вообще отрицали сам факт его ареста и нахождения в заключении. Для кремлевских нравов тех времен — весьма характерно. Ведь обычно советская сторона на подобные запросы и ходатайства отвечала просто и незатейливо — сведениями о таком-то не располагаем.

Отголосок Большого террора

Но почему Винчи был расстрелян? Только ли потому, что он на момент ареста числился, пусть и бывшим, но польским офицером и попал в кампанию арестов и расправ с польскими гражданами в 1940-м? Какие у Кремля могли быть к нему персональные счеты?

Ответ есть. Была у Винчи своя предыстория, о которой не знали в НКВД Белоруссии, но хорошо знали и помнили в центральном аппарате НКВД в Москве.

В 1930-е годы в Москве работал коммерческим атташе итальянского посольства некий де Винтчи (так тогда его фамилия писалась в бумагах НКВД). Скромному посольскому атташе невольно было суждено сыграть свою роль в ходе сталинских чисток в системе аппарата НКВД. В первой половине 1930-х московским чекистам (как им казалось) удалось сделать де Винтчи своим агентом, присвоив ему псевдоним Винов. В дальнейшем он числился как агент Особого отдела НКВД, но до конца ему не доверяли. А закончилось все тем, что большинство чекистов, связанных с де Винтчи, были расстреляны в 1937–1938 годах.

Если агенту не доверяют до конца, то в конце концов тень подозрения неизбежно падает и на тех, кто с ним связан. В мае 1937-го, принимая в Кремле руководителей разведки НКВД и ГРУ, Сталин заявил, что разведупр «попал в руки немцев», имея в виду, что советская разведка и контрразведка находятся под влиянием «двойных агентов». Следовательно, стоит внимательнее и с должным подозрением отнестись ко всем работникам НКВД, чьи агенты не внушают доверия. Так кто кого завербовал? Вопрос далеко не праздный в условиях разросшейся до предела шпиономании. Новая сталинская установка требовала арестов и разоблачений. Дальнейшее развитие событий шло именно в этом русле. Вовсе не удивляют показания арестованного помощника начальника отделения Особого отдела НКВД Лазаря Перлина, который в апреле 1938-го в ходе следствия заявил, что в действительности Винов был двойным агентом и сам завербовал Перлина для работы на итальянскую разведку. Тогда же Перлин дал показания и на своих непосредственных начальников в бытность работы в Особом отделе ОГПУ–НКВД: комиссара госбезопасности 2 ранга Льва Залина (расстрелян в 1940-м) и старших майоров госбезопасности Анса Залпетера и Семена Гендина (оба расстреляны в 1939-м) о том, что все они являются резидентами французской разведки. Перлина расстреляли в сентябре 1938-го. Вымышленных «агентов французской разведки» вслед за ним. Тем дело и закончилось. Ну а де Винтчи, вероятнее всего, благополучно покинул СССР без всяких для него последствий.

А потом был 1939-й и вторжение советских войск в Польшу. Почти нет сомнений, что Винчи, арестованный на хуторе Прелов, и бывший атташе итальянского посольства — одно лицо, и становится понятным, почему Москва в мае 1940-го исправила «непозволительную мягкость» белорусского НКВД, готовившего его дело всего лишь на Особое совещание. По мнению много помнивших московских чекистов, Винчи заслуживал большего. Его этапировали в Москву, вероятнее всего, для дополнительного выяснения и допроса, после чего дело тут же направили на рассмотрение Особой тройки (Меркулова, Кобулова и Баштакова). Наверняка Винчи включили в те протоколы тройки, где значатся польские граждане, арестованные и расстрелянные на территории Белоруссии, список которых до сих пор не найден.

Дело Винчи приоткрывает завесу тайны. Теперь можно говорить, что, по крайней мере, об одном имени из «белорусского списка» нам многое известно.

Но кто персонально дал команду включить Винчи в расстрельный список? Тот, кто имел на то полномочия, тот, к кому Берия и обратился за справкой о судьбе Винчи, — Судоплатов. Он распоряжался судьбами, отдавал приказы об этапировании в Москву интересующих его отдел польских офицеров, перспективных для использования в разведывательных целях. А потом, за ненадобностью — рекомендация о включении людей в списки на расстрел, через тройку, в порядке решения Политбюро от 5 марта 1940-го.

Катынский след в Москве

Можно с уверенностью предположить, что расстрел Винчи состоялся в Москве. Вряд ли его, доставленного в столицу в самом конце мая 1940-го, стали бы этапировать для расстрела обратно в Минск. В этом не было никакой необходимости. А ведь до сих пор ничего не было известно о такого рода примерах. Считалось, что в Москве не было расстрелов польских граждан в рамках «Катынского дела». Скорее всего, это не единственный случай, когда поляки, расстрелянные на основании решения Политбюро от 5 марта 1940-го, были убиты именно в Москве.

Если так, то согласно принятой в те времена процедуре, их тела были сожжены в крематории на Донском кладбище и прах захоронен там же. Значит, и в Москве, на Донском кладбище следует установить памятный знак об убитых в 1940-м поляках.

[1] В 1939 г. Глубокский и Дисненский районы были включены в Вилейскую область.