Есть у начальника УФСИН России по Москве Анатолия Тихомирова помощник по соблюдению прав человека, подполковник внутренней службы Анастасия Чжу. Видела ее один раз, в конце прошлого года, когда нынешний состав ОНК (Общественно-наблюдательной комиссии) по Москве только начал работать и мы пришли с проверкой в СИЗО-5 «Водник». Буквально через пять минут в изоляторе уже была Анастасия Чжу, которая зашла с нами познакомиться. Ну ладно, управление находится по соседству с изолятором, действительно, что же не зайти.
Обычно о своем приходе в учреждение мы предупреждаем минут за 20—30, но на этот раз, 20 мая, задержались, и сотрудники ФСИН знали о нашем визите в СИЗО-6 за полтора часа.
Разговариваем с начальником женского изолятора № 6 Татьяной Кирилловой у нее в кабинете. Вдруг, запыхавшись, в кабинет буквально врывается человек, похожий на Чжу. Если это действительно была помощник по соблюдению прав человека Анастасия Чжу (представиться членам ОНК она не сочла нужным), то путь ее был не близок — управление находится на другом конце Москвы. Впрочем, совсем не уверена, что это была настоящая Анастасия Чжу, хотя начальник изолятора и называла ее «Настя». Не ручаюсь за идентификацию личности по причине странного поведения женщины, вроде бы отвечающей за соблюдение прав человека в московских учреждениях УФСИНа…
Все началось с того, что человек, похожий на Чжу, резко, как речевку, отчеканила, что мне, Елене Масюк, можно говорить, а что нельзя: «Не надо говорить, что было, надо говорить, что есть». Мол, все уже хорошо, процесс медицинского обследования в стенах изолятора налажен. Вот в прошлый наш приезд здесь были неработающие аппараты для кардиограммы и УЗИ. А теперь появился дорогущий рентген, правда, он не работает по причине отсутствия специалиста. УЗИ по-прежнему нет, поэтому для самого обычного обследования женщин вывозят в больницу «Матросской Тишины». «Когда надо, Кириллова (начальник СИЗО-6) дает машину. Нет проблем», — продолжала речитативить человек, похожий на Чжу. Действительно, как все хорошо отлажено! Со смыслом все сделано.
Ну а далее, в коридоре, человек, похожий на Чжу, сказала моей коллеге по ОНК Анне Каретниковой: «Видимо, этой Масючке не понравилось, что я пришла». На что Каретникова посоветовала уважительно относиться к членам ОНК. Но уважение — это не конек представителей московского УФСИНа, так же как и соблюдение прав человека.
УФСИН России по Москве был крайне возмущен моей статьей в «Новой газете» «Бастилия для женщин» (№ 2 от 13 января 2014 г.) о московском женском изоляторе № 6. Не понравилось сотрудникам ФСИН, что я написала в газете о «голых четвергах», когда абсолютно раздетых женщин, прикрытых простынями, выгоняют в коридор для построения и медицинского досмотра. Мол, нет у нас никаких «голых четвергов» в СИЗО. Ну, конечно, нет. Вот только очередной рассказ про «голый четверг» происходил прямо при человеке, похожем на Чжу. Одна из обитательниц 43-местной камеры рассказала, что когда она в марте этого года прибыла в изолятор, то отказалась раздеваться в коридоре, поскольку нигде в правилах внутреннего распорядка не написано, что голых женщин надо осматривать публично в коридоре, да еще когда мимо ходят сотрудники-мужчины. Арестованная Д. говорит, что она была во многих изоляторах, в том числе и в Татарстане, и в Башкирии, и на пересылке, и нигде женщин не подвергали такой унизительной процедуре. По словам Д., за отказ раздеться сотрудница изолятора написала на нее рапорт и пригрозила, что если в следующий раз она не выйдет в коридор голой, то в камеру (где больше сорока женщин) не вернут после ремонта телевизор.
Совершенно правильно, что арестованная Д. не позволила себя унизить. Еще в 2011 году тогдашний директор ФСИН России А.А. Реймер потребовал от руководителей региональных управлений ФСИН исполнения рекомендаций и постановлений Европейского суда по правам человека по предупреждению в том числе и унижающего достоинство обращения: «Ввести в практику проведения медицинских досмотров подозреваемых, обвиняемых и осужденных использование ширм, отгораживающих осматриваемых медицинскими работниками лиц от сотрудников режимных служб <…>, в целях сохранения врачебной тайны и недопустимости унижения достоинства лиц, содержащихся в учреждениях Уголовно-исправительной системы». По словам женщин, в коридоре врач осматривает их в присутствии двух сотрудников изолятора, а когда врача нет, то осмотр производят сами сотрудники.
О том, что мужчины — сотрудники женского изолятора не церемонятся по этому поводу, было наглядно продемонстрировано и во время нашего посещения СИЗО-6. Я спросила у женщин разрешения зайти в санузел. В это время из-за шторки после душа вышла женщина, чуть обмотав себя полотенцем. Я извинилась, что не вовремя. За мной тут же вошел сотрудник изолятора мужского пола. Говорю ему, может, вы выйдете, ведь женщина почти раздета. «У меня нет выхода», — сказал он и продолжил буквально «нависать» надо мной, не оставляя никакого личного пространства, когда я пошла осматривать туалетный отсек. И это притом что членов ОНК сопровождали и женщины — сотрудницы ФСИН, которые сами вполне могли зайти в санузел, а не раздавать указания подчиненным мужчинам. Половые признаки здесь стерты. Есть контингент — и есть сотрудники. Точка.
Так что же такое санузел в многоместной женской камере? Есть три унитаза, но один не работает. То есть два (!) унитаза на 43 человека. Какие уж тут санитарные нормы?! Между унитазами — невысокие перегородки, но нет дверей, так же как и нет дверей вообще в санузел. Некоторые кровати стоят прямо напротив входа. Расстояние между кроватями и входом в туалет — максимум сантиметров 50. Никакой приватности. А это, между прочим, нарушает все тот же документ, подписанный Реймером, где говорится о необходимости полной изоляции санузлов от жилых помещений камер следственных изоляторов и тюрем.
Женский изолятор сейчас переполнен почти на 400 человек. В камерах двухъярусные кровати, а на ночь ставят еще и раскладушки. Днем сотрудники требуют выносить раскладушки в коридор. Спрашиваю одну из хозяек «раскидочки»: а на чем вы сидите и лежите в дневное время, ведь в камере нет даже стула? В ответ женщина, смущаясь, отвечает: «Ну у других, кто пустит, там на кровати и побуду».
Человек, похожий на Чжу, постоянно вмешивалась в наши беседы с осужденными и подследственными. Когда М. спросила, как ей получить уже готовый паспорт, тут же на повышенных тонах вклинился человек, похожий на Чжу: «Не перебивайте меня. Делайте, что я говорю. Я скажу сотруднику (называется имя), чтобы вам объяснили, что меня нельзя перебивать, я подполковник внутренней службы!» Когда ко мне обратилась С. с вопросом, почему ей начальник СИЗО Кириллова отказала в медицинском освидетельствовании, человек, похожий на Чжу, грубо перебив, сказала: «Сейчас они (члены ОНК) тут наобещают вам, не имея никакого медицинского образования». Я ей ответила, что мы ничего не обещаем, а смотрим, какие есть медицинские документы. А между тем в медицинских справках обратившейся к нам девушки было написано: туберкулез легких, туберкулез кишечника, гепатит С и еще ВИЧ.
Своими бесконечными комментариями во время наших разговоров с так называемым спецконтингентом человек, похожий на Чжу, все время пыталась показать неспособность членов ОНК помочь сидящим в СИЗО женщинам, а следовательно, бесполезность и даже вредность обращения к нам. А между тем Н. показала мне руку с ампутированными фалангами пальцев. Остатки пальцев — распухшие и бордового цвета. По словам женщины, операцию по ампутации проводили два стажера одной из горбольниц, специально приглашенные для этого в тюремную больницу «Матросской Тишины». Видимо, стажеры учились мастерству хирургии… Сейчас уже во всей руке нет чувствительности. Лечения в изоляторе нет, женщина просит перевести ее в больницу, очень боится потерять руку. Другая осужденная, Ч., жалуется, что конвой изолятора повредил ей спину, а позвоночник у нее и так был травмирован после тяжелой автоаварии…
За время нашего пребывания в женском изоляторе человек, похожий на Чжу, и сотрудники изолятора № 6 всем вышеперечисленным ни разу не обеспокоились. Действительно, какие тут нарушения прав?! Беспокойство вызвали только два момента. Первый, когда Анна Каретникова спросила у женщин из многоместной (43 человека) камеры, можно ли ей покурить в туалете, где курят и сами обитательницы камеры, человек, похожий на Чжу, громогласно приказала мужчине — сотруднику изолятора: «Иди-иди (в женский туалет), снимай быстрее, как она курит. Надо уважать права человека! Нельзя курить!» Женщины ответили: мол, нам не мешает, мы там сами курим. Но человек, похожий на помощника по соблюдению прав человека, была непреклонна — права нарушены.
А второй раз всеобщую озабоченность вызвало то, что я попросила у сотрудников изолятора, работающих на продуктовом складе, дать мне этикетку с одной из картонных коробок, в которые упакованы замороженные мясные блоки из жилованной говядины. Я просила не кусочек мяса и даже не кусочек картонки, а приклеенную к коробке бумажку размером 10х15 см. Сотрудники мне эту бумажку оторвали — да и дали. Но не тут-то было. Сопровождающий членов ОНК оперативный сотрудник изолятора потребовал вернуть ему оторванную бумажку и обвинил меня в том, что я похитила имущество изолятора. Ведь этикетка с картонной коробки — это собственность изолятора. Тогда я попросила сделать копию этой этикетки, но оперативник ответил, что надо писать официальный запрос, и через месяц мне будет дан ответ. Я спросила, а запрос надо делать на конкретную этикетку, которую я видела 20 мая примерно в 17.30 в помещении склада? Тупиковость требования была очевидна.
Все время пребывания в СИЗО-6 на членов ОНК оказывалось психологическое давление, сотрудники изолятора и человек, похожий на Чжу, демонстрировали пренебрежение к членам ОНК, постоянно создавали агрессивную обстановку, провоцировали членов ОНК на резкие ответы.
В начале нашего нахождения в изоляторе видеорегистратор был только на одном сотруднике СИЗО (обычно наличие видеорегистратора объясняется целями безопасности членов ОНК и спецконтингента), потом человек, похожий на помощника по соблюдению прав человека, отдала указание, и появился второй видеорегистратор — на одежде замначальника изолятора по воспитательной работе. Но этого оказалось мало. Человек, похожий на Чжу, приказала сотрудникам снять видеофиксаторы с одежды и направить их нам прямо в лицо: «Снимай их, снимай!» — скандировала в многоместной камере женщина в летнем платье и сандалиях. Кстати, а действительно, если это была помощник начальника УФСИН России по Москве по соблюдению прав человека Анастасия Чжу, почему на ней не было уставной форменной одежды и обуви?! Сотрудники изолятора старательно выполняли приказы: тыкали нам камерами видеорегистраторов в лицо, затылок, снимали в том числе и наши личные (членов ОНК друг с другом) переговоры и разговоры с сотрудниками.
Например, на все наши вопросы о способах местного приготовления еды сотрудники не отвечали, а просто молчали, улыбались и продолжали снимать нас в две камеры. Мы заявили, что возражаем, чтобы проводились съемки, когда мы не общаемся со спецконтингентом.
При этом членам ОНК Москвы не разрешается пользоваться ни диктофоном, ни фото-, ни видеоаппаратурой. Хотя ОНК других регионов, в том числе в Петербурге, все это используют при работе в изоляторах. А вот УФСИН по Москве запрещает это делать. То есть уже изначально у нас неравные возможности: нас (членов ОНК) могут обвинить в чем угодно, мы никаким образом не защищены от той же клеветы, в отличие от сотрудников ФСИН.
Итак, мы пробыли в СИЗО-6 около пяти часов. Нас постоянно сопровождали 5 (!) сотрудников ФСИН. Даже когда мы попросили в блоке, где находятся камеры карантина, зайти в дамскую комнату, каждую из нас по очереди, фактически под конвоем, с непременным видеорегистратором сопровождал мужчина — сотрудник изолятора и стоял под дверью туалета.
Кстати, человек, похожий на подполковника внутренней службы Чжу, сама грубо нарушила правила внутреннего распорядка: не сдала на проходной СИЗО свой мобильный телефон и громко при всех нас разговаривала по нему в коридоре изолятора, где находятся камеры для спецконтингента.
Но в то же время, когда Каретникова в том же коридоре увидела, что работающие на хозблоке осужденные готовят тележки к развозу пищи по камерам и поинтересовалась у сотрудников, как поднимают еду по этажам, мол, это тяжело и не всегда соблюдаются нормативы труда грузчика, человек, похожий на Чжу, грубо вмешалась в разговор и в тоне допроса обратилась к члену ОНК Анне Каретниковой: «А с какой целью вы интересуетесь? Возможно, вы интересуетесь для подготовки побега? Почему вас это интересует? Я сказала тебе: не вертись, стой спокойно и смотри мне в глаза!»
P . S . По словам коллег по ОНК, настоящая Анастасия Чжу в 22 года начинала свою трудовую деятельность в какой-то отдаленной колонии. Больше двух десятков лет отдано службе исполнения наказаний. Говорят, настоящая Анастасия Чжу очень гордится своим крутым карьерным ростом. Из каких-то рядовых сотрудников далекой-далекой колонии судьба вознесла ее аж в помощники по соблюдению прав человека начальника УФСИН России по Москве. «Я не позволю нарушать права сотрудников ФСИН», — любит повторять настоящая Чжу членам ОНК. Видимо, специально для этого и введена ее должность в штатное расписание, чтобы сотрудников ФСИН защитить от членов ОНК. Если у настоящей Анастасии Чжу такие приоритеты, так, может, действительно с нами по СИЗО-6 ходила настоящая Чжу, а не человек, похожий на Чжу?! Кто знает… Может, и так.
