КолонкаПолитика

Лучше, чем ошибка

Ходорковский сегодня не столько влияет на людей, сколько проявляет их

Этот материал вышел в номере № 47 от 30 апреля 2014
Читать
Ходорковский ценен не тем, что он собрал конгресс, и даже не тем, что вместо политики занимается нормальной общественной, гуманитарной деятельностью...Важно, что он туда поехал, принял вызов — и дал борцам за независимость юго-востока прекрасный шанс продемонстрировать себя
Изображение

фото: Евгений Фельдман, «Новая»

Начну я, как ни странно, со ссылки на Александра Проханова: он написал в недавней колонке, что в истории бывают таинственные обстоятельства, которые выше прагматического расчета. Конгресс российско-украинской интеллигенции, задуманный еще в марте, был в апреле ошибкой, но иногда ошибка оказывается важней политической выгоды и моральной безупречности.

Ошибкой он был потому, что, во-первых, толку никакого, а во-вторых, конгрессу этому прилетело со всех сторон. Александр Подрабинек считает, что он принял слишком мягкую резолюцию, а некоторые доверенные лица президента написали, что участников конгресса не надо впускать обратно, причем лучше всего, — добавили их комментаторы, — было бы уничтожить самолет в воздухе. В сегодняшней России никакая здравая логика никого не убедит, — а те, кого можно убедить, и сами все видят. Скажу больше: российской интеллигенции не было бы никакого смысла летать на гуманитарные дискуссии в Киев, если бы не Ходорковский. Он был центральной фигурой на этом форуме, а не просто его организатором (спонсором, кстати, он был не единственным, а помещение вообще было предоставлено бесплатно). И еще больше скажу: то, что он там говорил, было не принципиально. Ничего сверхнового он там не сказал. Важно было то, как он разговаривал и как себя вел.

Главные позиции Ходорковского по ключевым вопросам хорошо известны из его выступлений на конгрессе. Во-первых, присоединяя территорию, мы в первую очередь присоединяем ее проблемы — и Крым уже подарил России проблему татарскую, которая может сдетонировать в неожиданное время и в неожиданном месте. Присоединение той части Украины, которую официальная российская пропаганда называет Новороссией, означает получение под боком от Москвы — в каких-то семистах километрах — нескольких тысяч шахтеров, которые за двадцать лет украинской вольницы привыкли протестовать. Вся пассионарность мятежного юго-востока не может испариться после гипотетического присоединения, да и фанаты этого присоединения там не преобладают: «не быть под Киевом» — далеко не для всех значит «бежать под Москву». И в Москве это понимают, но остановиться не могут. Никаких рациональных мотивов в политике Кремля нет, он непредсказуем даже для самого себя — не зря официальная позиция по Крыму менялась на глазах всего мира и никто давно не заботится о достоверности российской пропаганды. Профессиональные критерии утрачиваются вместе с прагматическими.

Во-вторых, — и это, по-моему, самое принципиальное, — у оппозиции сегодня нет и не может быть выигрышной стратегии. Потому что в кремлевскую картину мира оппозиция больше не вписывается. Ее можно обозвать пятой колонной, а можно, якобы смягчившись, белой вороной, — но к ней не только не собираются прислушиваться, ее будут клеймить с утроенной силой, изводя всеми способами, но ни в коем случае не до смерти (в противном случае клеймить будет некого). В этих обстоятельствах смешно думать о сдержанности и тем более о выгоде: способов убедить не существует, шельмование будет продолжаться и нарастать, и никакое стоическое воздержание, никакой отказ от массовых шествий или контактов с украинцами не поможет вычеркнуться из черных списков. Прагматика закончилась не только в поведении властей, но и в вариантах оппозиционных стратегий: «хорошо себя вести» уже бессмысленно. У дичи в сезон охоты нет правильного поведения. Здесь — это уже не Ходорковский сказал, а я вспомнил, — лучше всего подходят стихи одного московского подпольного поэта семидесятых годов:

Енотовидная собака

Сказала: «Я похожа

Одновременно на собаку

И на енота тоже».

— Ну что ж, — сказал охотник Зверев, —

Быть может, и похожа, но

Отстреливаемому зверю

Трепаться не положено.

Отсюда вывод: правильной модели поведения сейчас не осталось. «Я циник, как вам известно, и потому полагаю: если нет прагматического выбора, нужно делать этический».

Вернувшись с форума, я получил на «Эхе», в очередном «Особом мнении», примерно равное количество вопросов: «Как вы смели туда поехать?!» и «Как вы смели туда НЕ поехать?!».

Но я поехал, и не жалею. Потому что лучше сделать невыгодный шаг вместе с Улицкой, Куцылло, Муратовым, Рыклиным и Гандлевским, нежели проторчать дома примерно с тем же результатом.

Ходорковский ценен не тем, что он собрал конгресс, и даже не тем, что вместо политики занимается нормальной гражданской, общественной, гуманитарной деятельностью, что сегодня, пожалуй, полезнее всего. Ходорковский ценен исходящим от него абсолютным спокойствием, бесстрашием. Потому что в тюрьме для него исчезло время, и десять-пятнадцать лет, по его собственному признанию, для него уже не расстояние: «Это завтра». У него есть опыт почти посмертного существования — он как минимум дважды начинал совершенно новую жизнь. Одну — когда попал в тюрьму, другую — когда вышел из нее. Он не снисходит до личных обид и вообще мыслит в иных категориях.

С точки зрения этого его бесстрашия совершенно не важно, с каким результатом он поехал в Донецк. Важно, что он туда поехал, принял вызов — и дал борцам за независимость юго-востока прекрасный шанс продемонстрировать себя. Когда они ему орали: «О чем с тобой говорить, ты Родину продал!» — они на его фоне смотрелись так, что сразу становилось видно, кто и кому продает Родину. Иногда не надо выигрывать — надо дать проявиться.

Ходорковский сегодня не столько влияет на людей, сколько проявляет их. Пассионарность, как мы помним из Гумилева, передается в основном при живом, личном контакте. В присутствии Ходорковского стыдно становится бояться, потому что при нем понимаешь, что бояться нечего. Есть люди, с которыми ничего нельзя сделать, и никто не мешает пополнить их число. Жаль только, что ему для такой трансформации пришлось пройти сначала школу русского бизнеса, а потом тюрьмы. Но, может, общение с ним и его присутствие рядом с нами способно хоть отчасти эту школу заменить?

«Это хуже, чем преступление: это ошибка», — сказал де ля Мерт после казни герцога Энгиенского.

Киевский форум, конечно, событие не того масштаба, и слава Богу. Но это лучше, чем ошибка: это безумие.

И правильно. Умом теперь ничему не поможешь, от него в России одно горе, а от безумия иногда бывает толк.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow