В последнее время в разговорах, в газетных заголовках, в радио- и телепередачах, в социальных сетях слишком много ада. Само это слово «ад» произносится по-разному — и серьезно, и шутливо, но оно никого уже не напрягает, кажется совершенно обыденным, вот что важно. Мы его слышим в той или иной форме чуть ли не каждый день: «адская пробка», «адова работа», «гори в аду», «нам устроили сущий ад…»

— Вы начали с ада. Мы, действительно, слышим или произносим это слово чуть ли не ежедневно, — говорит кандидат психологических наук, специалист в области психолингвистики Марина НОВИКОВА-ГРУНД . —

у подавленного и испытывающего энергетический упадок человека переживание неприятностей любого масштаба субъективно ощущается как «ужас» и «ад кромешный». А положительная эмоция должна быть исключительно сильной — «на седьмом небе от счастья». В противном случае печальный человек ее или обесценит, или даже не заметит. Вот мы и слышим в сегодняшней речи только края эмоциональной шкалы — кошмар и восторг. Утрачен весь спектр тонких эмоций, к примеру, легкое раздражение, неудовольствие, грусть, предвкушение, тихая внутренняя улыбка. У нас в речи, особенно в публичной, контраст бешеных эмоций. Либо пятерка с плюсом, либо кол с двумя минусами. И нет других оценок, троек, например, или четверок…

— Для меня была показательна речь одного военного журналиста на «прямой линии» президента, который говорил о «либеральных хомячках с гнилыми зубами». В крайне сильном эмоциональном порыве он сказал о присоединении Крыма: это «наш самый дорогой национальный скрап». Я даже стала думать, что, возможно, это оговорка, и язык его выдал, потому, что в переводе с английского «скрап» — это отбросы, вторсырье, объедки… Попросила друзей на «Фейсбуке» поделиться своими версиями, ответов интересных и смешных было много. В одном из них, самом забавном, было предположение, что скрап — это муж скрепы.

— Я не знаю, что имел в виду конкретно этот выступавший, не могу выдвигать версий, потому что не видела его мимики. Когда тело говорит одно, а рот другое — это профессионалу бывает очень заметно.

Живой мимики, нормального выражения лиц я не видела, смотреть на это было мучительно.

— Вернемся к лексике. «Скрепы», «жесть», «офигительно»… Я говорю о наиболее популярных словах. Что они выдают? Есть еще странная новая речевая конструкция: вместо «Это мне безразлично, все равно», часто слышу: «Мне НА ЭТО все равно».

— «Мне на это все равно» — простой эвфемизм. Исходная конструкция известна, у нас сейчас вообще очень много фекальных коннотаций. И это предложение, и все слова, которые вы сейчас произнесли, безусловные некро-метафоры — превращение живого в неживое, отвратительное. В речи, в текстах превалируют железки, механизмы, дым и грохот.

— Еще закрепилось в языке слово «озвучить». Такое ощущение, что у нас сегодня люди больше не говорят, не высказываются, а все время что-то «озвучивают».

— Когда люди опускают глаза, каменеют и говорят при этом, что им нравится, как ведет себя Россия на Украине, — они, конечно же, не высказываются, а именно озвучивают тот вариант, который нужно озвучить.

— А если человек не каменеет, не краснеет, смотрит в глаза и врет?

— Но зачем? То есть я понимаю, для чего врут политики, но что движет людьми на улице, которым задают вопрос журналисты?

— Был такой известный эксперимент. В клетку посадили 5 обезьян. Как только одна из них потянулась к банану, их всех полили из шланга холодной водой. Потянулась через какое-то время другая — их снова всех полили. Дальше мокрые, голодные обезьяны сидели и смотрели на бананы, но не пытались их даже тронуть. Тогда одну из них заменили другой. И когда новенькая шимпанзе потянулась к бананам, оставшиеся четыре ее схватили за лапы. Потом заменили новой еще одну из тех обезьян, которых поливали из шланга. И ситуация повторилась.

И знаете, где она у нас сегодня лучше всего видна? Откройте комментарии к публикациям в вашей газете или к эфирам «Эха Москвы». Там, конечно, пишут и тролли, но они все очень легко вычисляются. А в остальных каждый второй комментарий на уровне мегасообщения несет в себе вопрос: как ты посмел что-то говорить, кто ты такой, чтобы говорить? Это комментарии обезьяны, которая хватает за лапы ближайшего соседа. Это алгоритм поведения сильно униженных людей. Нормальный человек не боится посмотреть в глаза страшному, неприятному, даже презираемому человеку и вдруг увидеть в них что-то человеческое. А авторам этих комментариев очень страшно: может разрушиться теория, принятая большинством, с которым они вместе. Пострадает их миф. Они намеренно убивают все смыслы.

— Кавычки тоже убивали смыслы, но их сейчас больше нет. Это с чем связано?

— Кавычки — это все-таки возможность метафоры. А невозможность оперировать контекстом полностью отрубает возможность понимания переносных смыслов. Отсюда скудность речи, отсутствие слов, которые передают тонкие эмоции, — только ад и восторг. Язык сплошной имитации.

У нас был такой эксперимент: мы просили женщин — жертв сексуального насилия — и мужчин, получивших травмы в горячих точках, рассказать о пережитом. Три четверти из них категорически отказывались говорить не только про саму травму, но даже и про минимальные подробности, как-то с ней связанные. А оставшиеся проговаривали готовые тексты. Если их просили рассказать другому собеседнику и в другом контексте, они все равно выдавали одну и ту же версию. Ликвидировали ужасную историю, полностью ее отсоединили от себя и, рассказывая, не переживали — будто они в сторонке. Пробиться через это нельзя.

Мы буквально окружены людьми, которые совершенно отказываются говорить о детстве или говорят о нем готовыми клише: «Я вырос в хорошей семье…» Значит, есть что-то непереносимое. Это что-то субъективно очень страшное и постыдное или очень амбивалентное.

Когда человек принципиально не вступает в диалог, а тех, кто вступает, окрикивает: «Как ты смеешь, кто ты такой?» — он испытывает перманентную угрозу своей жизни и идентичности. Настоящий диалог ему очень страшен. А вдруг ты скажешь, что я не такой, как я о себе думал?