ИТАР-ТАСС
Меня книжным магазином не напугаешь, могу заниматься только этим. Только что увидел свою книгу «Город без наркотиков» в разделе «Политика». Сначала удивился, потом подумал: «Слава богу, что не в «Медицине». Я-то, как человек пишущий, считаю, что это литература. В книге есть и открытая, и скрытая антинаркотическая пропаганда. Мне кажется, удалось добавить момент, который не учитывает никто. В мальчишеских анклавах существуют антигерои, которые оказывают сильное негативное влияние на остальных, особенно на младших. Они начинают употреблять наркотики и, что самое страшное, торговать ими в школе. Для них это способ коммуникации со старшими, они таким образом востребованы. У них появляются деньги, они более заметны, лучше одеваются, раньше начинают нравиться девчонкам. Плюс ореол загадочности и порочности. Это их аргументы. У позитивных лидеров нет убедительной аргументации, чтобы противостоять. Моя книга дает оружие позитивным лидерам, с ее помощью они в полемике смогут сразу же выстраивать заслон и защищать себя и сверстников. Понимаю, что противостоять — это поступок, поступок не самый легкий, особенно для молодого человека. Но именно это я особенно ценю и в людях, и в книгах.
Анри Шарьер. Мотылёк: Роман / Пер. с фр. — СПб., Азбука, Азбука-Аттикус. (The Big Book)
Книга знаменита во всем мире, тираж — десятки миллионов. Как и в «Шантараме», тут реальная, нетривиальная судьба. Автор вращался в криминальных кругах, был осужден за убийство, которого не совершал, получил пожизненную каторгу во Французской Гвиане, несколько раз бежал, жил среди индейцев… Такие приключения, что романист с самым богатым воображением позавидует. Этот человек всегда сохранял достоинство, а любая победа человеческого духа для меня очень важна. И еще мне нравится, когда совершают настоящие мужские поступки. Я это воспринимаю как подтверждение моей теории мироздания.
На календаре 26 октября 1931 года. Восемь утра. Меня выводят из тюремной камеры Консьержери — камеры, которую я «обживал» уже почти год. Я тщательно выбрит и безупречно одет. Предстал перед ними, словно с картинки: сшитый по мерке костюм, белоснежная рубашка, бледно-голубой галстук-бабочка в довершение портрета. _ Пройдет какое-то время — и мне предъявят обвинение в умышленном убийстве._
Алексей Иванов. Ёбург. — М., АСТ. Редакция Елены Шубиной.
У Алексея Иванова я читал «Сердце Пармы», «Географ глобус пропил». Фильм по «Географу…» — реально красивый, считаю, что он в лучших традициях литературы XIX века сделан. Говорят, что он про лузера. Я увидел еще одно — «Не бухай, и будет все нормально!» А вообще лучшая книга у Иванова, на мой взгляд, «Message: Чусовая», где он по течению реки, по километру буквально, рассказывает всю жизнь. У меня есть своя река, где живут мои предки по линии матери, куда они пришли с Русского Севера, — река Реж. Он мне задал алгоритм, попробую по своей реке это сделать. Что касается «Ёбурга» — книга непростая. Кроме того, я очевидец и участник этих событий. Всех, о ком он пишет, — знаю. Есть вещи, которые я знаю, как происходили на самом деле. Где-то у Алексея был выбор остановиться на фактах или взять легенду, и он уже как писатель сам выбирает. Понимаю, что я мог бы сделать более интересную и объемную книгу. Но я этого не сделал, а он сделал! Но это не его город, он ему не родной. Мы не говорим Ёбург! У меня язык не повернется сказать Ёбург. Пожалуй, это моя основная претензия.
Даже на слух энергичное и краткое название Ёбург как-то соответствует сути того Екатеринбурга — города лихого и безбашенного, стихийно-мощного, склонного к резким поворотам и крутым решениям, беззаконного города, которым на одной только воле рулят жёсткие и храбрые, как финикийцы, лидеры-харизматики. Хулиганское имя Ёбург — символ прекрасного и свободного времени обновления.
Карлтон С. Кун. Расы Европы. / Пер. с англ. — М., АСТ.
«Расы Европы» — серьезная, интересная работа. В ней перебираются все народы Европы, обозревается антропологическая история европеоидной расы, предлагается авторская классификация антропологических типов, рассматривается антропологический состав современного европеоидного населения. Это то, что действительно очень важно для меня как для историка. Когда получаешь нормальное академическое гуманитарное образование, в голове выстраивается некая система, состоящая из сот, — и всю оставшуюся жизнь ты спокойно раскладываешь по ним новую информацию, дополняешь, уточняешь. Поэтому стараюсь следить за литературой по специальности.
Мы разделяем утверждение, что человек как «домашнее животное» крайне разнообразен и что в своих странствиях по всей планете он сам подвергался воздействию окружающей среды, и, следовательно, изменялся в несравнимой с любым другим видом степени. Далее, мы полагаем, что телесные характеристики человека на протяжении развития человеческих культур изменялись из-за собственно человеческих приспособлений.
Арт Шпигельман. Маус: Рассказ выжившего / Пер. с англ. — М., Corpus.
Тут всё парадоксально. Комикс. Про гетто, про Холокост. Автор — сын человека, выжившего в Аушвице. У меня отец еврей, а мама русская. Я и там, и там. Я достаточно глубоко воспринимаю эту тему. Есть вещи, которые нельзя забывать. Это — «Пепел Клааса».
Зеев Бар-Селла. Александр Беляев. — М., Молодая гвардия. (ЖЗЛ)
Я слежу за этой серией очень внимательно, отношусь с большим уважением, читаю практически всё, что появляется. Она неровная. Есть книги более удачные, скажем, «Кирилл и Мефодий», есть менее удачные. Герой книги интересен, и этому автору я доверяю, он очень интересно писал о Булгакове и «Мастере и Маргарите». Меня, в частности, впечатлил такой пассаж про Берлиоза: сдавать бы не пошел, под трамвай бы не попал. Открыл книгу, прочел первый абзац и точно знаю, что буду читать.
Знaете, кaк Беляев сделaлся писaтелем? Не знaете… Хотите, рaсскaжу? Знaчит, тaк… В 1922 году нaписaл Беляев письмо — «Представьте, мне пришлось поступить в канцелярию уголовного розыскa, a по штaту я млaдший милиционер. Я же — фотогрaф, снимaющий преступников, я же лектор, читaющий курсы по уголовному и aдминистрaтивному прaву, и «привaтный» юрисконсульт. Несмотря нa все это, приходится голодaть».
Евгений Анташкевич. Харбин: Роман. — М., Центрполиграф.
У меня к Харбину интерес, потому что это не только интересный город, но еще и мощный русский анклав. И всегда особое отношение, когда я понимаю, что они приютили наших изгнанников. С этим тоже связана история, которая меня зацепила. Есть место — Нижний Иргинск, красивые места, хорошая речка Иргина, Иргинский завод. Население — девять из десяти — выходцы с Балахны, с Волги, старообрядцы. Там была улица Табынская. В 1918 году несколько сотен обитателей погрузили на подводы иконы, имущество — и ушли в Харбин с отступающей армией Колчака. Поселились в Харбине и улицу свою назвали Табынская. Они старообрядцы, семейные связи очень прочные были. Хочу посмотреть, что об этом пишут.
Кузьма Ильич, как и вчера, раз за разом с удивлением обнаруживал, что Харбин — это «никакой не Китай», и только крестился и шевелил губами, когда видел редких в русских кварталах китайских рикш: «Надо же, иноверцы! И людей взнуздали!», а иногда тихо плевался, когда рикши везли русских — дам или господ: «Прямо патриции античные! Настоящий Вавилон!»
Андрей Платонов. Я прожил жизнь. — М., АСТ. Редакция Елены Шубиной.
Открыл на случайной странице, и сразу наткнулся на строчки из письма Сталину про сына: «Я считаю, что если сын мой виновен, то я, его отец, виновен вдвое, потому что не сумел его воспитать. И меня надо посадить в тюрьму и наказать, а сына освободить». Платонов — один из самых мощных писателей ХХ века. Его письма мне пока не знакомы. В томе собрано все, начиная с 20-х и до 50-х годов, самое трудное, горькое время и для Платонова, и для страны. Эти письма значительны и как творческое наследие, и особенно как свидетельства эпохи.
Здесь пить много стыдно и есть вкусно тоже нехорошо, потому что страна песчаная, бедная, людей объедать совестно.
Геннадий Шпаликов. Я жил как жил. Стихи, проза, драматургия, дневники, письма. — М., Зебра Е.
Специально взял Шпаликова. Я его просто люблю и отношусь к нему с большим уважением. Представьте: он — успешный, процветающий человек, жена-красавица, востребованный, все складывается, «иду, шагаю по Москве», и все такое, на улицах узнают. Приехал в Киев и узнал, что у знаменитого писателя Виктора Некрасова начались проблемы, его не публикуют, не дают работать, он сидит без денег. Шпаликов тут же заключил со студией Довженко какие-то договоры, и все авансы отдал Некрасову. И потом, когда вернулся в Москву, начались все проблемы, которые закончились самоубийством. Эту историю мало кто знает, но это был очень достойный мужской поступок.
