Больница ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по городу Москве, первого следственного изолятора, куда свозят заболевших из всех московских СИЗО, с некоторых пор не пользуется доброй славой. В ней (по другой версии — в автомобиле «скорой помощи», так и не выехавшем за ворота СИЗО) провел последние часы жизни Сергей Магнитский. Здесь общественные наблюдатели, отреагировав на стук из камеры, случайно обнаружили наполовину парализованного неходячего Владимира Топехина, брошенного голым и грязным в общую палату, и только после этого за его судьбу стали бороться правозащитники и тысячи неравнодушных сограждан.
В камере этой больницы доживал свои дни немолодой человек, Николай Козлов, его обвиняли в мошенничестве, он страдал заболеваниями сердца. Не раз за несколько месяцев общественные наблюдатели обращались к руководству больницы и тогдашнему руководителю учреждения Фикрету Тагиеву с просьбой инициировать процесс освобождения Козлова из-под стражи по состоянию здоровья. Не раз обращали внимание врачей на нехороший кашель Козлова. Слышали в ответ обычное: во-первых, помощь оказывается, а во-вторых, — заключенные всё всегда симулируют и врут. Он кашляет, когда вы приходите. Когда ОНК уходит — совершенно здоровенький и не кашляет.
И однажды начальник СИЗО с явной гордостью и надеждой на похвалу сказал членам ОНК во время очередного их визита в изолятор: «А, кстати, мы Козлова освидетельствовали и освободили. Все, как вы хотели». Наблюдатели позвонили жене — поздравить с освобождением. Поздравить получилось не очень: Козлов умер на следующий день после выхода из тюрьмы — в вольной больнице, от рака легких. В больнице СИЗО-1 его лечили от пневмонии.
Кто и что симулирует
«Симуляция и ложь» — любимая отговорка практически всех медицинских работников московских СИЗО. «Симулировал» Козлов, пока не умер. Притворялся, что не ест, Сергей Кривов, голодавший более 60 дней. «Симулировал» паралич Топехин: сотрудники двух московских изоляторов уверяли членов ОНК, что после их ухода Топехин начинает чуть ли не танцевать. Правда, эта убежденность несколько поиссякла, когда камера парализованного была наконец оборудована видеокамерой, выведенной аж на монитор в кабинете руководителя: сенсации не вышло — Топехин не заплясал. «Симулировала» и неходячая Анна Климовских, тоже ставшая обездвиженной в московском СИЗО.
«Симулируют» все эти люди, если поверить работникам изоляторов, включая медперсонал, с единственной целью — огорчить сотрудников и заставить их выполнять дополнительную, никому не нужную работу. Из чистого вредительства и от нечего делать.
Большое количество заключенных «симулирует» повышенную температуру, зубную боль, кашель и насморк, чтобы выпросить у медицинских работников тюремные таблетки на все случаи жизни: анальгин, аспирин и парацетамол. В тюрьмах их называют «кремлевскими», поскольку помогать они призваны буквально от всего. «И от головы, и от задницы», — шутят арестанты.
Впрочем, и этих таблеток, по свидетельствам заключенных, не допросишься: «Если долго стучать в дверь, могут на камеру в 20 человек дать 5—6 таблеток, даже если в камере несколько больных. Увидеть градусник — большая удача. О более серьезных медикаментах речь не идет, все надо просить у родственников с воли. Но и это сложно: пишешь заявление, а лекарства принимать отказываются. То ли заявление потерялось куда-то, то ли врач не согласовал. Родные с лекарствами приезжают издалека, а уходят несолоно хлебавши».
В камере больницы при проверке СИЗО-1 члены ОНК обнаружили стоящего неподвижно, уткнувшегося лбом в угол человека. «Он стоит так несколько дней, — пояснили сокамерники. — Вот еще веник на днях поджег. Узнал откуда-то, что тяжело болен, — и вот с тех пор так стоит…»
«Симулирует! — решительно заявили сотрудники изолятора. — И не надо так серьезно к этому относиться». Члены ОНК все же выразили некоторую обеспокоенность. На следующий день «симулянт» был переведен в психиатрическую больницу ФКУ СИЗО-2, Бутырки. На момент ее посещения членами ОНК больной был неконтактен, по мнению врача-психиатра, находился в слишком тяжелом для посещений состоянии. Досимулировался…
Проблемы и решения
Фактор ОНК стал достаточно существенным для жизни больницы СИЗО-1 и зачастую раздражающим ее руководство. Члены комиссии увидели многое, что до поры оставалось скрытым: тяжелобольных людей и их проблемы. И те, которые могли бы быть разрешены самими сотрудниками изолятора, и более серьезные, системные проблемы, требующие новых законодательных инициатив.
Так, на примере полупарализованных Топехина и Климовских выявилось, что штаты больниц в следственных изоляторах вообще не предполагают ставок санитаров. Об этом просто никто не подумал. Встает вопрос: кто должен оказывать необходимую помощь неходячим людям? Переодевать их, осуществлять их гигиеническую обработку, включая смену памперсов, помогать дойти до туалета и до кабинета медработника, который сам не торопится к неходячим?! Не говоря уж о ежедневных, предусмотренных законодательством прогулках! Негласно эти обязанности возлагались на сокамерников, и дай Бог, чтобы они оказались достаточно здоровыми людьми, способными на себе тащить куда-то собрата по несчастью. Особенно остро этот вопрос стоит в больнице. Члены ОНК считают эту ситуацию ненормальной, она должна быть решена ответственными за принятие решений должностными лицами!
Человек и документ
Как все более становится понятным членам московской ОНК, тюремная медицина традиционно обращена лицом не к больному человеку, а к его медицинским документам. Конечно, если эти документы кто-то смог привезти и передать в изолятор. Если же у больного в СИЗО нет близких, если они неопытны в отношениях с тюрьмой, если они не сориентировались оперативно — врачам нет до заключенного дела, он «здоров». Это касается и лиц, страдающих тяжкими заболеваниями, тех, чьей жизни угрожает прерывание курсов назначенного лечения, включая противовирусную терапию в случае заболевания ВИЧ.
Члены ОНК, по мере сил оказывающие помощь в сборе документов, считают, что эта обязанность должна быть возложена на медицинских работников следственных изоляторов либо на следствие. Заключенный находится в камере, ему больно, он не знает своих прав, он не способен защитить себя, свою жизнь и здоровье. К сожалению, это почему-то никого, кроме членов ОНК, не интересует. За много лет существования тюремной медицины.
Медицинские документы не только не собираются, но и не выдаются заключенным, включая те, которые могли бы быть значимы для следствия и суда в соответствии с уголовным и уголовно-процессуальным законодательством. Те, которые могли бы смягчить наказание, те, представление которых предусмотрено законом. А больные заключенные не знают о своем праве получить эти документы на руки.
Хуже того: даже тем, кто об этом праве знает, медицинские работники, в частности больницы СИЗО-1, отказывают в выдаче справок, диагнозов, выписных эпикризов. Даже на письменные, правильно оформленные с помощью членов ОНК запросы отвечают отказом. Да что там — больным просто не сообщают их диагнозы и результаты обследований… «Мы ничего такого не выдаем. Нужна справка — пусть суд сделает запрос. Или адвокаты». Но как быть, если адвоката у подсудимого нет, кроме фиктивного «адвоката по назначению»? Как принести судье документы?
Начальник больницы
Теперь пришла пора упомянуть о Самсоне Валерьевиче Мадояне, начальнике больницы СИЗО-1, кандидате медицинских наук, старшем лейтенанте внутренней службы. В процессе проведения реформы тюремной медицины и переподчинения больницы «Матроски» ФКУЗ МСЧ-77 ФСИН России Самсон Валерьевич получил в безраздельное владение медицину больницы СИЗО-1 и самого СИЗО. Теперь он един в двух лицах. Реформа проводилась с целью гуманизации системы, разумеется, однако за два с половиной месяца наблюдений у ОНК сложилось впечатление, что порядка и гуманизма стало не больше, а меньше. Раньше хоть письменные заявления больных заключенных кое-как рассматривались в установленные законом сроки, сейчас об этом говорить сложно.
Самсон Валерьевич лично обещал членам ОНК и обратившемуся к ним заключенному, что тому будет выдана для суда медицинская справка. Справка выдана не была. Суд прошел. Приговор не смягчили. Человек уедет на этап. Он надеялся. «Ну так вышло… — поясняет Самсон Валерьевич, чуть отводя глаза. — Загружен, забыл. Слишком много дел, включая исполнение просьб членов ОНК. Да и не помогла бы ему ничем эта справка»… Доктор, простите, но это решать суду!
Ох эти документы… Ведь главное — не вылечить, а соблюсти формальности. Обследуют — документы, лечат — документы, вот только болеют и умирают — люди. Последняя возмутительная, на взгляд членов ОНК, ситуация произошла пару недель назад. В больнице СИЗО-1 ждал обследования осужденный парень, страдающий урологическим заболеванием. Ему было очень больно. Он не отправился на этап сразу по вступлении приговора в законную силу, и за это — спасибо доктору Мадояну, который пообещал организовать обследование в вольной больнице, и на этот раз не забыл.
Но в итоге само обследование, согласно словам и письменному заявлению осужденного, прошло так. Конвойная машина с больным и сопровождающим его медработником прибыла к зданию ГКБ-67 Москвы. Медицинский работник с результатами анализов заключенного месячной давности вошел в здание больницы, там документы были осмотрены, опрошены, обследованы, ощупаны, вынесен вердикт, что все нормально, в операции больной не нуждается. Развернулись… и уехали обратно в СИЗО. Обследуемого даже не вывели из машины! Через три дня он отправился отбывать наказание.
«Я не могу ездить с каждым! — сердится Самсон Валерьевич. — Я все согласовал, сделал все, что от меня зависело!» Да, но ведь очевидно, что подобные «обследования» — обычная практика. Доктор Мадоян хотя бы поговорил со своим подчиненным медработником, выяснил: как подобное могло произойти? «Когда-нибудь… когда-нибудь…»
В обычной, не больничной, камере СИЗО-1 члены ОНК обнаружили парня, которому тяжело ходить: повреждена нога. Он просил, чтобы ему разрешили получить с воли палочку для ходьбы. Медработники решили, что палочку выдать можно только после обследования хирургом. Хирурга обвиняемый ждал… 4 месяца. Хирург пришел, посмотрел и вынес вердикт: поврежден берцовый нерв, необходим осмотр невролога. Заключенный: «Пожалуйста, просто разрешите мне палочку, мне тяжело ходить!» Члены ОНК: «Доктор Мадоян?..» Доктор Мадоян: «Пусть ждет невролога». Сколько? Еще 4 месяца?! «Когда-нибудь…»
Совсем тревожный сигнал. К членам ОНК обратилась мама заключенного, инсулинозависимого диабетика. После перевода из больницы на общий корпус сыну вдруг перестали выдавать бесплатный (а это закон!), жизненно необходимый ему инсулин. Кто-то звонит домой и просит купить инсулин в аптеке и передать сыну. Трижды в течение недели члены ОНК обращались к Самсону Валерьевичу Мадояну с просьбой выдать больному инсулин. Они слышали разные ответы: от «Конечно, выдадим» до «А он сам отказался» и «У него есть свой». Да, теперь есть, мама действительно купила и передала. Вот только незадача: заключенный категорически отрицает, что отказывался от тюремного бесплатного инсулина и просил кого-либо звонить его матери. Члены ОНК боятся заподозрить в происшедшем злой умысел, но чем еще можно объяснить упорство медсотрудников СИЗО, просто не выдававших инсулин ни по первой, ни по второй, ни по третьей просьбе уже даже и не обвиняемого, а членов ОНК Москвы?
Очень важно понять, почему все же, если верить многочисленным обращениям к ОНК, в СИЗО-1 не выдаются лекарства? Если их нет, надо ставить вопрос об этом перед МСЧ. Если они есть — их надо оперативно и в необходимом объеме выдавать больным и заболевшим. Не после стука в дверь. Не по десятому обращению. Не 5 таблеток на 20 человек. Когда у нас на воле вдруг начинает болеть голова, мы идем к аптечке, берем оттуда эффективную таблетку и решаем вопрос. Когда мы в неволе — все иначе.
Есть объективные сложности. Трудно-сти перехода в подчинение МСЧ. Очень серьезная проблема — превышение лимита содержания заключенных в московских СИЗО при одновременном уменьшении числа сотрудников. Актуально для больницы СИЗО-1 и для всех СИЗО Москвы отсутствие в штате врачей-специалистов. Члены ОНК готовы помогать, чем могут и умеют.
Но есть то, что может быть решено только на месте, «на земле», в ФКУ СИЗО-1 и его больнице, во всех учреждениях УИС. Соблюдение закона и в качестве необходимого, важнейшего дополнения — человеческое отношение к людям. Именно к людям, а не к «преступникам», «симулянтам», «сволочам» и «стервам», — такие определения довелось наблюдателям услышать в СИЗО-1. Ни Магнитский, ни Козлов не были на момент смерти осуждены и признаны преступниками по приговору суда. А хоть бы и были. Никто из лиц, содержащихся в СИЗО, тюрьмах и колониях страны, не приговорен к смерти и физическим страданиям. Члены ОНК Москвы очень надеются на то, что сотрудники следственных изоляторов, в особенности медицинские работники, дававшие клятву лечить и не вредить, — вспомнят об этом и не станут впредь забывать!
