Речь не о пресловутой глобализации и роли демократии в мировой политике. Существуют куда более простые и очевидные вещи, которые мы упорно не желаем замечать. Можно, конечно, и дальше искать «собственное место в квартете великих держав», призывать к новому «Священному союзу», и даже пытаться клонировать канцлера Миттерниха — в глазах партнеров, что на Западе, что на Востоке, это будет выглядеть не более чем чудачеством престарелых аристократов, еще не промотавших все свое наследство. Пока наш внешнеполитический лексикон причудливо мешает аргументы колониальной эпохи с риторикой холодной войны, быть понятыми кем-либо в развитой части мира представляется мало возможным.

Исторические метафоры, относящиеся к далекому прошлому, мало актуальны хотя бы уже потому, что львиная доля стран, голосующих сегодня в Генеральной Ассамблее ООН, возникла в сравнительно недавнее время — за десятилетия после Второй мировой войны. Мир, в котором мы существуем, на самом деле молод, «глубина веков» — не более, чем образ. Тем временем в мировой истории произошло несколько действительно переломных событий, которые Россия, по всей видимости, не вполне разглядела из-за железного занавеса последнего столетия.

Главное: территориальная экспансия давно завершена. Еще по итогам XIX века человеческая цивилизация столкнулась с тем, что мир, в котором мы живем, полностью открыт; любое место, пригодное для жизни человека, находится под суверенитетом какого-либо государства. Борьба за передел карты стоила двух колоссальных войн, после чего распалась мировая колониальная система, и за считаные десятилетия появились сотни новых государств, образующих современную миросистему. В начале 1990-х эта волна достигла «советского лагеря», и ООН пополнилась еще парой десятков стран, возникших на месте бывших СССР, Югославии и Чехословакии. Границы постколониальных и посткоммунистических государств были определены не исходя из коллективной памяти, а на основе сложившихся юридических и административных фактов. Было ли это справедливо? Зависит от того, что понимать под границами.

Очевидно, что сегодня международные границы имеют иное значение, чем 100 лет назад. Государства мира, и старые, и новые, худо-бедно воплотили казавшийся когда-то несбыточным кантианский принцип всеобщего гостеприимства. Это значит, что, если вы хотите вести бизнес или путешествовать, любая страна мира, за исключением разве что Северной Кореи и зон региональных конфликтов, открыта для вас, по крайней мере, до тех пор, пока вы не нарушаете местных законов и никому не угрожаете. Так, русские и украинцы спокойно едут в Стамбул, не опасаясь стать пленниками султана, что было нормой в прошлые века. Сюда же стоит добавить революцию в коммуникациях, когда не так важно, где вы находитесь географически, как есть ли поблизости международный аэропорт, подключены ли местные банки к известным платежным системам, что с интернетом и т.п. Юрисдикция того или иного государства по большому счету важна лишь в том плане, насколько это государство гарантирует соблюдение закона, неприкосновенность собственности и личные свободы.

Наконец, не стоит как недооценивать, так и переоценивать значение «мирового порядка». Поддержание порядка остается задачей прежде всего каждого государства в отдельности, в пределах собственных границ. В мировой политике сохраняется то, что в науке принято называть международной анархией. Да, баланс сил, экономическое сотрудничество, международное право, институты сдерживают «войну всех против всех». Особенно это касается принципа неприкосновенности границ. Произвольное его нарушение есть фактор хаоса. Особенно это касается стран бывшего СССР, в отношениях между которыми, вопреки всем попыткам кооперации, царит классическая анархия. Теперь она усилена денормализацией границ и угрозой дальнейшего распада постсоветских государств. Было бы опасной ошибкой считать, что это совсем не касается России.