Мускулистый эпос с элементами фэнтези «Ной» Дарена Аронофски в Москву приехал представлять сам Ной — оскароносный Рассел Кроу. Самый дорогой проект в биографии американского режиссера («Пи», «Реквием по мечте», «Фонтан», «Рестлер», «Черный лебедь») с бюджетом около $130 миллионов вызвал негативную реакцию религиозных общин. Картину честили, к примеру, за сцену с пьяным Ноем (будто не сказано в Книге Бытия: «…И выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем… И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и, выйдя, рассказал двум братьям своим»). Но все это — частности, представители христианской общины обвинили авторов в извращении библейского текста. Видимо, среди ортодоксов нашлось немало не только теологов, но и «очевидцев» древнезаветных событий. Продюсеры Paramount на нервной почве пытались перемонтировать ленту, авторы бились до последнего, в итоге отстояли режиссерскую версию.
Разумеется, режиссер и не планировал с помощью глазурных картинок иллюстрировать библейские легенды. Он обещал Кроу, что Ной не будет носить сандалии и плыть под розовым небом на кораблике в обнимку с жирафом или слоном…
Для Аронофски любая история притягательна возможностью развернуть ее зрачком внутрь человека. О чем бы ни снимал режиссер: тьме наркотической зависимости в шедевре «Реквием по мечте», поиске бессмертия в претенциозной фреске «Фонтан», борьбе светлых и темных сил как энергии творчества в «Черном лебеде» — его фильмы — опасное и завораживающее путешествие во вселенную индивидуального мира.
Крепкой рукой эпика Аронофски берет архетипический сюжет о строительстве Ковчега, вшивает в него нити других древних преданий и превращает свой рассказ (не без помощи соавтора Эри Хэндела) в вулканическую драму. Сам миф — для него лишь застывшая формула. Режиссер вытряхивает из него сказочную сущность, отправляя корабль хрестоматийной легенды в непредсказуемое апокалиптическое странствие. Он перекручивает пружину философской притчи о конце света как новом начале в распространенную историю невозможности выбора. Задолго до Христа, выбор этот должен сделать Ной, решить: «быть или не быть» людям? И если Христос готов жертвовать собой и идти на крест ради будущего человечества, то Ной, в киноверсии ХХI века, — избранный Богом для возрождения всего живого после Всемирного потопа, вынужден задаться вопросом: а стоит ли такому человечеству выживать? Если распрями, завистью, войнами Эдемский сад вновь будет уничтожен? Если современная цивилизация, сотворенное Каином племя, поклоняется лишь одному из ноевых сыновей — Хаму?
Антагонист Ноя, его заклятый враг Тубал-Каин (Рэймонд Уинстон) — сын Ламеха и Циллы («Тот, кто усовершенствовал ремесло Каина») — кузнец всех орудий из меди и железа, убийца и грешник, также пробирается на Ковчег. Подобно Змею в Эдеме, он, нечистый, силится совратить чистых. Но именно он, плод братоубийственной Каиновой ветви, в главном споре с Ноем отстаивает земное право человека на выбор. Тубал-Каин возглашает: «Мы, люди, сами решаем: жить или умереть, помиловать или убить».
Ной, подобно Аврааму, готов беспрекословно (ну конечно, с болью в сердце) выполнить приказ небес — умертвить своих потомков. Древний долгожитель ради глобального эксперимента — очищения мира от скверны — не отворит врат Ковчега для спасения сотен тонущих грешников. Для них нет места среди чистых. Но, выходит, сам Ной готов нарушить один из «Семи законов потомков Ноя» — запрет на убийство? Как и герои древних эпосов, Ной предпочитает жить по воле небес, призревая такие простые человеческие понятия, как сочувствие. Он вдохновлен идеей воссоздания Эдемского сада… без человека. Его младший сын Иафет будет последним мужчиной на Земле. Что предпочесть: милосердие или святость, вставшие в минуту роковую в непримиримую конфронтацию? Начать сначала? По Аронофски, «В начале было не Слово — В начале было Ничего». Словом, говорят нам канонические тексты, Господь спасал грешный мир. В кино место Слова занимает чудо: из цветка, расцветшего на иссохшей земле, вмиг вырастает лес — строительный материал для Ковчега, Мафусаил награждает бесплодную Илу даром материнства.
Этот фильм-диспут может стать поводом для дискуссии не только о «грехе» и «добродетели», но и о позволительности вольных интерпретаций вечных текстов. Впрочем, авторы «Ноя» полагают, что они сохранили верность сущности библейских мифов. Рассел Кроу попросил в «Твиттере» Папу Римского посмотреть фильм, потому что он ему кажется очень важным.
Аронофски создает альтернативную историю человечества, руководствуясь незамысловатыми идеями: чтобы спасти и спастись — начать придется сначала; бурю не остановить, но ее можно пережить; последний выбор — всегда за самим человеком. Многолетний вояж Ноя по безбрежному океану — нелегкое распознавание в себе дара любви и сострадания как возможности стать человеком.
Любопытно, что фильм вегетарианца Аронофски еще и гимн вегетарианству. Ной учит детей брать от природы лишь необходимое, животных убивают каиновы злодеи, прадедушка Мафусаил (волшебный Энтони Хопкинс), один из праотцов человечества, страсть как любит ягоды и с их помощью умеет творить чудеса.
«Ной» Аронофски — это клокочущие нравы, безжалостные битвы, частокол символов и метафор. А еще мощный и патетичный саундтрек Клинта Мэнселла, любимого композитора Аронофски. А также дивное зверье, замшевые горы, зеленые озерные воды, умопомрачительные пейзажи Исландии (постоянный оператор Аронофски — Мэттью Либатик воспринимает изображение как визуальную мелодику фильма), умноженные фантазией компьютерных дизайнеров. Прибавьте к этому мастерство Рассела Кроу, Энтони Хопкинса, Рэймонда Уинстона, Дженнифер Коннелли, Эммы Уотсон, Логана Лермана…
Однако чрезмерность — главный из недостатков фильма. В нем всего «через край»: эмоций, пафоса, путаных идей, разножанровости. Стильно снятая легенда вдруг впадает в банальный комикс. Ною помогают строить ковчег мультипликационные каменные стражи, «добрые внутри» монстры. Когда же над возрожденной гармонией земной сферой пролетит символ мира — голубь с лавровой ветвью, — зритель едва сдержит смех.
Признаюсь, мне по душе минималистические работы режиссера, когда он одним росчерком субъективной камеры рассказывает трагедию неотвратимого падения в бездну в «Реквиеме по мечте». Но и в сверхизобильном «Ное» верные поклонники независимого режиссера увидят его фирменные приемы: игру яви со сновидением, стремительную смену изображений, эмоциональные перепады, разнообразнейшие способы съемки — от ручной камеры до головокружительных вертолетных панорам. Все средства хороши: лишь бы втянуть зрителя в иной мир, в пространство переосмысленного мифа.
Библейский долгожитель Ной в усталом от многодневного премьерного тура лице Рассела Кроу прибыл в Москву встретиться с журналистами. Журналисты подарили мужественному гладиатору и хозяину морей Винни-Пуха, назвав его символом России, и хотели вручить еще один символ доблести: военно-морской флаг. Но многоопытный Кроу брать его отказался.
