Фоторепортаж Евгения ФЕЛЬДМАНА — «Новая»

Вчерашний день в Крыму выдался промозглый и хмурый. А с утра вообще лил проливной дождь, местами переходящий в снег. Несмотря на это, к восьми утра у закрытых еще избирательных участков выстроились заметные очереди.

Мы в этот день поехали в Бахчисарайский район.

Бахчисарай, в целом показавший вчера себя не хуже других, весь день протомился в ожидании провокаций со стороны нежелающих присоединиться к России. В Бахчисарае и окрестностях живет много крымских татар, а они заранее объявили, что не украсят своим участием референдум. Меджлис крымских татар призвал свой народ игнорировать это мероприятие. Рефат Чубаров, его глава, прямо назвал референдум «клоунадой». А позиции меджлиса здесь очень сильны: в жизни многих крымских татар он играет колоссальную роль, берет на себя централизующую функцию.

Меджлис публично объясняет свою позицию тем, что сильна еще память о депортации и ничего хорошего от России ждать не стоит. Сторонники же референдума (русские) настаивают, что татары не хотят в Россию, потому что боятся передела собственности, нажитой неправедно. А у русских, как всегда, «ничего нет» — так что им и терять нечего.

Как бы то ни было, авторитет меджлиса для крымских татар велик, и никто из проживающих в Крыму не сомневается в том, что этот небольшой народ до последнего будет верен своей негласной присяге руководству меджлиса.

И действительно: на двух бахчисарайских участках, расположенных в районах компактного проживания крымских татар (№ 12006 и № 12009), явка была крайне низкая — к концу дня на одном едва набралось 14 процентов, на другом — 10. Грустные председатели комиссий, наспех слепленных из учителей на смену татарским комиссиям, которые бойкотировали референдум, утешались одним обстоятельством: даже то незначительное количество избирателей, которое пришло на их участки, все равно уверенно проголосовало за присоединение к России.

На другие же участки народ валил валом. К секретарям выстраивались очереди из желающих вписаться в дополнительный список.

— Мы вынуждены многих вносить в допсписки по той причине, что Киев нам закрыл доступ к электронным базам избирателей, — пояснила мне председатель комиссии участка № 12002 Галина Павловна Кривцова. — Мы подняли старые списки, но в них, естественно, многое уже изменилось. Теперь мы проверяем паспорта, записываем в ведомости тех, кто прописан в нашем районе, и…

— Галина Павловна, бюллетни кончились! — окликнули председателя из комиссии. Она повернулась к сейфу, не глядя отщипнула от общей пачки толстую кипу сереньких бюллетеней, передала их кому-то в комиссии и вернулась ко мне:

— Так вот…

Все эти штуки: необъятные очереди на включение в допсписки, несчитанные бюллетени, возможность проголосовать по «удостоверению жителя Крыма» взамен паспорта — довели бы до инфаркта любого опытного председателя любой московской участковой комиссии (вымуштрованных уже наблюдателями). Здесь же это никого особенно не возмущало по той причине, что все происходящее к закону, конечно, отношения не имело. Однако и не отменяло того обстоятельства, что население высказалось вполне определенно. «За Россию, — говорили нам на выходе из участков проголосовавшие. — За Россию. За Россию. С 91-го года этого дня ждали. А другие — и с 54-го».

«За Святую Русь. Пусть кто хочет — к нам присоединяется», — ответил мне на вопрос о своем выборе игумен Нектарий из Свято-Успенского мужского монастыря, откуда батюшки пришли голосовать сплоченной группой человек 15.

«Украина смотрит на Запад — а мы против сатанинской власти, — пояснил мне свое решение игумен. — Запад признает и одобряет содомию, педерастию, ювенальную юстицию. Знаете, что такое ювенальная юстиция? Дети приравниваются к взрослым, могут доносить на своих родителей. Православная церковь не одобряет, чтобы дети диктовали свою волю взрослым».

На въезде в Бахчисарай в офисе «Народного единства» с самого утра собрались мужчины из сил самообороны, готовые в случае необходимости защищать референдум от провокаторов.

В небольшой будке (это, видимо, сторожка или проходная какого-то предприятия) нас встречает высокий крупный мужчина, бритый наголо. На руке у него красная повязка дружинника, и настроен он по отношению к нам не очень дружелюбно. Он рассматривает наши аккредитации — бумажки, придуманные крымскими властями дней за пять до референдума и представляющие собой распечатанные на цветном ксероксе листочки с нашими фамилиями, вписанными от руки черной ручкой.

— А что это за газета такая и зачем ей в Крым ехать? — недоверчиво интересуется он у ребят из «ГОЛОСа», аккредитованных в качестве журналистов от «Московской народной газеты» (которую, конечно, никто и в руках не держал, однако она вот любезно согласилась поддержать инициативу наблюдателей в Крыму).

Скепсис руководителя группы самообороны разделяет невысокий чернявый мужичок, у которого тут тоже, видно, большой авторитет:

— Нам здесь Немцова с его идеями не надо! — демонстрирует он свое знакомство с позициями московской политической тусовки.

Однако вскоре то обстоятельство, что мы — из Москвы, перевешивает настороженность. И предводитель самообороны решается даже выступить на камеру, к тому же и бояться ему нечего: силы отрядов самообороны крепки и едины, в одном только Бахчисарае спокойствие этого долгожданного дня готовы гарантировать 30 дружин (около 1000 человек). Население самооборону ценит и уважает, никто, кроме крымских татар, воду мутить не собирается. Угрозы извне не ждут — ее ждут отсюда же, из Крыма, изнутри.

Выясняется вдруг, что силы самообороны — отнюдь не новое явление, родившееся из пены дней после Майдана. «Поднимите руки те, кто присоединился к самообороне после событий на Майдане», — просят ребята из «ГОЛОСа», и среди мужчин, столпившихся в этой проходной, руки поднимают всего несколько человек, не большинство. Остальные, как говорят, участвовали в самообороне задолго до киевских событий. В основном взрослые, работящего и семейного вида мужики, одевшиеся в этот день попроще, в одежду, которую не жалко, потому что «мало ли что». От кого они держали оборону все это время? Никто не дает на этот вопрос прямого ответа. С одной стороны, с татарами «всю жизнь мирно жили, чай друг к другу ходили пить», «никаких межнациональных тёрок у нас тут нет» — а с другой: «У них там три радикальных течения. Ваххабиты, братья-мусульмане и еще какое-то третье, я не помню».

В штабе самообороны открываются такие вещи про Крым, которые еще недавно ни один нормальный человек не мог бы даже вообразить, примерить на этот благодатный курортный край.

— Если не боитесь — поезжайте на Ай-Петри, в татарские села. Счастливое, Плотинное, Богатырь… Бронежилеты есть у вас? — говорит нам главный и улыбается улыбкой знающего человека, не один год продержавшегося в этой горячей точке.

Меж тем в селах, условно именуемых татарскими (потому что в чистом виде ни один народ уже нигде не проживает), — мир, покой и праздничное настроение. Выборный день здесь протекает в рамках советских еще традиций. Гремит бодрая популярная музыка, впервые голосовавшая молодежь выходит с участков с победоносными гвоздиками.

В селе Красный мак (1700 жителей, из которых примерно одна треть — крымские татары) к 12 часам проголосовали уже почти 50 процентов от списочного состава — 660 человек. Из них крымских татар — 10 человек. Чуть отстает по явке село Голубинка, что неподалеку от Красного мака, — здесь явка 50 процентов набирается только к 2 часам дня. Это и понятно: Голубинка почти наполовину татарская, и здесь татары на референдуме к 2 часам дня были представлены в количестве 15 человек.

— В основном это были пожилые, мудрые люди, — говорит председатель голубинской комиссии Мария Омельянчук.

— Да и молодые тоже приходили, — добавляет ее коллега Наталья. — А угрозы? Лично нашей комиссии никаких угроз не было. Но вообще у других случалось. Вот показывали, что у них (у крымских татар. — О.Б.) даже женщина говорит: «Если мне скажут убивать — я хотя бы двоих да убью». Но у нас в селе все люди мирные.

— Вы уж там сообщите, передайте у себя, что никакого давления на нас нет, мы голосуем добровольно, не под дулами автоматов! — смеется председатель Омельянчук. — А то звонит мне подруга из Украины и говорит: «Маша, у меня на работе по украинским каналам такой ужас показывают, что у вас творится!». А у нас нет никакого ужаса.

— Украинские каналы снимают наш митинг за Россию, а показывают так, что мы за Украину вышли, как «бендеры», — подтверждает Наталья. — А вот ваш российский Life news — вот он хорошо передает, всю правду говорит.

— Приезжают ваши журналисты с Первого канала, тоже сидят, как вы, с пониманием, кивают. А потом выходят сюжеты, что мы здесь все — одни экстремисты. — Это мне говорит Шевкет, молодой парень, которого мы встретили в мечети Ханча-Ир (это шестой микрорайон Бахчисарая, здесь компактно проживают крымские татары). — Вы поймите, если у нас есть какие-то неспокойные, — то это единицы. И мы сами с ними разберемся. Это не дает вашему Путину повод вторгать сюда войска.

— Церковь благословляет армию на очистку Чечни. Это не радикализм?! — рассуждает его сосед, седой, совсем пожилой Муса Ибрагимович Татаров. — У вас говорят: «Там террористы!» А террористы и партизаны — в чем, по-вашему, различие?! И дальше: на Западной Украине — националисты, а тут, выходит, патриоты российские? В чем между ними разница?

— Вот только 20 лет назад мы сюда приехали — и опять нам такие концерты устраивают, — продолжает Шевкет. — Мы не против России, мы не против русских, когда они приходят с миром. Приезжают туристы — мы им всегда рады, у нас много русских друзей. Но какой может быть мир, если вы пришли на БТРе делать выборы?! Что бы завтра ни было — мы останемся верными Украине, с украинскими паспортами! Я не могу сказать, чтобы все эти годы Украина нам сильно помогала — но она хотя бы не мешала. А у вас в России что? 200 человек на митинг выйдут — и 2000 человек ОМОНа их сомнет. У меня четверо детей, и я хочу, чтобы они, когда выросли, имели возможность сказать то, что думают. А будет Путин… Вот Кадыров сказал, что готов в Крым прислать солдат. Против нас! Он мусульманин, как он мог про братьев своих такое сказать?!

Шевкет переводит дух от своей страстной речи и добавляет:

— Мы с чеченцами тоже общаемся. Не с этими, — и он бросает взгляд куда-то в сторону, — а с другими. Настоящие сыны Ичкерии. Они говорят: пусть сунется — мы поможем.

Шевкет за время нашего разговора несколько раз повторил про «настоящих сынов Ичкерии». Из чего мне становится понятно, что все — и благообразные тетеньки-председательши выборных комиссий, опасающиеся «бендер», и их украинские подружки, и настороженные против терроризма мужики в самообороне, да и крымские татары тоже — все сейчас живут в своем искусственном, услужливо сконструированном, готовом к употреблению мире, где все легко делится на черное и белое. А уж какой выбрать — каждый решает, в зависимости от потребностей.

Когда уже вечереет и мы выходим из мечети, Шевкет показывает мне блестящую голубую полоску где-то вдали, между холмами.

— Там уже море, — говорит он.

Вокруг, над Бахчисараем, стоит пронзительная тишина. День прошел тихо, и закончился тоже тихо.

А Симферополь, несмотря на дождь и промозглую погоду, наоборот, — шумит. Концерт на площади Ленина гремит до глубокой ночи. Улицы наводняет пьяный веселый люд. Гудят машины с развевающимися российскими триколорами. Незнакомые прохожие перекрикиваются друг с другом через улицу:

— Слава России!

— Слава России!..

Крым