Вадим КОНЫШЕВ, Андрей ЛЕОНОВ

Реформа Российской академии наук (РАН), а в большей степени — стиль и средства ее проведения, оказались весьма неприятны для российских ученых. Они поняли, что не нужны действующей власти, по крайней мере в том виде, как они себе это представляли. Разгон РАН вызвал жаркие дискуссии: нужны ли России ученые, а если да — то в каком виде?

Для ответа на этот вопрос нужно понять, какой социальный заказ на науку существует сегодня в России.

Социальный заказ на науку

Любопытство — свойство человеческой натуры. В самых разных странах и во все времена находились люди, которым было интересно исследовать окружающий мир. Назовем эту деятельность «наукой», в самом широком смысле этого слова.

Отношение общества (социума) к науке бывает разным. Нас интересуют те случаи, когда обществу наука нужна, а именно общество готово за науку платить. Будем называть эту ситуацию «социальным заказом» на науку.

Если в обществе существует социальный заказ на науку, то он проявляется в готовности власти финансировать научные исследования. Поэтому при классификации типов социального заказа мы возьмем за основание его роль для власти — понимая, что она не всегда эквивалентна его роли для общества в целом.

По нашему мнению, можно выделить три основных типа социального заказа на науку: статусный, инновационный и военный. В первом случае власть платит за укрепление статуса, во втором — за увеличение прибыли, в третьем — за выживание. Все эти заказы могут существовать одновременно. Положение науки в государстве определяется наличием и типом социального заказа, или сочетанием этих типов.

Подчеркнем, что наука как деятельность заинтересованных людей может существовать и без всякого социального заказа, в том числе в форме социальных структур — вплоть до научных обществ и академий, работающих за свой счет. Но без финансирования со стороны власти масштаб научной деятельности, — особенно связанной с экспериментами, приборами, экспедициями — вынужденно ограничивается личными финансовыми возможностями ученых.

Статусный заказ

Статусный заказ — это готовность власти платить за укрепление своего статуса, стремление финансировать науку (культуру, спорт, монументальное строительство и проч.) «во славу государства». Наиболее яркие проявления статусного заказа в чистом виде, без примеси инновационного или военного, можно найти в Средние века.

Для средневековой аристократии выживание, богатство или успех в боевых действиях никак не зависели от результатов научных исследований. При этом некоторые феодалы щедро оплачивали работу ученых, финансировали исследования в различных областях наук, оказывали покровительство университетам. Причиной финансирования научных исследований был вовсе не интерес к науке, а потребность феодала в демонстрации и укреплении своего статуса: как перед своим окружением, так и в собственных глазах.

Демонстрация статуса теряет всяческий смысл, если ее не оценили соседи. Поэтому Средние века дают нам красочные примеры непротиворечивого совмещения астрономии и астрологии, химии (алхимии) и магических ритуалов, медицины и религиозных обрядов. В данном случае обществом (властью) оплачивается не столько добыча нового знания, сколько эффектная демонстрация — как существующих знаний, так и существующих заблуждений.

Инновационный заказ

Инновационный заказ на науку — это готовность власти финансировать научные исследования для повышения конкурентоспособности своего товара и увеличения прибыли. Инновационный заказ существует только при капитализме и является его важным признаком. Субъектами действия в капиталистическом обществе выступают капиталисты, они же — фактическая власть.

Начало бурного развития науки в XVII веке, возникновение современного научного метода прямо связано с зарождением и становлением капитализма. Появился новый спрос: за науку стали платить не по воле феодала, а по необходимости капиталистического производства.

Инновационный заказ ориентирован на практический результат: научные открытия должны приносить прибыль. В современном мире именно капитализм формирует наиболее устойчивый и оплачиваемый спрос на научные исследования. Но спрос этот распределен по планете неравномерно: при капитализме разные государства играют разную роль в мировом разделении труда. В ядре технологической зоны (Северная Америка, Западная Европа, Япония) ведутся научные исследования и технические разработки, в государствах промышленного пояса (Китай и др.) сосредоточено производство, а страны третьего мира служат рынками сбыта готовой продукции и поставщиками ресурсов. Инновационный заказ на науку существует только в ядре капиталистической технологической зоны. В государствах промышленного пояса, и тем более в странах третьего мира, существование инноваций не подразумевается в принципе. Рост финансирования науки в Китае, наблюдаемый в последнее время, вероятно, связан с его претензиями на переход в ядро технологической зоны.

Значение инновационного заказа для общества, вероятно, состоит в создании предметов и технологий, увеличивающих комфорт повседневной жизни. Практически все технологичные товары народного потребления, созданные на основе научных открытий, — от швейной иглы до самолета — стали общедоступны благодаря капитализму.

Военный заказ

Военный заказ на науку — это спрос на научные исследования, увеличивающие военные возможности общества (власти). Как и для статусного заказа, примеры военного заказа можно найти во все времена, начиная с античности. Но роль его в жизни общества была невелика вплоть до XX века, и особенно его второй половины, когда соперничество сверхдержав привело к истинному расцвету военного заказа.

Не статус, не прибыль, а само выживание политической системы и ее руководителей оказалось зависимым от наличия мощного военно-промышленного комплекса (космический и атомный проекты), в основе которого лежала новая физика: квантовая механика и теория относительности. Ракеты и плутоний никак не улучшали повседневную жизнь простых людей, но надежно (как тогда казалась) сохраняли статус-кво двух Систем.

Золотые годы Академии наук СССР связаны именно с военным заказом на науку. Денег не считали — на кону стояло выживание системы. Фундаментальная наука получала не более 5% от общего финансирования НИР и НИОКР, но и этих 5% хватило для ее наивысшего расцвета за всю историю страны. Глубина разочарования, постигшая наших ученых после развала Союза, может сравниться лишь со степенью огорчения их американских коллег, лишившихся своих миллиардных бюджетов. И тем и другим стало больше не за что платить.

Космические полеты и атомная энергетика, интернет и мобильная связь — все высшие технологические достижения человечества в XX веке выросли из оборонки.

Есть ли в России спрос на науку?

Разгон остатков советской Академии наук, чудом продержавшейся на плаву на 20 лет дольше породившего ее государства, со всей очевидностью обнажил проблему социального заказа на науку. Есть ли он в России, а если да — то какой?

Инновационный заказ на науку, как было отмечено, возможен лишь в тех государствах, которые формируют ядро современной единой технологической зоны. Россия к ним не относится. Мировые капиталисты с радостью готовы принять необходимых ученых в свои лаборатории — хоть из России, хоть из Зимбабве, — но только на своей территории. Отдельные примеры инновационного заказа, вероятно, могут существовать в России в качестве исключений — но их влияние на общую ситуацию с наукой в стране исчезающее мало. Авторы вряд ли откроют секрет, утверждая, что в большинстве случаев финансирование, выделяемое на «инновации», направляется на деятельность, которая не имеет к инновациям никакого отношения. Скромный научный результат главных «инновационных» проектов нашего времени — «Роснано» и «Сколково» — весьма показателен. Выделенные на них средства, в лучшем случае, эффективно потрачены на закупку западных технологий предыдущего поколения.

С военным социальным заказом ситуация обстоит немного лучше. Какой-то военный заказ в России, очевидно, существует — как минимум потому, что военным необходимо обслуживать и совершенствовать существующие средства вооружений. Но его масштабы несравнимо скромнее, чем во времена СССР.

При этом деньги на науку в стране выделяются, и немалые. На Общем собрании РАН в мае 2012 года президент отметил, что за 10 лет (2002—2012 гг.) финансирование гражданской науки увеличилось в 10 раз (с 30 до 323 млрд рублей), а прямое финансирование РАН — в 5 раз (с 12,6 до 64 млрд рублей). Более того, было отмечено, что планируется и дальнейшее увеличение финансирования гражданской науки — до 1 триллиона рублей к 2015 году. Финансирование же науки в целом, включая военную науку, примерно втрое больше.

Судя по наблюдаемым признакам, мы имеем дело с масштабным возрождением статусного заказа. Налицо все его основные черты: субъективность финансирования, отсутствие ответственности за результат, преклонение перед загадочными словами, шумными мероприятиями и иностранными светилами. Крупные суммы выделяются на демонстративные проекты вне всякой связи с логикой развития науки и техники. Исполнители не несут никакой ответственности за результаты работ, что повсеместно приводит к имитации деятельности, — но это вполне устраивает заказчика, «лишь бы по бумагам всё было чисто». При реальном военном или инновационном заказе это абсолютно невозможно!

Таким образом, российское общество и выражающая его интересы власть демонстрируют вполне определенный и хорошо оплачиваемый статусный заказ — и не только на науку. Та же ситуация наблюдается в спорте, культуре, архитектуре.

Будущее науки в России

Понимание статусной природы современного российского заказа на науку выстраивает все действия чиновников в стройную, логичную, непротиворечивую картину. Зачем нужна академия наук, руководители и многие члены которой не занимают высоких мест в мировых персональных рейтингах? Зачем финансировать университеты, не имеющие шансов войти в топ-100 мировых вузов? Зачем платить высокую зарплату ученым, работающим в России, если для поддержания статуса достаточно пригласить зарубежного профессора с высоким рейтингом?

Похоже, что мы вступили в исторический период, когда основным типом социального заказа на науку является статусный заказ. Предыдущим таким периодом был феодализм. История, конечно, не повторяется напрямую, и отношения российской власти с наукой в XXI веке не будут калькой статусного заказа Средних веков. Но некоторые предположения относительно форм существования науки в России в ближайшем будущем сделать можно.

Прежде всего нужно понимать, что власть, озабоченную статусом, не интересует практический результат научных исследований. Это не капиталист, который выжмет из ученого все соки за свои «инвестиции в инновации». И не генерал, который за отсутствие результата может и расстрелять.

Не стоит ждать, что финансирование научных исследований будет хоть как-то связано с логикой развития науки и техники. Статусный заказ по природе своей субъективен и полностью зависим от личных пристрастий первых лиц.

К сожалению, стоит заранее смириться с униженным статусом российского ученого по сравнению с иностранцами. Проблема не в научном уровне, а в исконном преклонении местных феодалов перед зарубежными светилами. Заграничные клоуны всегда занятнее.

Вероятно, стоит ожидать расцвета «новых университетов». В Средние века именно в университетах была сосредоточена передовая научная мысль, хотя и в постоянном вынужденном компромиссе с господствующей религией. Укрупнение и рост финансирования ведущих российских вузов, переход их под патронат первых лиц, и в то же время — открытие кафедры теологии в МИФИ в 2012 году, показывают направления грядущих пертурбаций.

Наконец, можно надеяться на усиление господдержки всевозможных музеев, архивов, коллекций. Демонстрация былых заслуг — беспроигрышный способ поддержания статуса, который наверняка будет востребован властью. Дешевле открыть еще один музей Юрия Гагарина, чем осуществить новую космическую миссию.