К летней олимпиаде 1980 года советский детский поэт Евгений Ильин, до тех пор воспевавший в основном достоинства шахмат, замахнулся на большую тему и выпустил стихотворение «Доброе оружие», где были, в частности, такие корявые, но в чем-то искренние строки. «Спорт больше, чем ловкость и сила, и честен он, и справедлив, здесь дружба вражду победила, людей самых разных сплотив. Бывают дороже награды улыбки и смех от души, поэтому Олимпиады так праздничны и хороши». В чем же искренность этой пропагандистской поделки? Всем известно, что московские игры служили, скорее, плацдармом «холодной войны», а не праздником единения. Многие лидеры мирового спорта не приехали на игры, что сказалось на чистоте результата. Комментарии советских журналистов были ангажированными, а зачищенная к мероприятию Москва выглядела «потемкинской деревней». Тем не менее, именно политический акцент обеспечил московским играм уникальное место в истории. В прозрачной аналогии состязания и войны была известная красота и монументальность. Она придавала происходящему смысл. И вообще — значительная часть человечества была захвачена спортом как таковым — без всякого деления на «своих» и «чужих». Справедливость и торжество символических ценностей, на которые бесхитростно напирал вышеупомянутый литератор, в итоге оказывались на первом месте благодаря внятному и открытому политическому противостоянию.
Новые игры в подновленной империи проходят зимой и на периферии. В идее искусственного замораживания морского курорта проступает вера в безграничность власти. Есть известное изящество в том, чтобы устроить заморозки там, где царит вечная оттепель. Олимпиада — новый уровень притязаний России. Чего стоит нашумевшая реклама «Сбербанка», простодушно цитирующая нацистскую песенку о мировом господстве. Но и ведь это и правда крупнейший инвестиционный проект, крупнейшее международное событие с почтенной, органически спортивной претензией обставить предшественников. Азарт, который так ценится в нашей горячей северной стране, часто оправдывает блеф, необеспеченные ставки. Потом как-нибудь разберемся. Здесь наряду с классикой жанра, всякими там «быстрее, выше, сильнее», актуализируются другие призывы — «ярче, дороже, наглее». Спорт с его древней игровой природой, ритуальными коллективными эмоциями и терапией излишков энергии сам по себе уже никому не интересен. Коллективные дворовые практики типа футбола и домино неслучайно все куда-то подевались. Массовый спорт как одна из опор национального строительства исчез, растворился в дорогих зрелищах и медийных контекстах. Это больше не субститут войны — ведь и война изменилась до неузнаваемости. По той же причине из спорта ушла политика, эзопов язык игры и единоборства ей больше не нужен. Границы конфликтов проходят в других местах. Они связаны исключительно с маршрутами перемещения капитала.
В шоу-бизнесе давно не имеет значения, в какой стране артист живет, в какой ведет дела, в какой записывается. В спорте сложилась идентичная ситуация. Богатые спортивные клубы так же, как успешные артисты, работают не на страну своего обитания, а на собственный брэнд. Миграции легионеров давно стали единственно возможной тактикой обновления состава. Вдобавок спортивный клуб завернут в упаковку с логотипами спонсора и представляет чьи-то интересы, отрабатывая зарплату. Как следствие, сходит на нет вероятность появления великих игроков — у игры не остается спортивной мотивации. Можно возразить, что индивидуальные состязания от легкой атлетики до биатлона выявляют чемпионов, представляющих национальные команды. Однако все чаще на мировых первенствах спортсмены выступают за страну, которая дает возможность пробиться в первый эшелон тем, кому из-за высокой конкуренции ничего не светит на родине. Русские фигуристы катаются под флагами Латвии и Азербайджана, зарабатывая себе места в мировом рейтинге и в качестве отступных — реноме для своих работодателей.
Олимпиада с ее более традиционным уставом, разработанным в эпоху расцвета национальных государств, призвана корректировать этот релятивизм, приводить его к воображаемой норме. В итоге спортсмены меняют гражданство, невольно иллюстрируя его растущую относительность. Примеры фигуристки Юко Кавагути и сноубордиста Вика Уайлда — единичные, но заметные. Очевидно, что таких случаев будет больше. Сильное впечатление производит и глобализация тренерских траекторий. Российская школа фигурного катания — это сейчас и американская школа: современных претендентов на медали в команде США готовят Игорь Шпильбанд и Марина Зуева. Чем дальше, тем легче спортсмены будут относиться к своему гражданству, а нормы международных соревнований — подстраиваться под глобальный мир. В противном случае олимпиада потеряет смысл у нас глазах, превратившись из актуального мирового события в комичный реликт векового национализма. Впрочем, Россия пока именно в таком ключе объясняет значимость этого события. Для страны третьего мира такая концепция — в самый раз.
