КолонкаПолитика

Почему Россия не Франция, а Путин — не Олланд. Или наоборот

Судя по нулевой реакции на слова Олланда, основная масса французов — Жаны, не помнящие родства

Этот материал вышел в номере № 11 от 3 февраля 2014
Читать
Лидеры сильные — наделенные поддержкой широких трудовых масс и стабилизационным фондом, никогда не пытаются объединить в одно сплоченное общество то, что нельзя объединить: например, людей с нормальной сексуальной и политической ориентацией и разного рода геев… Во Франции такая практика процветает...
Изображение

Во-первых, они всерьез говорят о кризисе доверия, который поразил французское общество.

Недоверие разъело все механизмы взаимодействия между политическими актерами (не будем про актрис), почти уничтожило надежду на общественный договор ради спасения страны.

Осмелюсь догадаться: именно поэтому предложение непопулярного президента (рейтинг в районе 25—30%, уровень доверия — еще ниже) с патетическим названием «Пакт ответственности» — все серьезные политические силы приняли нормально. И не посмели его уничтожить в первых же комментариях. На это не пошли даже лидеры оппозиционной либерально-консервативной партии UMP.

У французов теперь нет выхода: они зашли слишком далеко. Они даже народного артиста Депардье не смогли удержать. Дальше — или общественное спасение, или крах. Хитрые, они решили спасаться.

Осмелюсь предположить-2: решили еще и потому, что Олланд говорит не только о спасении страны, но и обещает выгоду каждому французу. Всё просто: сильная Франция — сильный француз. Сильные предприятия — сильная Франция. Поэтому Олланд предложил боссам предприятий налоговые послабления в обмен на создание новых рабочих мест и перевод производств на Родину. «Пакт не подразумевает обязательное согласие всех, и я это понимаю, но он призывает всех к участию… Мы имеем разные интересы и темпераменты, но у нас одна страсть — успех нашей страны», — сказал непопулярный французский президент, в очередной раз показав свою слабость. Лидеры сильные — наделенные поддержкой широких трудовых масс и стабилизационным фондом, освоившие байк, а не мотороллер, — никогда не пытаются объединить в одно сплоченное общество то, что нельзя объединить: например, людей с нормальной сексуальной и политической ориентацией и разного рода геев… Во Франции, как мы знаем, такая практика процветает. Если это — доверие, то на лицо, действительно, его, доверия, глубочайший кризис.

Помимо прочего, французы боятся потерять свое положение в мире. «Я хочу открыть широкие дебаты о том, какой будет Франция через 10 лет. Потому что это всех нас касается», — сказал Олланд. Понятно, почему французы боятся потерять положение: они называют свою страну «пятой державой в мире». Пятое место — это даже не в призерах, еще немножко и можно вылететь из числа вершителей мирового порядка. Нам в России об этом можно не беспокоиться. Особенно накануне Олимпиады.

Еще французы боятся, что бюрократическая система в стране чересчур запутанная и дороговато обходится. Поэтому пакт предполагает меры, которые «упростят жизнь — государству, гражданам и предприятиям». «Так, — считает Олланд, — мы выиграем время и деньги для всех, (добьемся) ускорения роста экономики и (создадим) новые рабочие места…» Французы не понимают, что, сократив госрасходы, можно только проиграть деньги. Сократив чиновников, можно только увеличить безработицу. А запутанность процедур — основа национальной безопасности.

Французы ужасно боятся потерять свою притягательность для всего остального мира. «Мы должны оставаться привлекательными… Мы должны привлекать инвестиции отовсюду…» — говорит Олланд. Великая Россия никогда не сможет потерять свою привлекательность в глазах всего остального мира. Хотя бы потому, что он нам слишком многим обязан

Французы также опасаются, что их предприятия, которые пустили корни по всему миру, в ближайшие 10 лет проиграют конкурентную борьбу. «Величие страны — это величие наших предприятий», — считает их идеологически недальновидный президент, который за 2 года не протолкнул ни одного предложения о проведении в стране мирового спортивного форума и даже не построил мост к саммиту государств Средиземноморского бассейна.

И, наконец, о самом главном. К сожалению, судя по нулевой реакции на слова Олланда, основная масса французов — Жаны, не помнящие родства. Хотя есть и другие. Но именно им и отказывает президент в их желании идти вперед, глядя в обратную сторону, вдохновляясь примерами предков. «Ностальгия… «Франция была хорошей до…» Но до чего? — спрашивает Олланд, не знающий, видимо, что в нормальных державах бывают комиссии по фальсификации истории. И продолжает: — До кризиса? Но какого кризиса? До войны? Но до какой войны? …Не бывает золотого века. Есть только новый век, который мы должны подготовить».

«А смысл?» — спросим мы Олланда.

Пока некоторые прекраснодушные французы переживают о том, что во Франции не все еще достаточно свободны в своем выборе и равны по своим возможностям, власть в стране — как верно отмечают носители традиционных галльских ценностей — захватила кучка, состоящая из ЛГБТ, франко-масонов, сионистов, убийц в белых халатах и детоубийц. Которая и проталкивает все эти законы о «браке для всех», о «равенстве между женщинами и мужчинами», о «добровольном уходе из жизни»…

Мы в ответ можем лишь удивиться и перекреститься. И еще раз убедиться в правильности принятого свыше решения — построить в Париже Российский духовно-культурный православный центр .

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow