Наступило 7 января. На Майдане Рождественская ночь. Час назад там проводили праздничный молебен священники разных конфессий, а теперь со сцены несутся гитарные рифы, по зданиям напротив шарят лучи лазера. Охранники из числа волонтеров лагеря — парни не старше двадцати — пританцовывают, пользуясь тем, что за сценой их не видно. С помощью полиэтилена и тепловых пушек у входа на сцену сооружена обогреваемая комната — в ней толпятся ряженые с гармоникой, которые вот-вот выйдут на сцену колядовать, распорядители трясут сценарием. Певица Руслана — бессменная ведущая ночей на Майдане — мечется туда-сюда: ей нужно контролировать все. В два ночи она выходит на сцену петь гимн Украины: его поют каждый час. Сейчас в будние дни на Майдане чуть меньше людей, чем было в начале протеста, но расходиться никто не намерен.

— Вы на площадь ходите как на работу, каждую ночь дежурите на сцене несколько часов. Вы что-то еще успеваете?

— Главное для меня сейчас — удержать семью, чтобы они меня совсем не забыли. (Улыбается.) Но мой муж и моя мама все время здесь, со мной.

Майдан — это не территория, это украинское сознание. Янукович ввел страну в состояние конфликта даже на международном уровне, причем в сторону России тоже. Это не считая крови и насилия: он избил свой народ. Он нарушил конституцию. Мы что, возвращаемся в эпоху феодализма? Come on, 21-е столетие, так не будет! Люди настолько умные, люди настолько взрослые, ментальность коллективного сознания такова, что Майдан сейчас любого политика может поставить на колени — в смысле сделать подотчетным себе.

— С тех пор как встал большой Майдан, вы выступаете по ночам. Что это для вас — возможность дистанцироваться от политиков, найти свою нишу?

— Ночное дежурство возникло в ночь с 24-го на 25-е (ноября. — Прим. авт.). Тогда было первое вече. Вечером люди разошлись по домам, осталась маленькая группа людей — человек 50, которые посмотрели друг на друга и сказали: стоп, что-то не так. Ну, пойдем мы сейчас домой — а толку? Ничего же не изменилось. Мы стояли под зонтиком, пели песни… Я пришла домой и говорю мужу: «Я хочу следующую ночь дежурить на Майдане». В этом есть идея — стойкости. Если ты ночь простоял за свою позицию, это показывает, что ты не шутишь.

Пару дней назад мы подумали, что людям, которые уже месяц живут вокруг митинга, надо дать нормально поспать, и решили сделать перерыв на ночь — так все заволновались! Майдан круглосуточный: иногда он разрастается, как живой организм, иногда сокращается, остается минимальное количество людей. Но не прекращается ни на минуту.

Вообще, если кто-то говорит, что может руководить Майданом или что здесь применяются какие-то технологии, — это полная ерунда. Я с 22 ноября стою на Майдане. То, что я видела здесь, — происходит стихийно. Вон лазеры работают: красиво, наверное, кто-то за это платит, да? Эти лазеры принесли волонтеры, не взяв ни копейки денег, я знаю этих ребят!

— Как, по-вашему, может закончиться Майдан?

— Красиво. Я не знаю, до какой степени мы все поменяем политически: сменим президента, или вернем конституцию 2004 года — о парламентско-президентской республике, но у людей должна быть сатисфакция. Объединение — это лично для меня цель Майдана, он должен стать сердцем для всех нас. Конфликтная ситуация должна закончиться миром, единством!

— Вы не допускаете мысли, что Майдан закончится плохо?

— Нет. Это было бы несправедливо. Я знаю, что есть Бог, поэтому верю, что все произойдет справедливо. Мы по истории это видим — в конечном итоге всегда побеждают простые люди.

— Есть что-то, что вам не нравится в Майдане: разочаровывает, идет не так?

— Да, конечно. Я стараюсь этого не замечать, а своим примером показывать людям, что есть главная цель. Когда Ленина снесли, я говорила, что ни один памятник не стоит имиджа Майдана и того, ради чего мы здесь.

Я так счастлива, что Майдан не перерос в гражданскую войну… Прямо перед Богом: спасибо огромное, что ты, Бог, нас бережешь. Молимся много — каждый час ночью гимн и молитва. Каждый раз, когда мы молимся, такая чистая энергия появляется… Искренняя молитва сразу умножает энергию человека на миллион. Это моя личная математика. (Улыбается.)

— Вы чувствуете ответственность за то, что происходит на Майдане?

— Я чувствую ответственность за каждое свое слово. Я понимаю, что на меня люди ориентируются, — вот эту ответственность я обязана нести. Пару дней назад мы попытались прервать ночь еще и потому, что если я не в состоянии сама простоять до утра, я не могу людям сказать: «Стойте до утра».

Про меня говорят «душа Майдана» и другие аллегории применяют… Я очень просила людей не скандировать мое имя здесь, не благодарить меня. Важно, чтобы каждый человек остался скромным волонтером, маленькой частью чего-то большого.

— Как становятся комендантами?

— Когда стихийно возник Майдан, от каждой партии был назначен человек, который должен был организовывать жизнь: как людей обогреть, накормить, разместить, вынести мусор… От партии «Удар» назначили меня: я закончил два военных училища, подполковник запаса. Мы — триумвират, управляющий всем хозяйством Майдана. Сейчас я старший комендант. Мы сменяем друг друга: через десять дней главным станет комендант от «Батькивщины», потом — от «Свободы».

— Как организована охрана?

— У нас больше 2 тысяч человек (одномоментно. — Прим. авт.), которые занимаются обороной. Они поделены на сотни. Они несут боевое дежурство по воинскому уставу, с ними проводят тренировки такие же офицеры, как я.

— А если человек уходит с поста?

— Мы его вычеркиваем из списков сотни. Его могут перевести в волонтеры, например. Люди же разные: кто-то не выдерживает бессонных ночей.

Когда человек впервые приезжает на Майдан, его регистрируют и спрашивают: «Где бы вы хотели быть полезным?» У нас есть инфоцентр, он принимает заявки от всех (служб Майдана. — Прим. авт.): если на кухне нуждаются в поварах, отправляем туда. День-два — испытательный срок, потом — обратная связь: кухня подтверждает, что человек им подходит, или, наоборот, просит перевести в другое место.

Кроме кухни и охраны можно быть волонтером — это как бы разнорабочие, без специализации. Например, сегодня в час ночи приехала огромная машина на сто кубов мусора. Мы подняли волонтеров, они загрузили машину. Еще у нас есть врачи, санитары: вот только что я проводил совещание с психиатрами. Консультировали нас, как справляться со вспышками агрессии, с апатией, унынием — люди же находятся в непривычных условиях, без домашнего комфорта.

Примерно через неделю работы даем людям отдохнуть. Покупаем им билеты домой. Сотник со всеми держит связь.

— И люди возвращаются?

— Конечно, возвращаются. Мы не уйдем отсюда — иначе смерть всей Украине.

— Но на Майдане становится меньше народу…

— Вы говорите о тех, кто приходят по выходным? Мы их называем туристами. А ядро Майдана — константа. Оно дышит, играет: больше-меньше. Например, люди уезжают домой встретить Рождество с семьей.

Через работу в охране прошло тысяч десять-одиннадцать. И эти люди, с новым мировоззрением, с меньшей боязнью перед властью, приезжают домой и рассказывают: мы стояли мирной акцией и своими телами закрыли демократию. Вот Новый год: казалось бы, какое удовольствие быть на площади, его все празднуют в семейном кругу… А здесь яблоку было негде упасть! Только у меня здесь были жена и четверо детей.

— Как устроена работа в случае провокаций?

— У нас есть группа быстрого реагирования: хорошо подготовленные ребята в камуфляже песочного цвета. Они туда выдвигаются, выделяют провокаторов… В основном этих людей сразу сдаем в милицию.

— И милиция вам помогает провокаторов выводить?

— Она обязана это делать! Они содержатся на наши деньги, мы же налогоплательщики.

— Со стороны милиции бывают помехи с доставкой продуктов или вывозом мусора?

— Постоянно! Не пропускают мусоровозы. Я, народный депутат, пользуясь своим статусом, сажусь за руль мусорной машины и проезжаю — я-то лицо неприкасаемое. А потом мусоровоз выезжает, его догоняет милиция: «Если еще раз появишься, заберем лицензию». Была история, когда депутат сел за руль машины, которая туалеты чистит, выехал, посадил за руль предпринимателя и вернулся на Майдан. А предприниматель звонит — его милиция догнала и требует: «Пиши заявление об угоне, потому что у тебя за рулем сидел другой человек». Шизофрения!

— Где же вы находите предпринимателей, которые еще готовы вывозить с Майдана мусор и чистить туалеты при таких рисках?

— Вы меня не понимаете. Их не надо находить, они сами приходят.

— Но они же боятся за бизнес…

— Да нас…ть им! Они же не деньги сюда приехали зарабатывать: больше половины нам все это бесплатно делают. Они приехали сюда за будущее своих детей, чтобы никакой мажор их детей на дороге не сбивал, и потом они не могли найти правды в суде. Если бы каждый боялся, тут бы не было Майдана.

Отняли права — так он без прав сюда едет. Или другой находится. Мы же не залились нечистотами, мы в день столько дров сжигаем — их постоянно подвозят, бесплатно везут. Или пришли мы покупать генераторы для палаток. Вы представляете, сколько это стоит?! А он (предприниматель. —Прим. авт.) загрузил генераторы в нашу машину, дверью хлопнул и говорит: «Езжайте!» (Сдерживает слезы.)

— Какой процент трат покрывается пожертвованиями?

— Процентов 20, не больше — если говорить о пожертвованиях здесь, на Майдане. Остальное — предприниматели, партии что-то дают.

— Какой выход? Стоять-стоять-стоять: до какого момента?

— Если раньше, в 2004 году, у нас шли выборы — был инструмент сразу все изменить, то теперь надо ломать, подстраивать законодательную базу. У нас есть программа. Вот 14 января сессия Рады начнется — будем отставку правительства первым вопросом ставить.

— А если сейчас не получится? Голосовать за роспуск кабмина ведь можно раз в полгода.

— Если надо, мы регламент нарушим. Все сейчас смотрят на Майдан. Конечно, есть ошибки: Ленина повалили — я категорически против этого, нельзя так с историей. Есть люди, которые жили при нем, молились на него. Хочешь, чтобы там стоял Бандера? Ставь рядышком!

— Вы рассматриваете вариант, что Майдану придется стоять до выборов весной 2015 года?

— Надо будет — постоим. Либо будем стоять, либо сидеть до конца жизни.

— И все-таки что делать-то? Майдан стоит и стоит…

— Ничего вы не понимаете. Майдан — это школа. Чем дольше он будет стоять, тем больше людей пройдет через Майдан, инфицируется этим вирусом, и волна пойдет дальше, как деление ядра атома… Чтобы проснулись все, наконец, чтобы хуторянство ушло — моя хата с краю… Чтобы задумались, выглянули из-за своих высоченных заборов: «Зачем-то же они там стоят?!» А дальше — гражданское общество. И неважно, какой придет президент. Любой будет подотчетен народу.

Евгений Фельдман, Наталия Зотова

В дни Евромайдана даже атеисты поняли, зачем в центре современного Киева храмы. Спасаясь от погони, избитые участники студенческого Майдана каким-то чудом сумели добежать от площади вверх, до ворот Михайловского Златоверхого монастыря. Монахи (храм принадлежит УПЦ Киевского патриархата) впустили и спрятали окровавленных людей. Ворваться в храм милиция не решилась.

Десять ночей спустя, когда уже многочисленные палатки и баррикады Майдана в очередной раз оказались под угрозой штурма, на колокольне Михайловского Златоверхого ударил набат. Он не стихал три часа кряду. Киев слышал такое лишь в 1240 году, когда на город наступала Орда… Как рассказывали очевидцы, набат услышали даже на левом берегу Днепра: вскоре его подхватили церкви, сооруженные в спальных, тяжелых на подъем районах. Так ночью в центре собрались сотни тысяч мирных граждан. Кровопролития не произошло.

В Киево-Печерской лавре колокола молчали. Ее наместник, владыка Павел, постоянный член Священного синода УПЦ Московского патриархата, осудил протест. Впрочем, болеющий митрополит Владимир накануне предложил свою резиденцию в лавре для переговоров власти и оппозиции.

А 15 декабря перед Народным вече, во время уже традиционного экуменического молебна за мир и спокойствие в Украине, рядом с представителями Киевского патриархата, Украинской Греко-католической, Римско-католической и Автокефальной церкви на сцене Майдана оказался протоиерей Георгий Коваленко, глава Синодального информационно-просветительского отдела УПЦ Московского патриархата.

Когда пронеслась весть о заминированных станциях метро и — одновременно! — о зачистке Майдана, я видела, как тысячи людей, обнажив головы под снегопадом, напряженно слушают и повторяют на украинском языке: «Ты все видишь, Господи! Укрепи наш дух». Потом священники разного возраста, не снимая облачения, встали перед первым рядом защитников баррикад.

С одним из них, отцом Павлом (Добрянским), настоятелем храма УПЦ КП в селе Комаривка Макаровского района Киевской области, я побеседовала в пресс-центре штаба национального сопротивления.

— Православные и автокефальные священники разных конфессий молились и не напоминали друг другу больше ни о фундаментальных разногласиях, ни о «спорных» помещениях церквей, ни о соперничестве за паству… Легко это далось?

— Люди на базовом, первичном уровне не разделяют Бога. Конфликт начинается на уровне верхов духовенства. Ведь если завтра в стране возникнет поместная церковь, то им придется делиться властью.

— Не боитесь увеличения влияния католицизма на украинцев под воздействием Майдана?

— Познайте дерево по его плодам. У хорошего дерева — плоды хорошие, у плохого — плохие. Мне не кажется, что это самореклама. Греко-католики своей самоотверженностью и поведением проповедуют сегодня достойные примеры.

— Вы, простые священники, готовы к компромиссам?

— Я с первых дней на Майдане. Еще когда подходил к студентам, многие фыркали: зачем смешивать политику и религию? А потом протестующие сами приняли решение создать духовный комитет. Мы освятили несколько походных часовен вместе с нашими греко-католическими братьями. Римо-католики тут появились чуть позже. Мы объединились даже догматически. Накануне вечером католические священники отказались в конце службы не произносить догмат о непорочном зачатии Девы Марии, даже некоторая агрессия возникла. Но на молитву в ночь штурма и те, кто настаивал, и те, кто возражал, вышли вместе, с братскими слезами и любовью обняли друг друга и читали тропарь «Спаси, Господи, люди твоя».

Потом мне позвонил знакомый священник из Крыма и сказал, что они с матушкой тоже до утра молились, чтобы «Беркут» не поднял меч на свой народ. А я ему рассказал, как на баррикаде обращался к спецназу со словами Писания: «Кто душу за ближнего положит, то нет большего благословения!» И ничего плохого не произошло.

— И Януковича, и оппозицию обвиняют в излишней жесткости, непримиримости, в готовности приносить жертвы. Ради поставленной цели можно пролить кровь?

— Если стоять на позициях макиавеллизма — да. Но сам Христос, сказав «кесарю кесарево» — он ведь не говорил, что земные правители не нужны! — не нарушил ни одного ни человеческого, ни духовного закона. Зато на призыв апостола Павла вынуть меч, чтобы защитить себя, ответил: «…взявшие меч — от меча и погибнут». И по тем, кто проводил неправдивую агитацию, как некоторые российские средства массовой информации, рано или поздно их же меч и ударит. И по Московскому патриархату, который в вопросах пропаганды действует гармонично с властью.

— Представителей УПЦ МП, судя по всему, вы пока не готовы назвать, как католиков, братьями…

— Отдельные священники Московского патриархата пришли на Майдан, чтобы разделить с людьми их судьбу. Они тоже видят Украинскую православную церковь независимой и поместной.

Ольга Мусафирова, соб. корр. «Новой», Киев