Путин вел себя чрезвычайно прилично: как-никак с интеллигенцией встречался. Даже извинился перед писателем и телеведущим Игорем Волгиным за то, что его перебил. Писатели (интеллигенция) тоже вели себя прилично. Не устраивали оваций и скандирований после каждого слова президента. А перебил Путин Волгина после его рассказа об уровне некоторых нынешних студентов — мол, не могут ответить даже на наводящий вопрос: «Когда была война 1812 года?» Путин студентов защитил, предположив, что, очевидно, в этом случае студенты немеют от идиотизма преподавателя. И снова извинился. Это была очередная, на этот раз невинная (Волгин даже не вспотел), президентская шутка.
Они вообще гуманисты, эти писатели. Вспомнили тут, до кучи, и о Комиссии по помилованиям, в которой некогда участвовали, и посетовали, что ее больше нет. Путин одернул: всё есть — в каждом регионе (и ведь прав, а мужики-то и не знают!). И вроде как сам милует постоянно, даже устал. Вообще высокому Собранию был присущ доверительный тон разговора.
И в нем поучаствовал даже Достоевский (который то и дело подбегал к Путину и что-то шептал тому на ушко, благо сидел на сцене кресла через два от лидера). Он выразился в том смысле, что: а пущай эти с Болотной посидят-подумают, тюрьма — вещь полезная: вот он, Достоевский, перейдя красную черту и оказавшись в узилище, — там только и стал настоящим писателем, «Записки из подполья» сочинил и вышел оттуда очень умным…
Тут я, каюсь, выкрикнул из зала, что зато потом природа на потомках отдохнула (непонятно? См. ниже). Но меня одернул Толстой.
Спасибо, Наталья Дмитриевна Солженицына возразила Достоевскому (а как бы заодно и Толстому), сказав, что царская тюрьма была не в пример гуманнее нынешней, и узникам Болотной совсем не до художественного творчества, и надо бы их всё-таки освободить. Писатели Наталью Дмитриевну поддержали.
Но Достоевский не согласился, напирая на кандалы, причинявшие Достоевскому же неудобства и нравственные страдания, от которых избавлены нынешние подследственные (из Города Солнца).
Всё-таки чувствую: для, увы, не удостоенных присутствием на сём постмодернистском (с креативом!) Российском Литературном Собрании (sic!) надо кое-что пояснить.
Дело в том, что инициаторами этого милого диалога с властью были: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, Шолохов, Пастернак… Правда, Пушкин не А.С., а Александр Александрович (увы, не смог приехать из Бельгии); Толстой не Л. Н., а Владимир Ильич; Достоевский не Ф.М., а Дмитрий Андреевич; Пастернак не Б.Л., а отнюдь Елена Владимировна; Шолохов не М.А, а наоборот — Александр Михайлович; зато Лермонтов — как есть Михаил Юрьевич! (Не хватало только Гоголя — их описать.)
Все эти далекие потомки классиков (кто-то и просто родственник-свойственник, как Е.В. Пастернак, вдова сына поэта — Евгения Борисовича, или непонятно кто — как полный тезка-однофамилец Лермонтова, не имевшего, как известно, детей) не на шутку встревожились судьбами литературы, и особенно русского языка как такового.
И написали обращение к действующим писателям — собраться вместе с Путиным и постановить (цитирую) «вернуть Литературе, Чтению, Книге, Слову их высокое место и предназначение». Благородно, как бывали благородными собрания.
Сами писатели не додумались. Да и куда им, нынешним, до Лермонтова с Достоевским!
Однако и у них, бедных (в буквальном смысле слова), есть свои проблемы: отсутствие какой-либо государственной поддержки некоммерческих изданий; подчеркнутое игнорирование современной литературы государственными телеканалами (кроме — изредка — канала «Культура»); атомизированное — до двух-трех магазинов — книжное распространение; невозможность купить «толстый» литературный журнал нигде, кроме редакции самого этого журнала; отсутствие элементарных социальных гарантий писателям — вплоть до пенсий и медобслуживания; расколотость на несколько союзов писателей, большинство из которых нищи, статус этих союзов, приравненных к обществу любителей розовых черепашек (писатель Ю. Поляков)…
Вот для преодоления этой расколотости и, если повезет, нищеты, для включения слова «литератор» в перечень творческих профессий (его там до сих пор, оказывается, нет!) писатели сюда и пришли. Кроме гордых Акунина и Лимонова.
Но у первого с распространением и нищетой (вернее, ее отсутствием) всё в порядке, а второму — статус революционера не позволяет идти на диалог с властью.
Власть же — в невозмутимом лице Путина — возмутилась писательской «социалкой», посетовала, что на чтение в день у вверенных ей граждан уходит в среднем всего-то 9 минут в сутки, предложила писателям объединяться и в этом случае выразила готовность через это общественное (подчеркнуть!) объединение по возможности помогать материально некоммерческим проектам, и вааще (но чтобы ее, власть, не заподозрили в попытках влияния на свободных словом писателей, не дай бог!)… И еще власть дополнительно отчиталась, что уже вернула литературу в школьные программы для старших классов и готова объявить 2015 год Годом литературы (продолжительные аплодисменты).
Кроме того, полемично защитив розовых черепашек как форму проявления дикой природы, которую надо беречь, Путин тем не менее признал литераторов тоже разновидностью творческих деятелей — почти как кинематографистов, кои всё же требуют больших госвложений (тут я увидел в зале кинорежиссеров Соловьёва и Говорухина).
Был момент, когда глава государства уже было собрался покинуть (простите плохой каламбур) Собрание. Но задержался еще на полчаса. Всё-таки ему было интересно послушать не в митинговом формате, о чем базарит интеллигенция. С Махатмой Ганди-то уже не доведется поговорить…
Но тут ему устроил форменный облом Андрей Дементьев: несмотря на умоляющие крики из зала: «Не надо!», 85-летний стихотворец-песенник стал читать свое длинное стихотворение про, что же такое всё-таки хорошо…
Ну и хорошо. Всё закончилось благополучно. Гарант Конституции отбыл в сопровождении Пескова, Володина, Говорухина и проч. в свой «голубой вертолёт», как и подобает волшебнику. А обнадеженные писатели отправились на щедрый банкет в неуютной, с низкими потолками столовке огромного здания Российского университета дружбы народов, где и проходило это высокое Собрание. Почему-то к ним не присоединились «потомки» — типа более высокая каста, что ли (кстати, говорят, один из них аж водитель трамвая). Потом узнал, что «потомкам» был уготован VIP-зал. Потому, чем закончился горячий разговор Лермонтова с Достоевским, не услышал и рассказать не могу. А жаль. Для истории русской литературы такую информацию невозможно переоценить!
P.S. Да, еще нельзя не отметить высокий уровень эрудиции, продемонстрированный Путиным на Собрании. Он — до точной цитаты — продемонстрировал подробное знание процесса над Бродским. А закончил свое общение с аудиторией цитатой из Лермонтова: «Люблю Россию я, но странною любовью». К чему бы это?..
