Самый принципиальный и значимый судебный процесс этого года, начавшись с грандиозного скандала, затем, погрязнув в склоках и превратившись под конец в бессмысленную тягомотину, бесславно завершен — коллегия присяжных, которая должна была вынести решение по делу об убийстве обозревателя «Новой газеты» Анны Политковской, распущена. И послевкусие осталось отвратительное…
А жаль. Ведь именно этот повторный процесс реально был способен наконец-то приблизить всех нас к ответу на вопрос: кто убил Анну Политковскую? Потому как, в отличие от первого, окончившегося в 2009 году оправдательным вердиктом присяжных, у следствия теперь было куда больше доказательств и куда меньше белых пятен в обвинительном заключении.
Во-первых, пополнилась скамья подсудимых, на которой оказались: Лом-Али Гайтукаев, один из организаторов убийства, и пойманный в Чечне Рустам Махмудов, по версии следствия, — киллер. Во-вторых, к началу процесса уже был осужден на 11 лет строгого режима экс-начальник отделения 4-го отдела оперативно-поискового управления ГУВД Москвы Дмитрий Павлюченков, который долгое время ходил в «ценных» свидетелях. Однако с помощью «Новой» и адвокатов потерпевших удалось доказать его причастность к преступлению: именно он организовал слежку за журналистом, именно он достал оружие и передал его убийце. Появилось у следствия и много новых свидетелей — в том числе и тех бывших сотрудников секретного подразделения МВД, которые следили за Политковской.
Но все как-то сразу пошло наперекосяк. Сначала дети Анны, ждавшие этого события долгие семь лет, были фактически выкинуты из процесса. Суд, потом растянувшийся на несколько мучительных месяцев, куда-то торопился и не смог подождать несколько дней, пока потерпевшие вернутся в Москву. И, кстати, это было первым и последним проявлением жесткости, которую продемонстрировал председательствующий Павел Мелехин, поскольку потом уже адвокаты подсудимых и сами обитатели «аквариума» творили в процессе все, что хотели.
И серьезные доказательства, которые предъявляли присяжным прокуроры Локтионов и Семененко, потонули в скандалах. Защита откровенно стремилась процесс затянуть, растянуть, разбить на маленькие фрагменты, чтобы потерялась нить происходящего. Цепляясь за какие-нибудь мелочи в протоколах, устраивали на весь день перепалки с обвинением или судьей. И присяжные были вынуждены или весь день просиживать в своей комнате, или их по нескольку раз за час просили покинуть зал заседания, потом возвращали, чтобы через пять минут вновь удалить. Допросы свидетелей срывались, а тех, кто все-таки смог выступить в суде, часами мучили одними и теми же мелкими, не относящимися к делу вопросами.
Наконец, защита не посчитала необходимым объяснить своим клиентам, что кричать, нецензурно выражаться и оскорблять судью недопустимо. И подсудимые вели себя не просто развязно, а — похабно. Мат, плоские шутки, фривольные песенки, крики были в порядке вещей. Больше ничего. Ну за исключением слов о том, что они, подсудимые, в СИЗО просто-напросто умирают. Что, правда, не мешало «умирающему» Рустаму Махмудову бить ногами в стекло «аквариума».
Судья Павел Мелехин так и не смог справиться ни с адвокатами, ни с подсудимыми. Да, как казалось, особо к этому и не стремился. В ответ на любое хамство лишь тихо спрашивал: «Ну почему вы меня оскорбляете? Кто вам дал такое право?» И суд все больше и больше превращался в отвратительный балаган…
Начали выбывать присяжные: сначала двое сообщили о своей болезни, потом еще двоих по весьма странным основаниям зачем-то попросили отвести прокуроры: одна член жюри якобы заранее высказала коллегам суждение об исходе процесса, а другой не рассказал о погашенной судимости (хотя имел полное право — по закону-то он не судим). Все это вызывало вопросы хотя бы еще и потому, что Мосгорсуд был просто набит оперативниками, которые сопровождали прокуроров, сидели и в зале, и в коридорах.
Ну не могло не сложиться впечатление, что за присяжными так или иначе следят. И адвокат Мурад Мусаев, на которого в ходе процесса завели целых два уголовных дела (нашли время!), естественно, поднял скандал. На одном из последних заседаний он спросит прокурора Семененко:
— Мария Эдуардовна, откуда вы знаете, что один из присяжных был судим?
— Из источников, близких к правоохранительным.
— Мы прекрасно понимаем, что это за источники. Это — оперативные сотрудники.
— Сейчас их будет еще больше!
Но «сейчас» не случилось. К 13 ноября коллегия присяжных поредела окончательно: сложили с себя полномочия еще четверо, включая старшину. Случилось это внезапно, что тоже смущало: у кого-то вдруг обнаружились хронические заболевания, у кого-то — командировки… Конечно, вполне возможно, что присяжные просто устали: ведь с середины сентября по ноябрь процесса не было вообще — из-за карантина в одном из СИЗО, а когда он все-таки возобновился, адвокаты и прокуроры вместо изучения доказательств начали выяснять, кто из них виноват во вспышке кори. И присяжные вновь просиживали дни вне зала заседаний или занимались физкультурой, заходя, садясь на стулья, минут через десять вставая и выходя… Кто теперь разберет, что на самом деле случилось с коллегией? (Кстати, «Новая газета» и дети Анны Политковской очень заинтересованы в том, чтобы все-таки этот момент прояснить, — мы просим присяжных выйти с нами на связь.)
Все. Как бы то ни было, это изматывающее душу действо окончено. На 14 января назначен отбор новой коллегии. Остается надеяться, что продолжение выйдет все же пристойным. И удастся, спустя семь с лишним лет, узнать, кто наказан за то, что 7 октября 2006 года Анна Политковская была расстреляна пятью выстрелами в упор.
