…Они покидали школу. Десятки лет отданы детям. Уходили тихо. Знали, что уже никогда не войдут в школу. Не сговариваясь, в одно и то же время, в последний раз закрыли свои кабинеты. В сумках лежали их методические пособия. Это были Галина Сергеевна — математик и Зинаида Ивановна — словесник.

У них на руках уведомления об увольнении.

Зинаида Ивановна удостоилась особой «чести». На общем собрании глава Максатихинского района Вячеслав Елиферов на вопрос Зинаиды Ивановны ответил: «Пенсионерка… вот сидите дома и занимайтесь хозяйством».

В соседних кабинетах другие учителя тоже машинально складывали в сумки пособия, которые им уже не понадобятся. Кто-то плакал. Кто-то утешал плачущего. Осталась без работы Александра Александровна, учитель начальных классов. Никто не подумал о первоклассниках, которые лишились первого учителя.

Она переселенка. Оказалась чужаком в Узбекистане.

— Приехала в деревню с сепаратором. Готова была ко всему. Знала, что заведу хозяйство. С деревенской жизнью смирилась сразу, потому что была школа.

На все предложения подхватить часы по предметам, в которых она не является специалистом, ответила отказом.

А в большой комнате, которую занимали дошколята, техничка Анна Давыдовна судорожно вытирает лужу под батареей, а потом идет мыть тряпку.

— Анна, оставьте эту затею! Школа закрыта. Кого волнует эта лужа? — это я.

— Нет, как же… Это малышовая группа.

Как силен педагогический инстинкт. Школы нет, а ты приводишь доску в порядок, поправляешь парты.

Безутешна Любовь Смородкина, техничка. Живет одна-одинешенька. До пенсии четыре года. За работу получала 4,5 тысячи рублей. Теперь работы не найти. Остается без средств к существованию. Мы как-то забываем, что есть тот слой населения (и он значительный), для которого грош-копейка — условие какой-никакой, но все-таки жизни. Безжалостно отбираем и эту копейку, наделяя силовиков почти миллионной зарплатой в месяц.

Не прошло и полгода, как мы с нашим фотокором Аней Артемьевой видим уже вторую уничтоженную сельскую школу. Все в той же Тверской области. Жестоко ликвидирована школа в селе Мошенка, где учительствовал Илья Фарбер, сидящий под стражей. Школа, как игрушка. Любимая. Ухоженная. Окружена дивным лесом. Учителя все никак не могли понять, что делать с красавцем-флагом, символом школы. И что делать с вывеской из ивовых веток: «Жизнь прекрасна!» Последнее рукотворное изделие учителя.

За десять лет блужданий по горячим точкам я видела немало разрушенных школ. Зрелище, разрывающее душу. В последний раз (2009 год) это были развалины школы в селе Ванати Южной Осетии, где я не раз проводила уроки. Здесь жили грузины и осетины. Село опустело, а среди развалин еще видны обрывки детских сочинений, чей-то ботиночек и букварь «Дэда эна».

— Это война, — скажете вы мне.

А что же случилось в Мошенке и Кострецах? Отчего страдают учителя и родители? Отчего плачут дети?

— Реорганизация, — скажут вам.

То, что уже много месяцев происходит в Кострецах, — это на самом деле война с народом. Ее могло не быть.

Да, да! Именно так. Конфликта можно было избежать.

Еще в 2011 году родители были уведомлены, что школа находится в предаварийном состоянии. «Требуется скорейшее проведение ремонтно-восстановительных работ», — такой вывод делает проектное бюро «Ротонда». Особая озабоченность — тепловой режим школы. Отопить монстр, построенный по южному проекту в 1984 году, невозможно. Уже тогда возник вопрос, куда возить детей: в Максатиху или поселок Ривицкий? Родители — против. Поговаривали о восстановлении старой школы, построенной в 1930 году.

Ни ремонта действующей школы, ни восстановления старой все эти годы не происходит. Родители пишут письмо губернатору Тверской области А. Шевелеву.

1 апреля 2013 года родителям отвечает глава администрации Максатихинского района Вячеслав Елиферов.

Запомните этот пассаж: «Учитывая перспективность поселения, в соответствии с тенденциями возрождения сельского хозяйства, развития крестьянско-фермерских хозяйств <…> рассматривая выгодное для автомобильного сообщения место расположения данного образовательного учреждения <…> а главное, что МБОУ Кострецкая СОШ имеет до 2018 года постоянный контингент обучающихся <…> от 30 человек ежегодно, администрация района приложит все возможные средства для сохранения школы».

1 сентября начинаются занятия. Школа получает некий лист, разрешающий занятия. Все наши попытки получить этот документ кончились неудачей. Директор Л. Васильева сказала, что такого документа в школе нет. Он в отделе образования.

В сентябре проходят выборы.

30 сентября появляется акт о том, что школа представляет опасность для детей. Скажем мягко, акт этот вызывает некоторые сомнения.

Родители требуют встречи с В. Елиферовым. Она состоялась 17 октября. И на этот раз глава призывает совместными усилиями решить проблему.

Именно в этот день дети (10 человек) младшего и среднего возраста входят в зал, где идет собрание, с плакатами против закрытия школы. Через несколько дней в Кострецы прибывает полиция. Выясняется природа «несанкционированного митинга». Идут поиски зачинщиков того, что власть называет то «единым фронтом родителей», то саботажем.

Вячеслав Елиферов со своими обещаниями исчезает напрочь. Тем не менее родители создают Совет, который разрабатывает подробный план ремонтных работ. В приложении указаны материалы, необходимые для работы. Отмечается личное участие родителей. Для проведения работ жители просят администрацию оказать финансовую помощь по возможности. Вот так прямо и написано: «По возможности». А между тем власть определяет денежные затраты на ремонт школы: сначала это 7 миллионов, затем 12—17, наконец, возникла цифра 20 миллионов. Космические цифры, как говорит власть. Заоблачные для селянина. Всем ясно: школа ликвидируется.

— Нет! — говорит власть. — Школа не ликвидируется. Она присоединяется к другой, что в 20—25 километрах от деревни.

О том, что понимают жители Кострецкого поселения, и о том, чего не понимает власть

Проблема сельской школы не в том, на сколько километров она будет отделена от деревни. Она в том, что школа была и остается единственным гарантом существования села. Ликвидация сельских малых школ — это уничтожение российских территорий. То, что имело ИМЯ, превращается в НИЧТО, заросшее бурьяном.

Сельская школа всегда была транслятором культурных ценностей. Не Дом культуры, а именно школа. Она влияет не только на детей, но и на взрослых.

Отрыв человека от земли еще скажется на судьбах последующих поколений. А возможно, уже сказался. Русские мальчики со свастикой уже никогда не будут ни пахать, ни сеять.

Кампания по закрытию малых сельских школ не учитывает важных тенденций современного развития. К ним относится заселение ряда сел молодыми образованными людьми, которые предпочитают городским условиям сельские. Они хотят, чтобы их дети выросли в естественной природной среде. Той среде, в которой ни время, ни пространство сжатию не подлежат. Это тенденция не только российская, но и мировая. Когда уже стало ясно, что школы в селе нет, я услышала, как старая жительница села сказала прямо на собрании: «К нам приехали такие замечательные люди. И что мы сделали?»

…Лилия Ермолина из Ивантеевки. Ребенок часто болел. Искала дачу на лето во Владимирской и Рязанской областях. Заехала в Тверскую область.

— Деревня оказалась такой красивой, что я не смогла уехать.

Старшему сыну Глебу девять лет. Он не был успешен в прежней школе. Почему-то не мог сосредоточиться. Здесь окреп. Попал в класс к Александре Александровне, учительнице высокого класса. Мать сразу заметила изменения в сыне.

— Я уже сумела освоить через сына ее методические приемы, настолько интересные, что у ребенка появилась та сосредоточенность, которой не было раньше.

Младшему сыну Артему 3,5 года.

— Не успеет проснуться, и сразу: «В садик! Тетя Вика, тетя Вика…»

Артем так и не сходит с рук Натальи Петровны, второй воспитательницы малышовой группы. Мать двоих детей в шоке от решения властей. Боится за здоровье старшего сына. Не знает, что делать с младшим.

…Татьяна Смирнова молода и красива. У нее двое детей. Живет в деревне Жуки. В 6 километрах от Кострецов. И что же делает такая красавица в деревне?

— Сначала ухаживала за своими родителями и родителями мужа. Потом освоила все способы сельской жизни. Завели пчел, хозяйство. Дети растут здоровыми.

Восьмилетний Максим и двенадцатилетний Данила будут теперь вставать ни свет ни заря. Провести все детство на наших дорогах — это и во сне не приснится. Попробовали бы дети чиновников на себе испытать это дорожное счастье.

…Семь лет семья священника Валерия Бояринцева живет в деревне. Сначала жили как дачники. Теперь — постоянные жители. Пятеро детей. На днях родится шестой. Не могут нарадоваться своей деревенской жизни. Говорят, что это настоящая, а не «пластиковая» жизнь. Марина Сафронова — бабушка. Биолог. Морфолог. Специалист по фауне моря. Слушать о полихетах (морских червях) — удовольствие, ни с чем не сравнимое. Она рассказывает о способах существования морской фауны, которая не имеет аналогов на суше. Чего стоит сага о колониальном способе жизни! Здесь нет метрополии. Получающий пищу не будет жрать ее в одиночестве. Пища передается другому.

— Вы не видели фильм Кэмерона «Аватар»? — спрашивает Марина.

— Нет, — говорю я.

Марина вздыхает. Она работала в институте океанологии и знает тех, кто работал с Кэмероном еще на «Титанике». Если бы люди умели учиться у моря, у них была бы другая жизнь.

…Телефон не умолкает. Просят батюшку исповедовать уходящего в мир иной. Спрашивают, можно ли обмыть человека, если он еще дышит. Ждут совета по мирским делам.

Власть определила батюшку в зачинщики Кострецкого сопротивления. И совершила большую ошибку. Он не организатор сопротивления. Он рядом с людьми. Не позволяет естественному гневу превратиться в разрушительную силу.

Храм Успения Богородицы построен в 1876 году. Это чудо-храм. Нет сил его покинуть. Благодать нисходит на вошедшего. Здесь есть зримое ощущение начала начал, и одна мысль не покидает тебя: нельзя допустить, чтобы рядом с таким храмом не было школы. Храм никогда не закрывался. Точно так же, как деды и прадеды отстояли храм, их потомки на той же земле стоят за детей и школу. Само существование храма в Кострецах представляется провидением. Храм без людской тропы — что может быть горше и печальнее?

О вреде и пользе лжи

Их было десять человек. Двое из третьего класса, один из пятого, шестеро из шестого и один восьмиклассник. Малокомплектная школа на самом деле — удивительный тип организации детской жизни. В обычной школе существует возрастная сегрегация. Где и когда может встретиться одиннадцатиклассник с пятиклассником?

Межвозрастные контакты — мощный педагогический инструмент не только воспитания, но и обучения. Попробуйте провести урок по «Хаджи Мурату» одновременно с седьмым и одиннадцатым классом, как провела его я. Многое может открыться для учителя. Взрослея, мы теряем ценнейшие качества детства. В разновозрастном общении происходит взаимное обогащение. Известно, что на определенных этапах сам возраст становится фактором одаренности. Кострецкая школа — это семья.

Так вот, дети размышляли, как спасти школу. Они знали о своих правах. О них можно прочитать в дневнике. Вот один из пунктов о правах.

Ученик имеет право «на свободу совести и информации, на свободное выражение взглядов и убеждений». Это типовое положение об образовательных учреждениях. Утверждено Постановлением Правительства Российской Федерации. Опрометчивое Положение, скажем прямо. Дети это прочли.

Руслану девять лет. Он говорит, что самая большая трудность состояла в том, чтобы сохранить тайну подготовки. Они знали, что в одном из кабинетов занятий не будет. Там они изготовляли и прятали плакаты. Мама Руслана умерла. Он помнит только имя — Алла. Отец неизвестно где. Его воспитывает бабушка. Работает на ферме (не дай бог, ее прикроют).

Я спрашиваю Руслана, был ли он счастлив? Он говорит сразу: «Да! Был». Это когда он узнал, что ему подарят технику. Но ее не подарили. Однако он помнит счастье ожидания. Любит торт. Его дарят на день рождения. Я спрашиваю, когда у него этот день. Отвечает: «Когда-то после Нового года».

Пытаюсь убедить Руслана, что в новой школе будет хорошо, тепло, не то что в старой.

— Пусть там теплее, но наша — самая первая и самая родная школа.

В рассказе мальчика не раз прозвучала фамилия главы администрации Елиферова. Меня поразило, с какой легкостью он произносил эту фамилию. Не позавидуешь главе. Было ли мальчику страшно предстать пред его очи? Говорит: «Нет!»

Владимиру двенадцать лет. Хочет стать механиком, работать с машинами. Мама — доярка. Компьютера нет. Брат учится в Твери. Ему надо помогать. Володя помнит все точно, как было. Они не знали, что делать с выражением «собственных взглядов и убеждений», пользуясь языком Положения. Хотели выйти на улицу с плакатами. Но кто-то из взрослых, увидев детей в коридоре, сказал: «Там решается ваша участь». И указал на зал. Они вошли. Глава администрации предложил им сесть. Они сказали, что могут постоять, поскольку молодые. Возгласы Елиферова: «Уберите камеру!»; «Не спекулируйте на детях!» Было страшно?

— Нет!

Одному из мальчиков я сказала честно, вот вышла бы я с плакатом, а передо мной оказался человек, против действия которого я протестую. Что я почувствую? Пусть не страх, но какое-то смущение будет? Что же испытал мальчик? Шестиклассник задумался.

— Что-то вроде ненависти… — сказал не вдруг.

Горькое это зрелище — протестующие дети.

Известно, что взрослые дети и маленькие взрослые — основа тоталитарных режимов.

Детство надо проживать как детскость, а не решать проблемы взрослого мира. Они знают, что приезжала полиция выяснять происхождение несанкционированного митинга. В какие же игры играют взрослые! Одиннадцатиклассница Женя Кизилова сказала детям, что у них низкая правовая культура: надо за три дня предупреждать о митинге. Победительница нескольких олимпиад, Женя дала мне замечательное сочинение. Вот фрагмент из него: «Все мы одна большая и очень дружная семья. Учителя становятся родными, сосед по парте — братом и сестрой! Старшеклассники приглядывают за малышней. А как дети резвятся на перемене… Мы друг за друга горой. Вот мне интересно: как будут вести себя чиновники, если у них отобрать дом, выкинуть вещи на улицу, а самих отправить в общежитие? Вот и у нас отбирают наш родной дом — школу. Мы должны стоять в стороне и молча смотреть на произвол чиновников? Нет, мы будем бороться до конца».

Мише Бояринцеву десять лет. Учится в пятом классе, перешагнув через один. Больше всего он любит лес. Вспомнил двух плачущих девочек. Пытался утешить. Они плакали о своей учительнице.

Миша озабочен первоклассниками. Как они во тьме будут идти ранним утром к автобусу? Фонарей в деревне нет, и дороги не чищены. Автобус в деревню не зайдет.

У Миши есть мечта: чтобы города стали большими деревнями. А еще сказал: «Если школу закроют, у нас не будет надежды. У нас и так мало людей». Изучает свою родословную. Ездил со своими исследованиями на олимпиаду. В его родословной 330 участников. Полюбил одного из своих предков, Дмитрия Кондратьева, предпринимателя.

Я спросила Мишу, какой вопрос он задал бы взрослым.

— Может ли быть власть честной во всей стране? — вот этот вопрос.

…Со мной всегда в дороге книга для чтения (четвертый год обучения в сельских начальных училищах). Издание 1916 года.

Какие тексты! Какие имена! Толстой, Достоевский, Лермонтов, Аксаков, Гончаров, Тургенев и т.д.

Выбираю отрывок из «Братьев Карамазовых».

Это рассказ о сыне штабс-капитана Снегирева. Об Илюше, больном мальчике. Ребенок тосковал о Жучке, исчезнувшей и, наверное, погибшей. И вот Коля Красоткин пришел навестить своего больного друга, а с ним собачка Перезвон. Случилось нечто неожиданное. Илюша увидел в Перезвоне Жучку, в голосе Илюши были страдание и счастье. Вот тогда завопил Коля: «Да-да, это Жучка…»

Я спрашиваю Мишу: «Разве Коля не солгал?»

— Солгал, — сказал Миша. — Но это ложь во спасение. Ему легче будет болеть.

На следующий день мы читаем этот текст вместе. Вслух. И вдруг нам чудится, что на самом деле это был не Перезвон, а Жучка. И уже независимо ни от чего я говорю: «Значит, все-таки бывают ситуации, когда ты обязан солгать на пользу другому».

Миша отзывается сразу: «Лгать, что школу сохранят, а потом ее закрыть — какая от этого польза?»

И вот о чем я думаю: почему Вячеславу Елиферову не пришла в голову простая мысль побеседовать с этими детьми? Как знать, чем бы могла закончиться вся эта кострецкая история, прояви власть желание договориться с людьми?

Отдадим должное власти, она не препятствовала журналистам выполнять свой профессиональный долг, не закрывала двери школы. Больше того, зам главы администрации Елена Ильина сама сообщала нам о предстоящих собраниях. Иногда нам казалось, что в Кострецах мог случиться прецедент: гражданское общество и власть пошли навстречу друг другу. Пока этого не случилось.

И тогда рабочий котельной сказал…

На последнем собрании (7 ноября) начальник Управления образования Надежда Морозова уведомила родителей, что вариант восстановления старой школы остается, хотя в бюджете денег нет (требуется от трех до пяти миллионов рублей).

— Не верим! — сказал Игорь Кириллов.

— Не верим! — вторил ему зал.

Вот где доминанта противостояния народа и власти. Рабочий котельной Кириллов сказал то, о чем думает каждый. Перед выборами — агитация за «Единую Россию», посулы сделать то одно, то другое. Выборы прошли — обещания забыты.

Власть должна прекратить врать. Зачем главе районной администрации Елиферову надо было 17 октября говорить о «совместных усилиях решить проблему», когда он знал: все решено!

Это вообще любимая формула власти: решать нашу судьбу без нашего участия.

Зачем надо было министру образования Тверской области Н.А. Сенниковой в ответе на письмо Татьяны Смирновой из деревни Жуки сообщать, что ее письмо направлено главе администрации с просьбой «рассмотреть возможность организации обучения и воспитания детей дошкольного возраста и учащихся 1—4-х классов в здании бывшей школы», когда министр уже знала, что участь школы решена. Письмо министра отправлено 20 октября. Через десять дней все учителя получили уведомления об увольнении.

Власть должна отказаться от привычки видеть в любых проявлениях народной воли непременно заговор. Власть не осознала, что в Кострецах не бунт, ведомый кем-то.

Решения властей ударили по святая святых — детям. Родительский инстинкт не нуждается в вожаках. Он срабатывает мгновенно и навсегда.

Отец двоих детей Сергей Гааг: «Что я понял из истории нашей борьбы? Мы — лишние люди».

Марина Сафронова, бабушка: «Борьба за справедливость часто заканчивается фиаско. Но в ней есть главное — красота людей, которые отстаивают свое достоинство».

Родители предъявили администрации требование: до 18 ноября дать письменные гарантии, что процесс восстановления старого здания школы в Кострецах будет закончен к началу будущего учебного года. В противном случае обучение будет организовано вне стен школы. По домам!

11 ноября подвоз детей в соседнюю школу не состоялся. Из 30 детей только трое отправились в школу. «Ищите спонсора», — сказала власть.

Мы попытаемся найти спонсоров. Построим школу в Кострецах.

Создание горизонтальных социальных сетей есть средство самоорганизации народа.

Кострецкое поселение с новой школой обретет новое дыхание жизни. Избавит семилетнее дитя от поездок по нашим российским дорогам и даст трехлетнему Артему Ермолину надежду на встречу с любимой тетей Викой.

Пришла пора создавать пространство жизни, параллельное государству. Попробуем…

Послесловие

Двадцать лет назад в селе Косиха Алтайского края был музей истории села. Директор музея, учитель истории, устроил выставку. Она рассказывала о репрессированных крестьянах по знаменитой статье. Репрессировались целые семьи. Я спросила учителя, был ли на деревне «37-й год».

— Он у нас был в 1929-м, — сказал учитель.

Спросил, известны ли мне протесты интеллигенции в связи с крестьянской трагедией?

Массовых протестов я не знала.

— Это была проба сил, — сказал учитель. — Если безмолвно уходят миллионы крестьян, опыт может быть повторен на других.

Двадцатилетняя расправа с деревней проходит при нашем молчаливом согласии. Мне известен протест двух женщин — правозащитницы Людмилы Алексеевой и актрисы Лии Ахеджаковой.

Но как и на чем может повториться тот опыт, свидетелями которого мы являемся?