— Жутко подлые бывают бабы! — вдруг сказал мой приятель, бизнесмен в области искусства: коллекционер, галерист и куратор.

Сказал, вздохнул и горестно замолчал. Молчать в ответ было бы невежливо. Я начал его расспрашивать. Он сначала отнекивался, но потом рассказал вот что:

«Кем бы она стала без меня? Да никем! Кто она была до меня? Никто! Студентка второго курса. Неглупая, кстати. Нет, конечно, что-то в ней было. В смысле таланта, поэтому я на нее обратил внимание. Давай, попробуй, девочка, удиви нашу публику. Я ей все объяснял, конечно, от и до. Она не спорила, это ценно. Не было в ней этого детского «я сама, я сама!». Всё довольно ловко подхватывала. В общем, у нее стало получаться. Очень была мне благодарна. Смотрела на меня вот так…» — он приоткрыл рот и поглядел на люстру восторженным остекленевшим взором.

— Она тебе поэтому понравилась? — спросил я.

— Не только, — сказал он. — Она очень милая. Даже красивая. Правда, у меня жена еще красивее, но всё равно. Я решил: судьба!

— Ого! — сказал я.

«Но вовремя передумал! — продолжал он. — А она ни на чем не настаивала. Так и жили. Лет шесть, наверное. Потом говорит: «Прости меня, но мне уже немало лет…» Ха-ха! Двадцать пять — немало? «Да, — говорит, — когда моей маме и моему папе было двадцать пять, мне было уже два годика…»

Ага, думаю. Вот оно в чем дело. Замуж девушке пора. Ну что же. Это жизнь. Вам время цвесть, нам время тлеть. Мне было уже 48 к тому моменту.

А потом подумал: «Нет! Не отдам тебя никому».

Пришел домой с твердым решением: развожусь. Прошелся по комнатам. В кабинете выгреб документы из ящика, побросал в портфель. Сел на лесенку около книжных полок. Огляделся. Жена входит: «Ты что тут, как воробей на жердочке?» — и обняла меня. И вся моя решимость куда-то делась.

Слава богу, я никому ничего не сказал. Ни ей, ни жене.

Потом, еще через пять лет, она опять говорит: «Я, конечно, тебя люблю, но…»

Ладно. Обо всем договорились, как взрослые люди. Съездили в Италию на недельку, для красивой разлуки. Возвращались уже по отдельности. Вроде всё.

Через полгода она звонит: «Свадьба в пятницу. Ты его не знаешь, но он очень хороший. Пожелай мне счастья».

Я и отвалился с инфарктом.

Через месяц меня перевели в санаторий, под Москвой. И вот однажды я лежу в своей прекрасной одноместной палате, и входит нянечка со шваброй. Всё, думаю, сошел с ума, привет. А она моет пол и на меня смотрит. Я как заору: «Кто из нас с ума сошел?» А она: «Тихо, тихо, тебе нельзя волноваться».

— Вот это любовь! — сказал я. — Да я бы на твоем месте…

— Да, да, понимаю, — сказал он. — Но учти, это было ее решение!

— Но ты же ее не прогнал? — сказал я.

— А ты бы прогнал? — засмеялся он и продолжал: —Но вот ей уже 36, а мне почти 60. Надо завязывать. И надо ей что-то сделать на прощание. Ну, выставку тут, выставку там, это понятно. Нет, мало! Я ей квартиру купил, представляешь себе? Двухкомнатную, на Каретном Ряду, все окна в зеленый двор. Ремонт оплатил. Мебель вместе с ней ездил покупать. Обставил, можно сказать, по своему вкусу, как для себя… Помог переехать.

Слегка, конечно, прихворнул. Типа депрессия. Понятное дело.

И тут выясняется, что моя верная добрая бедная несчастная обманутая немолодая почти совсем седая жена — уже лет 15 трахается с моим берлинским партнером! И об этом знают все, кроме меня!

Мне прямо легче стало. Депрессия — как рукой.

Хватаю телефон. «Лиза, — говорю, — привет. Ты дома? Я к тебе заеду буквально через час, можно?»

А она отвечает: «Нет, нельзя».

— Ну и понятно, — сказал я. — Ты же некоторым образом жизнь девушке сломал. Осталась без мужа, без ребенка. Наверное, с родителями отношения испортила.

— Это она мне сломала жизнь! — закричал он. — Кто ей велел? Кто ее просил? Что я ее, соблазнял? В койку укладывал? От мужа уводил? Она всё сама!

— Тихо! — сказал я. — Тебе нельзя волноваться.